До самого утра Герман просто бродил по улицам ночной Старой Москвы, заглядывал в витрины закрытых магазинов, подолгу лежал на ледяных лавках в скверах и парках. Он продрог до самых костей под колючим осенним ветром, но его это мало беспокоило. Побег из театра был малодушным поступком, вот только ничего иного мужчине не хотелось сделать в тот момент, когда Виктория обернулась и поняла, что он все видел.
Запечатленная на камеру операция, проводимая под руководством Альберта, внесла сумбур в его мысли. Но еще Герман был очень зол на себя, ведь он мог догадаться обо всем этом гораздо раньше: все дела ассоциации были засекречены, множество вампов было внедрено в различные системы и структуры города, к тому же у В.А.М.П. имелись хорошие деньги, судя по личным апартаментам Альберта, высококлассному оборудованию Виктории и Дантиста. Общество ненавидело вампов за их звероподобное стремление к крови и за наличие способности поглощать воспоминания, которая могла навести хаос в мире. Вампы же в ответ искренне и открыто ненавидели общество, выполняя заказы влиятельных нанимателей и воруя личные данные людей. И именно Альберт заправлял всем этим.
Любой пароль, любая тайная информация, кодовое слово или комбинация цифр на двери сейфа за один вечер могли оказаться в руках вампов. Один укус, один глоток крови, который мог сказать о человеке практически все. А после вампы заметали следы и растворялись, унося с собой ценнейшие сведения и задорого их продавая. В мире нулей и единиц, где информация была самой значимой валютой, вампы стали вирусом, способным проникнуть куда угодно и забрать любые данные.
«Дантист основал ассоциацию, чтобы помочь людям жить с приобретенным вирусом, а Альберт превратил ее в преступную группировку, которая, очевидно, намерена выбить для себя наилучшее место под солнцем и прослыть в городе одной из самых опаснейших и влиятельных организаций. Если она уже это не сделала. Ведь Султан перед смертью говорил что-то такое про «инфососов» и «работу, за которую они берутся». Наверняка услуги вампов на теневом рынке должны быть весьма и весьма востребованными».
Больше всего Германа печалило, что он совершенно не понимал, как ему стоило жить дальше со всей этой новоприобретенной информацией. Как ему теперь смотреть в глаза Виктории и уже тем более Альберту? Ведь он не желал становиться одним из них — преступников, крадущих кровь и память людей. Но в то же время ассоциация уже глубоко вросла в него своими корнями, втянув в некоторые незаконные операции и раскрыв многие свои тайны.
Бежать Герману было поздно. Да и не был он уверен, что это бы помогло ему скрыться. Он пытался сбежать и спрятаться от Султана, а в итоге это привело к тому, что пострадали невиновные — его сестра и друг. Вряд ли бы Альберт стал действовать как-то иначе. Нужно было принять бой, несмотря на неравные условия. Слишком долго Герман сбегал: от самого себя, от поражений в спорте, от проблем. Его жизнь была лишь в его руках, нужно было сжать кулаки и в бою отстоять свое право на существование.
Прошлым вечером Дантист говорил, что желает избавить ассоциацию от ига Альберта, и боксер даже обещал ему с этим помочь. И, кажется, теперь это становилось все более актуальной темой. Оставалось лишь надеяться, что у Дока был хоть какой-нибудь план.
Когда на улице стало куда светлее, Герман заметил, что случайные прохожие стали на него оборачиваться все чаще и чаще. Еще бы. Он окончательно продрог и имел вид крайне растрепанный. Как только открылись первые магазины, боксер не глядя заскочил в какой-то по пути, купил свежую рубашку и новый пиджак, расплатившись портативным кошельком, завалявшимся в кармане брюк. Все же ему еще нужно было работать в этот день, а являться в офис в таком неприглядном облике было категорически нельзя.
Нужно было не подавать вида, что Герман намеревался помешать планам Альберта и лишить его власти в ассоциации. Этот франт был умным и подозрительным. Значит, боксер должен был и дальше соблюдать правила игры: молчать и делать свою работу, пока Дантист бы не дал каких-то более точных указаний.
