Взрыв был настолько силен, что огромные и толстые городские ворота буквально вырвало из стен, в нижней их части пробив теперь зияющую на фоне черного металла брешь. Осколки вспышки прошли и дальше, разорвавшись от удара на множество мелких блуждающих, стремительных и смертоносных огоньков. Взрываясь при соприкосновении со всем, что вставало на их пути за воротами, они разрывали в клочья тела державших ворота жителей, вырывали куски из самой земли и стен домов, заливая все у тех ворот жестоким светом. Но пораженные Черным Пламенем жители уже не чувствовали боли, и даже созданное отнимать жизни окто не могло окончательно их уничтожить. Вооруженные подручными средствами, по большей части домашними инструментами, теперь они были отброшены чуть дальше от уже падающих городских врат, и сами, поднимаясь, уверенно рванули к ним. По бокам ворот их мгновенно перехватили мерцающие тьмой монстры, хватая их огромными лапами, разрывая их на месте, или отбрасывая, иногда разбивая их о самую брусчатку. Количество смертей росло в геометрической прогрессии, ибо даже под контролем Черного Пламени разум этих людей больше не мог управлять поврежденным телом. А повреждения их были правда ужасны. Монстры прорывались в город теперь напрямую, иногда перескакивая высокие стены в один прыжок, наводняя город будто самое настоящее нашествие ардов, тем более невосприимчивых к физическим повреждениям.
Жители сбегались к воротам со всего города, обстреливая монстров внизу с домов из луков, забрасывая их топорами и тесаками, но никогда не попадая в цель. Все проходило сквозь них, ибо окто Бога Страха управляло лишь одной материальной их частью — лапами. И те были собраны из земли с тракта. Тела монстров были фантомны, хоть и не были иллюзией, поскольку были видимы даже Черным Пламенем. Невозможными при реальном теле маневрами они перескакивали с одной жертвы на другую, как настоящие охотники, собирая ночью жатву, заливая весь мир вокруг себя уже сухой и поблекшей кровью. Будто того мало, над воротами впереди ослепительно воссияло нечто вроде небесного тело, не слишком большое, но крайне яркое. Белоснежный шар окто с множеством усиков, постепенно складывающихся в своем ядре, затем со свистом и вибрациями самого пространства перед воротами собирая энергию точно для взрыва. С грохотом и будто низким визгом, сфера разорвалась, свет быстро переводя в завесу пыли разрушенных им построек, с чем серые краски быстро краснели, а в воздухе на мгновение промелькнули раскрошенные в пыль плоть и кровь врагов.
Пускай жители продолжали активно передвигаться по городу в сторону уже ближайших к ним ворот, ибо везде на них теперь было шумно, не все они добирались до места назначения, останавливаемые не всегда смертельными, но часто разрушающими городские улочки кусками горящего кирпича. То были не обычные камни, а самые настоящие глыбы и брусья, причиняющие огромные разрушения, наделенные окто оставшихся на требушетах с осадной группой октолимов Демонов, не только поджигая город, но и взрывая, хороня под завалами жителей. Ворота справа и слева были уже также пробиты яростью воинов войска Чеистума, без разбора теперь рубящих всех врагов на своем пути, уже не видя в них очертания людей, даже в их злобных гримасах замечая покорность воле их врага, больше не принимая их за себе подобных. Песнь льда и пламени на правых воротах, соната металла на воротах слева, и симфония разрушения по центру — такая музыка заливала весь город по самый его центр, где звук будто терялся, но откуда батальные сцены на воротах было видно лучше всего.
Боги уже вошли в город, и убийственным шагом, сея смерть и разрушения, продвигались вперед, отбиваясь от все набегающих полчищ пораженных Бездной людей, уничтожая их одного за другим, часто группами, разливая по всей уже заваленной трупами брусчатке море крови. Гоклон стоял у ворот, упираясь обеими руками в свой посох, лишь со стороны наблюдая за боем своих подручных чудовищ и Чеистума против жителей, сам боясь попасть под удары лозы Завядшей Розы, и вкусить ее неизлечимого даже для него яда. Острый бутон с хрустом разрываемого мяса впивался в тела врагов, а лоза за ним от самой руки Бога Смерти рассекала, разгрызала своими шипами врагов вокруг, вращаясь по всему полю боя, постоянно будто стрекоча металлом от впитываемой ей, питающей ее крови. Сам Чеистум был отнюдь не молод, но в грациозном танце смерти вращался на усеянному трупами полю битву, ловкими и виртуозными движениями, будто дирижируя своим оружием, целыми слоями острой лозы разрывая врагов, сам удерживая лозу голыми руками, повреждая их, но не пуская в тело яд. Только он мог так просто пользоваться сим оружием. Только его кровь в жилах стояла, и не переносила по ним яд, а нервы его рук нейротоксину были не подконтрольны, ибо телом управляло окто, а не мозг.
Все равно, это быль лишь спектакль, и мы прекрасно помним, для чего его готовил Чеистум. Топоры втыкались в стены домов и внутри города, между его правыми воротами и главной площадью. Кайла и Тиадрам легко уходили от стычек с врагом, словно ветер быстро проносясь по крышам домов вперед, редких противников на своем пути в столь неудобном для боя месте уничтожая единичными вспышками Пламени. Пускай они и попали в город игнорируя внешние ворота, как и говорил Гоклон, но внутри их слишком быстро обнаружили, напав на них у самого выхода из подземных путей одного из домов, будто заранее их там поджидая. Ни о каких поисках Думы теперь и речи не шло — они должны были во что бы то ни стало продержаться хотя бы до прорыва в город союзников, поскольку покинуть его уже не могли, и преследовались вообще всем остальным городом по его немалым улицам. Даже быстро спускаясь по лестнице с крыши одного из домов, им приходилось заливать Пламенем все пространство под лестницей, очищая его от врагов, все время отстающих от них лишь на десяток шагов, и то не прекращая бега. Силы понемногу уходили из самих героев, пускай они и были отлично подготовлены, все же не могли долго сражаться и убегать в подобном преследовании и окружении.
Уже тяжело дыша, они выскочили с одной из улиц на главную площадь, пробегая ее мимо, направляясь в сторону собора впереди, думая, что в нем им будет куда проще укрыться от врага, и его тем более будет проще оборонять. Между главной площадью и собором было еще одно большое здание, и, как раз между ним и зданием правее, по ширине проходящим параллельно дороге от центральных ворот города правее, из-за углов справа и слева быстрым шагом в их сторону вышел целый строй врага. Оба героя повернулись назад, посмотрели налево, даже осмотрели здание справа. Все было без толку — их окружили со всех сторон.
— Ну-ка посторонись!
Ударом заряженных Красным Пламенем мечей вперед Тиадрам залил площадь особенно ярким в ночи светом, металлическим треском слегка перебивая шум, вызванный передвижением врага вокруг, и самого врага впереди перебивая и сжигая. Повреждения от Первородного Пламени не были похожи на таковые от обычного огня, ибо после соприкосновения с ним материя не сгорала, а поглощалась, будто пожираясь. Но шедший впереди прочих житель не просто так остановил строй позади, подняв руку вперед, так будто ожидая достижения цели Пламени противника. За вспышкой собственного Красного Пламени Тиадрам не заметил защиты врага слоем Черного Пламени. Все время до этого они бежали вперед, уверенные, что враг не выдержит натиска подобный мощи, и лишь теперь остановились, глядя, как враг, как ни в чем ни бывало, продолжает идти к ним, пускай в строю несколько жителей и упали тогда же на землю. Тиадрам злобно цыкнул, скрипнув зубами, понимая, что даже его Пламени недостаточно, чтобы пробиться вперед. Кайла же не была столь критична. Она поняла, что выход есть, увидев, как подействовала атака друга на врага, сразу смекнув, почему после нее даже не поврежденные враги все равно упали.
— Бей еще!
Тиадрам повернулся к ней с легким недоумением, но ее взгляд горел слишком ярко, она была совершенно уверена в такой тактике.
— Давай!
Тут же он развернулся обратно, чуть рванув вперед, занеся мечи сбоку для одного удара, потом для второго, так ударив вперед Красным Пламенем не меньше пяти раз, что каждый раз враг впереди принимал на Черное Пламя стоя на месте, будто не пуская героев вперед, ожидая, что их зажмут тесками уже быстро приближающиеся сзади прочие жители. Но с каждым ударом Черное Пламя на защиту от Красного уходило, а жителей, из которых оно выходило для защиты, покидала воля. Едва алые вспышки закончили мигать впереди, стало видно, что на их пути почти никого не осталось, и там ряды врага сильно поредели. Кайла и Тиадрам уже бежали в их сторону, но юноша потратил слишком много сил на эти удары, и, как то всегда бывает после трат Первородного Пламени, тем более после всей прежней погони, его силы таяли особенно стремительно, и он уже едва мог догнать свою подругу.