В этот день у Дамира Игнатьевича расписание было достаточно свободным. Лишь в обед состоялось очередное заседание внутреннего совета руководителей, и на вечер была назначена встреча с тем самым депутатом — Шамилем Магомедовичем — для обсуждения некоего негласного законопроекта. И на протяжении всего дня Герман, машинально выполняя свою работу, думал только об этом грядущем рандеву.
Даже когда он уже садился в служебный электромобиль вместе с Олегом, чтобы отвезти начальника в ресторан «Adam», то печать задумчивости не сходила с его лица. На автомате открыв дверь для Дамира, державшего на руках Цезаря, Герман безразличным взглядом пробежался по ничего не выражавшему лицу своего начальника: оно было спокойно и чуть-чуть высокомерно, как и всегда, будто простая жизнь вокруг магната совершенно не тревожила.
Захлопнув дверь, Герман сел за руль, заводя двигатель. Электромобиль выехал с парковочного места возле главного входа в небоскреб «Осе» и влился в поток машин, спешивших по магистрали. Олег был непривычно молчалив: он только безучастно пялился в окно, постукивая пальцами по коленке. Герман его не трогал. У самого хватало проблем и тягостных дум, так что взваливать на себя еще и чужие совсем не хотелось. Но через десять минут тишины в салоне Олег неожиданно сам спросил напарника:
— У тебя было когда-нибудь так, что долго к чему-то стремишься, достигаешь, а потом раз, и находит какое-то опустошение?
Герман внутренне усмехнулся. Он догадывался, что рано или поздно такое произойдет с Олегом.
— Бывало, — ответил боксер. — Я же все-таки бывший спортсмен. Там такое сплошь и рядом. Тренируешься месяцами, готовишься к одному-единственному бою, из кожи вон лезешь, чтобы превзойти себя. Потом побеждаешь и все. Накатывает апатия. Ну, победил ты и что? Доказал силу себе, тренеру и противнику. А дальше-то что делать?
Олег оживился, почувствовав, что собеседник его понял.
— Вот-вот! — подтвердил он. — Что делать дальше? Понимаешь, ты ведь помнишь, я так хотел этой должности телохранителя у Дамира Игнатьевича добиться, работал, не покладая рук, настраивал себя на правильный путь. И вот раз, и моя мечта исполнилась. Вот он я! На вершине мира стою, возле самого влиятельного человека во всей Новой Москве. Да только что толку?
Парень откинулся на сиденье, глухо стукнувшись затылком о подголовник. Несколько секунд он молчал, а потом опять заговорил:
— В первое время я был счастлив, как никогда. Сколько бы еще лет я добивался своей цели? Наверное, уйму. А тут должность свалилась ко мне в руки буквально сама.
— Ну, да. Явно потратил бы еще пару-тройку лет.
— И все ведь здесь отлично, как я и думал. Хорошая зарплата, адекватные люди, условия класс, постоянно крутимся в каких-то роскошных местах. Тачка, опять же, огонь…
— Чего тебе тогда не хватает? — спросил Герман.
— А вот я и не знаю. — Олег понурил голову. — Понимаешь, моя цель достигнута. Я попал туда, где всегда хотел оказаться. И дальше мне расти некуда.
— Почему же некуда? Ты можешь спустя время перевестись в телохранители к кому-нибудь еще более видному человеку. Или открыть свое агентство по обеспечению безопасности.
— Я все это знаю. Но это просто движение вбок, понимаешь? А цель-то, цель уже достигнута! Я поднимался по лестнице на самый верх. И когда образный лифт мне помог туда добраться, то оказалось, что идти дальше некуда. Да, я на пике своих мечтаний, но теперь мне остается либо стоять там вечно, либо опять спускаться вниз. А вниз я не хочу.
— Значит, у тебя должна родиться новая цель, выстроиться новая лестница к очередной вершине, еще выше, чем та, которой ты уже достиг. Или же выбери иное направление, пусть чуть ниже, но доступнее.