— Не бей! — уверенно сверкнула Зеленым Пламенем в глазах Кайла, заметив состояние товарища еще на ходу. — Я сама.
Она пропала во вспышке окто перед самым его лицом. Враг встрепенулся, но все равно ничего не успел сделать. Тот, кто шел впереди, был объят в легкие доспехи, и раньше наверняка был городским стражником. Его спина от правого плеча по самый пояс разошлась по швам вместе с нагрудником, тем более слабым сзади. Именно так, вылетев из вспышки собственного окто за спиной врага, его мечом атаковала Кайла, зарядив самое лезвие его Зеленым Пламенем. Позади нее уже, будто оружие палача, заносилась для удара алебарда, и постоянно приближающийся к врагу спереди Тиадрам видел это, на мгновение подумав, что девушка не успеет отразить эту атаку, и крикнул ей на ходу уже задыхающимся голосом «Сзади!». Он не успел договорить последних букв, и древко алебарды уже было перерублено под самый наконечник. С ним напополам был разрублен и удерживающий его другой житель в обычной тканной рубахе.
Гори, взрывайся.
Ее глаза горели Зеленым Пламенем, и она была совершенно сосредоточена. Из ее уст вырывался уверенный и взволнованный шепот.
Пусть эту тьму развеет Пламя.
Один за другим ее враги падали на землю, разрубаемые пополам, будто пробитое горячим ножом масло. Никогда в жизни Тиадрам не видел столько крови, но ее вид совсем не пугал его, и даже вид разорванных тел врага не вызывал в нем отвращения. Что-то в нем уже помнило кровь и смерть, пусть и он давно позабыл эту часть своего прошлого, согреваемый лишь Красным Пламенем с мыслями о том, что он никогда не был убийцей, и не причинял людям зла. Это и отличало его от Кайлы. Все последние годы она убивала не только ардов, но и людей, которых находила чудовищами. До сих пор убийства людей, даже самых отпетых злодеев, не проходило для нее без волнения и страха, и даже сейчас, навзничь пробивая последнего человека из скопления впереди мечом в грудь, она чувствовала по всему телу невероятную дрожь. Песня спасала ее от волнения, отвлекая ее, расслабляя, и только с ней мир вокруг нее как-то сам растворялся в Пламени, а на все его протяжение она становилась единственной живой душой.
— Ах… — чуть споткнулся по пути Тиадрам, уже почти добежав до девушки, все же обессиленный до легкого жара в лице и свиста в ушах.
Та без колебаний закинула меч в ножны на своей спине, туша в глазах Пламя, уже обычным ловким движением сильных ног подскочив к поднимающемуся товарищу сбоку, от волнения за него даже не подумав, стоит ли ей взять его под руку, или он сможет пойти дальше сам.
— До собора рукой подать. — тяжело выдохнул Тиадрам, быстро покрутив головой, дабы поскорее прийти в себя. — Побежали.
Они сорвались с места вместе, и тогда же о камень брусчатки позади них звякнуло брошенное издали врагом оружие. Жители бежали к ним теперь еще быстрее, уже подходя к ним слева, и даже почти догнав их сзади. Герои без труда пробежали улочку с трупами впереди, на полном ходу, уверяя себя, что «отдыхать будут позже», прорываясь через тут же обступивших их по бокам жителей вперед, к собору.
В то же время, на центральных воротах концентрация врага заметно падала, что противоречило подготовленному заранее плану Чеистума и Гоклона, основанному на наблюдениях их товарищей за численностью жителей в городе еще неделю назад. Последнее крупное скопление никак не перестающих атаки жителей, даже понимающих свое бессилие против столь могущественного противника, как союз сразу двух Богов, собиралось впереди уже из людей, спускающихся вниз по крышам и балконам домов, будто готовя для атаки свои последние силы. Чеистум почти не использовал окто, а Гоклон, понимая, что численность врага стремительно приближается к нулю, отозвал созванных своим окто монстров в небытие. Бог Смерти не мог брать под контроль тела врагов, ибо те были так же поражены Черным Пламенем, и оно еще с шепотом теплилось в их мертвой плоти.