Герман говорил все это, а сам думал над тем, а достиг ли он целей, которые когда-то ставил для себя. Раньше он горел лишь боксом, желая добиться в нем определенных успехов, но предательство тренера и один-единственный проигрыш на ринге смели все его надежды, отбросив к самому подножию лестницы. И теперь он, потерянный в жизни и ее проблемах, не знал, стоило ли ему еще раз пытаться карабкаться на очередную верхушку.
Он многое мог пожелать. Возвращения в профессиональный спорт, либо же хорошо оплачиваемую работу в Москве, серьезных отношений с Викторией или наступления мира в ассоциации вампов. Но ничего этого он не хотел по-настоящему сильно.
— Иногда лучше жить без цели, чем стремиться к чему-то низменному или доступному, — произнес Олег. — Это как размениваться по мелочам. А нужно хранить себя для великой мечты, до тех пор, пока она не появится. Даже если это никогда не произойдет.
Герман кивнул. То ли своим собственным мыслям, то ли словам напарника.
Электромобиль легко скользил по дороге в плотном потоке машин. До ресторана «Adam» оставалось не больше десяти минут езды, но боксер, ощущая внутреннюю тревогу, сжимавшую грудь кольцом, будто намеренно замедлял скорость, чтобы отдалить этот момент. Предстоявшая встреча Дамира Игнатьевича и депутата для Альберта была исключительно важным событием. Он явно если не знал, то предполагал, что содержалось в тексте подготовленного законопроекта, который владелец «Осе» надеялся незаметно протолкнуть на голосование в Госдуму, где инициативу единогласно бы одобрили подкупленные чиновники.
Это могло касаться вампов напрямую, а могло касаться лишь одного Альберта, который явно долго и кропотливо подбирался к Дамиру. И именно сегодня должен был состояться захват. Герман не был дураком и понимал, что в подслушанном им разговоре между Викторией и главой ассоциации мельком был упомянут именно захват Дамира. Это означало, что встреча в ресторане «Adam» должна была стать роковой для всех действующих лиц этой трагикомедии.
Слишком сильно отвлекшись на свои размышления о ставшем за пару дней ненавистным Альберте, Герман не заметил, как медленно машина перекочевала на боковую полосу и уже заехала одним колесом за дорожную разметку, разделявшую ее и выделенную полосу для самоходных платформ и транспортеров.
— Герман! — резко воскликнул Олег, первым это заметив.
Но было уже слишком поздно. Герман вздрогнул, возвращаясь в реальность, и крутанул руль в сторону, пытаясь увести машину с полосы. Одна из транспортировочных платформ, под завязку заполненная тяжелыми бетонными блоками, толкнула электромобиль в бок, разворачивая его и придавая ускорение. Пронзительно завизжали шины, и машина закрутилась на месте, потеряв направление. Олег кричал что-то невразумительное, упершись обеими руками в панель, а Герман, вцепившись пальцами в руль до посинения, старался как-то остановить кручение, вдавив педаль тормоза до упора.
И в этот самый момент откуда-то сзади на полной скорости в багажник въехал массивный черный электромобиль, водитель которого то ли не успел затормозить, то ли совершенно не смотрел на дорогу. Машину жестко тряхнуло от удара, послышался звон стекла и звук сминаемого металла. Из руля выстрелила подушка безопасности, со всей силы ударив Германа по лицу и заставив отключиться на несколько долгих секунд.
Когда он пришел в себя, то вокруг все было в молочном дыме, пахло гарью и свежей кровью. Как оказалось, кровь была его — подушка безопасности разбила нос, но зато металлический вкус мгновенно взбодрил Германа, приведя в чувство. Он с трудом отстегнул ремень, который прочертил через все его туловище болезненную алую полосу, впившись в кожу при резком торможении.
Повернув голову в сторону, Герман не сразу понял, почему Олега не было на соседнем сиденье. Лобовое стекло было разбито, а его молодой напарник вылетел на капот машины при столкновении. Он не был пристегнут и умер почти мгновенно, судя по огромных размеров луже крови, которая все еще продолжала сочиться из разбитой головы и множественных порезов от осколков.
«Как же так вышло?..»