Едва последнее сборище жителей впереди развалилось, это самое Пламя из тел врагов вокруг начало окончательно покидать их тела, с тем собираясь под самыми ногами Богов, быстро уходя куда-то вперед, забираясь под доспехи уже погибшего в бою начальника стражи города в особенно тяжелых полных латах с закрытым шлемом. Он поднимался на ноги из самой крупной кучи трупов, но весьма уверенно разбрасывая их руками, возвышаясь над ними красной гривой своего шлема, так же поднимая над собой жутковатый, объятый Черным Пламенем двуручный меч. Черное Пламя покрывало и его доспех, больше всего извергаясь из его глаз. На центральных воротах теперь было тихо, и он там был последним живым противником войска Чеистума, уже также заканчивающего бои с незначительными потерями на боковых воротах, также исчерпавшего запас кирпича на осадных орудиях. Но даже при шуме штурма других ворот, перед центральными воротами был отчетливо слышен тихий злобный рык и шепот, исходящие от впитавшего Черное Пламя, готовящегося к атаке Богов воина. Его переполняла безумная злоба зверя, явно лишенного какого-либо разума.
— С их способностью трансформации энергии с боями мы далеко не уйдем. — подумал Гоклон.
Враг махнул мечом, со злобным шипением рванув вперед, занеся меч над самой головой Чеистума.
— Уйдем.
Глаза Чеистума сверкнули белой вспышкой окто, когда он сам ударил посохом о землю, с чем по всему полю боя вокруг него, разбрасывая в разные стороны тела врагов, также ударяя в лоб объятого Черным Пламенем воина, ударила волна черного тумана. В обычных условиях эта атака высасывала жизненные силы противников вокруг него, но теперь даже не пробилась через Черное Пламя, лишь слегка сбив его слой, оттолкнув врага на пару шагов назад, что того не до конца остановило, и он, останавливаясь резким ударом уехавшей по камням левой ноги о землю, перенаправил инерцию удара, использовав ее себе во благо, мощно рубанув Бога снизу-вверх самым краешком меча. Чеистум чуть отскочил назад, также ударив по врагу впереди окто через посох, осветив его чем-то вроде длинного и острого фантомного копья, собранного из чистой энергии. Противник попытался развеять окто Черным Пламенем с меча, но не смог поглотить его полностью, все же получив мощный удар с самую грудь, что тут же была разорвана вместе с нагрудником, пускай тот и сдержал большую часть окто противника. Внутренние органы не были задеты, и на место поврежденной плоти тут же пришел больший слой Черного Пламени, защищающий остальное тело. Это дало знак Чеистуму «продолжать в том же духе». Пускай Пламя было непросто пробить, и оно очень сильно поглощало атаки Бога любой силы — победить такого врага было, все-таки, возможно. Нужно было только постараться, и потратить на это много внутренней силы.
К сожалению, на остальных воротах битва подходила к концу все больше с неприятными результатами. Пораженные Черным Пламенем своего врага воины быстро теряли разум, и, пусть еще могли сопротивляться абсолютному контролю его воли, в пылу сражения не всегда замечали, как над их движениями брал верх враг. То были едва заметные изменения, но в бою даже полсекунды задержки, смещенный на сантиметр в сторону выстрел из лука, разжатая в момент замаха рука с оружием, причиняли вред их товарищам. Оставшиеся современные воины и авантюристы, по большей части уже распрощавшиеся с жизнью, были в ужасы, и пара таковых даже сами бежали с поля битвы, все равно никем не остановленные. Демоны, понимая, что становятся опасны для собственных друзей, изредка причиняли вред себе, а то и вовсе просили товарищей их добить, от чего те их, разумеется, тут же отговаривали пламенными речами про честь и доблесть. Возможно, они не слышали поговорку ирмийских воинов «Мертвому воину не важны честь и доблесть». А мертвых воинов на правых и левых воротах становилось все больше, пускай чаще умирали враги.
И Чеистум едва не потерял свое текущее тело от одной шальной атаки почти окончательно уничтоженного им, теперь облаченного Черным Пламенем больше, чем плотью, противника. Черное Пламя с него прорвало защитный слой внутренней ауры мертвого тела Бога Смерти, тут же вгрызаясь в его правую руку, быстро лишая ее контроля окто. Материя как вуали, так и плоти, поглощалась намного медленнее, и даже в бою Чеистум успел со всей силы окто ударить по своему противнику, буквально распылив ударом под собой камни, на окружающих дальше будто выжигая жутковатые угольные письмена, тут же забирая Завядшую Розу из правой руки в левую, а саму пораженную волей врага руку резким движением острой лозы того же посоха отрубив по локоть. Гоклон все еще не подключался к битве, пускай и то зрелище заставило его встрепенуться, уже собирая в руках внутреннюю силу для создания нового монстра, что смог бы поддержать его товарища в бою. Уж кто-кто, а он знал, что Чеистуму далеко до амбидекстрии, и сражаться он может только правой рукой. Он немного успокоился, когда тот, махнув обрубком руки, силой своего окто и будто телекинезом вырвал недостающую часть тела у одного из трупов, присоединив ее к своей, сразу возвращая туда посох. На самом деле, он приказал мозгу трупа самому отсоединить себе руку сложными махинациями с молочной кислотой и мышцами, и так же быстро приказал своему телу восстановить связь волокон поврежденной руки с новой плотью. По воздуху он двигал руку с помощью приказов нервам, которые и контролировал будто кукловод невидимыми нитями, и которыми мог правда управлять телекинезом.
— «Смерть покрыла весь город. План идет насмарку.» — зло осматривая повреждения врага, чувствуя и примыкание к стану мертвых все большего числа своих союзников на других воротах, думал про себя Чеистум. — «Нужно закончить с этой тушей поскорее, и прорваться вперед. Гоклон еще полон сил — он отправит свои фантомы на помощь нашим людям.»
Что не удивительно, злоба его врага по мере боя гасла, ибо в нем с тем гасло и Черное Пламя, все же поглощающее окто с потерей собственных сил. Это Пламя всегда было зло, безумно, и мало кто во всем мире видел его истинную сущность. Чеистум и Гоклон сами заметили, насколько поведение пораженных сим Пламенем жителей отличается от такового его жертв под контролем Дорана. Даже в окружающей тьме, под серебристым светом луны, ясно как день было то, что Клинок Власти временно отказался от контроля своего Пламени, и это немало настораживало Чеистума. Времени об этом думать было не много — враг в любой момент мог одной атакой лишить его тело воли. Ситуация была патовая. Нужно было ликвидировать врага и двигаться дальше так скоро, насколько это было возможно.
Колыхнув уже открывшиеся в бою под капюшоном волосы Чеистума со шрамом почти во всю макушку, что-то стрелой промчалось мимо него, тут же оказавшись между ним и врагом, последнего, все же, не сдвинув с места, только в мгновение ока разорвав в клочья кроваво-красной вспышкой нестерпимого света, неприятного даже для глаз мертвеца, сжигающего вместе с плотью врага и все его Черное Пламя. Даже Гоклон, в шоке ступив вперед, не успел понять, что только что произошло перед самыми его глазами, лишь в очертаниях бегающего теперь между трупами врагов огня, в его треске, узнавая черты чего-то позабытого даже им, тем более уже два года не встречавшегося Чеистуму, о чем и Гоклону тот ничего рассказать не успел.
— Ты жив!? — едва не уронив челюсть задрожал Гоклон, в белых глазах отражая Красное Пламя, как и поднимающийся в нем в полный рост, разводящий золотые крылья облик героя.
Свет Пламени быстро гас, и герой уже не смотрел на него, поворачиваясь назад, сверкая тем же Пламенем в своих уверенных глазах на мужественном грубом лице с легкой черной щетиной, выходящей как раз из уголков его диковинного шлема в форме головы благородной птицы. Махнув красным плащом своего золотистого доспеха, он поочередно посмотрел на обоих Богов, в изумлении и недоумении смотрящих на него, затем посмотрев и на как раз обратившую на себя внимание Гоклона, пробежав мимо того, девушку с волнистыми угольными волосами. Девушка подбежала к герою сбоку, уже чуть медленнее подбегая к еще догорающему рядом с ним, опасному даже для нее Красному Пламени. В его свете они стояли перед Богами. Теми, кому поклонялись все люди, но кто все равно был ничтожно мал перед столь величественным героем.
— Где Дума? — серьезно спросил он своих товарищей.