Он отвернулся, чтобы не смотреть в удивленно распахнутые и безжизненные глаза Олега. С трудом открыв покореженную дверь, Герман буквально вывалился из машины на асфальт. Вокруг уже начинали собираться люди: случайные зрители, водители. В воздухе кружили полицейские дроны, пытавшиеся оценить образовавшийся на дороге затор с помощью своих датчиков и сенсоров.
Герман с усилием поднялся на ноги, стерев кровь с лица рукавом пиджака. Кто-то указывал на боксера пальцем, другие пытались о чем-то спросить, но он, все еще оглушенный и соображавший лишь частично, только отмахнулся от чужих рук, стремясь скорее добраться до двери, ведущей в салон электромобиля.
Металлическая дверь была смята, стекло разбилось, и мужчине пришлось приложить всю свою силу, чтобы распахнуть ее. В лицо сразу же ударил тяжелый смрад крови, алкоголя и боли.
Внутри салона все было перевернуто вверх ногами. Стойка с алкоголем опрокинулась во время столкновения, алкоголь был разлит по полу, и всюду были разбросаны осколки. А один из них, достаточно крупный и толстый, торчал прямо из ключицы Дамира Игнатьевича, валявшегося на полу в луже собственной крови. Владелец «Осе» был еще жив и даже соображал: он что-то нашептывал себе под нос, не обратив внимания даже на Германа, выломавшего дверь.
— Прости меня, прости меня… — как обезумевший тихо бормотал Дамир одни и те же слова.
Не сразу боксер смог разглядеть, что его начальник лежал рядом с Цезарем. У бигля был сломан позвоночник. Его ноги были вывернуты совсем в другую сторону от верхней части туловища, но пес не скулил от боли и не выл. Он просто молча лежал в кольце рук своего хозяина, безучастно моргая и разглядывая заплаканное лицо Дамира.
— Пожалуйста, прости меня. Я забыл… Забыл о своей заветной цели, заигравшись в бога…
Этот могущественный человек, глава солидной компании, успешный бизнесмен и непреклонный управленец, плакал, как ребенок, дрожащей рукой поглаживая бигля по голове, стараясь не задевать его своими медвежьими когтями. И он не замечал, что пес уже полминуты как скончался, бока его перестали вздыматься, а глаза застыли. Дамир по-прежнему пальцами скользил по шерсти и нашептывал извинения.
И хоть Герману тоже было жалко Цезаря, но куда больше боксера волновала широкая лужа крови, растекавшаяся из-под Дамира. Стекло перерезало ему артерию под ключицей, и владелец «Осе» стремительно терял жизнь. Кожа его была белой, как снег, и силы уходили с каждой секундой.
«Я ничем не смогу ему помочь», — неожиданно ясно осознал Герман.
Дамир опустил голову на пол, прямо возле морды своего любимого пса, и закрыл глаза. Вряд ли ему оставалось жить дольше пары минут. Герман пробрался внутрь покореженного салона, царапая ладони об осколки, и подполз как можно ближе к своему начальнику. Запах крови будоражил его обоняние, дразня.
Мужчина опустил пальцы на горло Дамира, пытаясь уловить пульс. Тот был, хоть и очень-очень слабым. Герман сглотнул и все же решился.
Он поднес свое лицо практически к самому горлу Дамира, дал мысленный сигнал имплантам и вонзил удлинившиеся клыки в кожу магната. Едва горячая кровь коснулась его языка, все чувства Германа смешались. Волна чужих эмоций и воспоминаний оглушила его, погребя под собой, и боксер с трудом сумел не захлебнуться в ней. Кровь наполняла рот потоком силы и памяти.
«Я должен сосредоточиться. Мне нужна информация об этом законопроекте», — мысленно направил сам себя Герман.
Его взор помутился, и сразу же вокруг из пустоты поднялись высокие стены кабинета на восьмидесятом этаже небоскреба «Осе». Герман опустил взгляд вниз, на свои собственные руки — пальцы венчали толстые медвежьи когти. В этих воспоминаниях Дамир сидел перед своим компьютером. На экранах был текст законопроекта, который магнат неторопливо правил.
Глазами своего начальника Герман скользил по строчкам документа, пытаясь вникнуть в суть.