Девушка смотрела на них с меньшей уверенностью, тем более, сама чувствуя себя никем по сравнению хотя бы с уже давно знакомым ей Богом Смерти. Но Боги чувствовали себя иначе. Корть никогда не командовал ими, и никогда не считал товарищей подчиненными, пускай ими они, фактически, и являлись. Он был героем-одиночкой, и редко возглавлял отряды Демонов после битвы в катакомбах Мэй, что столетия назад были для людей не менее важны, чем Синокин. Но имтерды не только захватили их, но и переманили на свою сторону обитавшего там, еще нейтрального к людям, Верховного Властителя ардов Крэнсинга, пообещав ему место рядом с Совенраром под новым именем Хемирнир. И я не зря отступил от повествования теперь для описания этой части истории. Первое время арды помогали людям именно благодаря союзу Кортя и Джефф, сестры Хемирнира, у которой тот часто шел на поводу. Именно она владела силой создавать глобальные иллюзии, нарушающие восприятие всех живых существ в области своего влияния, с помощью Пурпурной Искры, которую создал ее брат, но которой сам так и не овладел.
— Корть… — широко раскрыв аметистовые глаза, пусть и глядя в никуда, тяжело дышала Филони. — Ты чувствуешь это?
Герой крепко и злобно сжал зубы.
— Чувствую. — шипел он. — Я отлично знаю это чувство.
— О чем вы? — все еще не понимал происходящего, как и причины присутствия в городе лично Кортя, Чеистум.
— Время вокруг искажено, и только одна сила во всем мире может на него влиять. — резко и с треском лат повернулся в сторону центра города по дороге Корть.
— Н-нет. Это невозможно. — сразу понял того Чеистум.
— И я так думал. Но я ее чувствую. — закинул свой драконий меч на плечо Корть, презрительным взглядом с огромного расстояния окидывая собор, обращая наибольшее свое внимание на его часовню, и так же смотрящий куда-то вниз взгляд полностью поглощенных тьмой под тенью купола поглощенных Синим Пламенем глаз. — Быстро! Мы должны идти туда!
Полными волнениями глазами оба Бога сопровождали их вперед, и сами тут же срываясь с места, желая разделиться впереди, отправляясь на помощь своим людям на боковых воротах. Они не совсем понимали, что происходило в городе на самом деле, и что в их планы не входило, но вполне могли доверить решение этой проблемы Кортю и Филони, пускай даже теперь они, уставшие в пути, и двигались не слишком быстро. Другого выбора у них просто не было.
И не только они думали оставить эту проблему на плечах Кортя и Филони. Пораженные Черным Пламенем жители города, что преследовали Кайлу и Тиадрама до самых дверей мрачного и жуткого центрального собора буквально пару минут назад, тогда же остановились, отступая назад, лишь с покорностью кукол следуя приказу Дорана, данному им еще час назад, «если подобная ситуация возникнет» оставляя их в покое. Совсем скоро все они пропали в своих домах, а жители на боковых воротах вовсе перестали сражаться с еще крепко стоящими на ногах воинами уже совсем небольшого войска Чеистума. Появление в городе Красного Пламени вызвало в них реакцию уже на новый приказ Дорана, данный после изначального на случай «если вдруг». За пару минут до этого и свет горящих Синем Пламенем глаз из колокольни куда-то пропал, лишь с грохотом невидимого в ночи черного доспеха пропадая где-то на последнем этаже собора, спускаясь по лестнице на его верхний этаж.
— Ну пусть теперь попробуют пробиться. — уверенно, пусть и с некоторой дрожью в голосе даже от страха, отходя от забаррикадированных скамьями изнутри больших дверей, усмехнулся Тиадрам.
— Давай осмотримся побыстрее. — развернулась на месте, быстро проходя по залу, заливая его многократно повторенным эхом своих шагов, Кайла.
Уже вместе они быстро прошли вперед. Зеркальный серый пол отражал больше очертания потолка, висящего над остальным залом где-то недостижимо высоко, будто у самых небес. Внутри было не слишком много мебели, и была она, по большей части, расставлена по бокам зала, под самыми огромными окнами, лишь дальние из которых заливали зал лунным светом. Высоко впереди, на дальней стене собора, почти под потолком висело еще одно небольшое круглое окно, через которое и следила за всем собором луна. По центру свет от нее терялся только на спине огромной статуи молодого мужчины в белых одеяньях и капюшоном на голове, с широко разведенными в стороны руками и огромными белоснежными крыльями. Вместе Кайла и Тиадрам на секунду остановились в тени той статуи, разглядывая ее получше, даже с небольшим постаментом казавшуюся им невероятно огромной, и, пускай не выглядела та ни капли жутко, все же вселяла в их сердца какое-то неприятное волнение. Если тому виной, конечно, все еще была статуя.
— Как думаешь — кто это? — сам с интересом спросил Тиадрам.
— Может быть…Доран? — качала головой она.
Но стоило им только на секунду остановиться, и осознание страшной истины не заставило себя долго ждать. Нет, это касалось не статуи. Дело в том — зал был не настолько велик, чтобы настолько сильно менять эхо шагов их обоих, как они слышали это все последнее время, и чего не услышали за собственным голосом секунду назад.
— Наверху? — сразу подняла голову Кайла, осматривая едва заметный второй этаж собора высоко над первым, что и заканчивался как раз перед статуей, выходя в остальной зал небольшим балкончиком.
Теперь они оба слышали те шаги, что последние секунды путали с эхом собственных. Тяжелый скрип металлических сапог, шорох звеньев кольчуги явно под толстой броней. Над ними, по второму этажу, в сторону зала быстрым шагом шло нечто огромное, тяжело бронированное, и наверняка не хуже вооруженное. Тиадрам чуть отступил назад, готовя мечи к бою, и Кайла ступила назад вместе с ним. Но только на мгновение. В какой-то момент Тиадрам услышал странный звук от нее, похожий не то на всхлип, не то на приглушенный испуг. Шаги сверху остановились у самых перил балкона, выходящего в зал, и в сопровождаемой ими тишине было прекрасно слышно, как резко сбилось дыхание девушки, с чем сердце той едва не остановилось.
— Кайла? — резко схватил за плечо девушку Тиадрам, сам перепугавшись ее внезапно испуганного взгляда, пытаясь поскорее привести ее в чувства, уже чуя неладное.
Сверху громко скрипнул металл будто перерубленных, тут же упавших вниз перил. В след за перилами вниз полетело нечто еще, но уже куда более крупное. С тем Кайла судорожно присела, держась уже за грудь, будто успокаивая резко затрепетавшее в ней мощным ударом от ужаса сердце. Тиадрам никогда не видел ее такой, но даже он понимал, что лишь одна вещь во всем мире могла стать тому причиной. С резкой вспышкой и грохотом впереди нечто огромное приземлилось на пол в десятке шагов перед ними, перед самыми ногами статуи. Вспышкой лазурных искр пыль от разрушенного тут же пола разлетелась на несколько метров вокруг места приземления объекта, вынуждая Тиадрама прикрыть глаза левой рукой, а правой закрыть глаза Кайлы. Пыли было не слишком много, и врага впереди было отлично видно им обоим. Кайла снова всхлипнула, будто ком в горле от ужаса душил ее, не позволяя даже продохнуть, а бешено трясущиеся ее изумрудные глаза совсем потухли, с каждой секундой влажнея от набегающих на них слез. Тиадрам смотрел на нее с не меньшим ужасом, тем более понимая, в каком состоянии им обоим придется принять последующий бой. Тем более понимая, с кем им придется сражаться.
— Э-это он?.. — с ужасом чуть опустил руку он, вглядываясь в пыль впереди, даже через нее угадывая присевший с упором на воткнутый в пол меч силуэт черных доспехов.
Клинок меча горел Синим Пламенем, а сам его доспех, его шлем, даже длинный плащ за его спиной, все это было черным, и покрывалось таким же Черным Пламенем. Череп чудовища смотрел на героев над самой сжимающей рукоять меча рукой, и только еще через застывшую во времени секунду он поднялся выше, давая понять, что то был лишь элемент шлема, открывая под ним взору героев лицо врага. На Кайлу и Тиадрама устремился взгляд уже куда страшнее. Взгляд поглощенных Синим Пламенем холодных глаз, что сразу потопил их в пучине Бездны своей тьмой. Он медленно поднимался по весь рост, с треском и шепотом своего Пламени доставая меч из пола, сбитыми картинами прошлого возвращая напуганную Кайлу во времена, что той старательно забывались, но теперь сияли перед ее дрожащими глазами с новой силой. Огонь, кровь, мертвые тела ее родителей, и тот самый злобный взгляд, что сопровождал ее захлебывающийся в слезах плач в том прошлом. Тот же страх, пронесенный со скорбью через время глубоко в груди.
Развернувшийся в Эмонсене спектакль подходил к завершению. Осталось лишь последнее действие, и его знаменовал ужас.