«…выдавать лицензию компаниям, дающую право в исследовательских целях проводить научные эксперименты над людьми…»
«…искусственное совмещение генов из ДНК людей и животных…»
«…для исследования уникальных искусственных вирусов и людей, обладающих специфическими физическими особенностями, появившимися вследствие заражения мутировавшими вирусами…»
Мысли Германа спутались в один тугой клубок. Чем глубже он погружался в чтение документа, тем страшнее ему становилось от осознания того, чего желал добиться Дамир.
«Мне нужно больше сведений! Нужен момент создания законопроекта!» — вынырнув из воспоминаний обратно в салон разбитого электромобиля, спешно подумал Герман, глотая новую порцию крови, обжегшую ему глотку.
И вон он уже в теле Дамира сидел напротив какого-то полного человека с залысинами на голове и маленькими цепкими глазами-бусинками. Вокруг раскинулся салон личного самолета с дорогими кожаными креслами, узорчатыми коврами и несколькими миловидными стюардессами, стоявшими чуть в стороне. За иллюминатором виднелись пышные облака, бескрайнее голубое небо и рваный горный рельеф где-то внизу.
— Так значит, тогда вам удалось выделить гены вампировой летучей мыши, отвечающие за гематофагию? — поинтересовался полный человек.
— Именно так, Шамиль Магомедович, — ответил Дамир. — Тогда мы отправили эти результаты в лабораторию к моему коллеге, мистеру Чарльзу Ричардсу в Лондон, и в скором времени его команда специалистов нашла способ, как можно вывести новый вирус, получивший название мутировавшего вируса железодефицитной анемии.
— Вы испытали его?
— Да. Но, к сожалению, результат вышел неудовлетворительным. Мы никак не могли ожидать, что инфицированные этим вирусом помимо доминирующей гематофагии получат еще и способность заимствовать воспоминания тех, чью кровь они потребляют.
— В каком плане заимствовать? — удивился Шамиль.
— Зараженные объекты для исследования научились через кровь проникать в память. И все воспоминания, поглощенные таким способом, становятся их собственными воспоминаниями.
— Удивительно! Почему же вам показалось это неудовлетворительным результатом?
К Дамиру подошла одна из стюардесс, неся на подносе пару бокалов. Мужчины взяли напитки и пригубили.
— В первую очередь потому, что я никак не ожидал появления подобной побочной способности. А во-вторых, в неконтролируемости этого умения заключалась большая угроза для нас.
— Я так понимаю, именно поэтому вы тогда и свернули проект?
— Да. Но вирус все равно сумел проникнуть за пределы лабораторий. И когда в Старой Москве стали появляться первые инфицированные, набрасывавшиеся на людей ради крови, то мне пришлось действовать решительно — направить в Госдуму инициативу об отлове и утилизации всех зараженных. Это была действенная мера, поскольку последствия этого неудачного эксперимента могли изменить весь город и даже страну.
— Это был верный поступок, Дамир. Я знаю, что на том заседании вся верхушка была крайне обеспокоена случившимся, очевидно, что все понимали угрозу власти, которую несло появление в обществе сверхлюдей, способных через кровь получать практически любую информацию о человеке… Но, видимо, с тех пор свои эксперименты вы все же не прекратили полностью?
Шамиль одним большим глотком осушил свой бокал и со стуком опустил его на столик.
— Я был заинтересован в возможности создания похожих вирусов, которые могли бы наделить людей какими-либо иными способностями, похожими на чтение воспоминаний. Но более управляемыми, так сказать. Понимаете?
— Думаю, да. Вы именно поэтому заговорили со мной о разработке законопроекта, разрешающего опыты на людях? — поинтересовался Шамиль.
— Сейчас наши возможности весьма ограничены. Если так будет продолжаться и дальше, то мы практически не продвинемся вперед. Нам нужно достаточное количество объектов для экспериментов. И возможность в дальнейшем вывести результаты наших исследований на рынок.
— Конвенция о защите прав человека связывает нас по рукам и ногам.
— Мистер Чарльз Ричардс поддерживает мою позицию. А он, как вам известно, имеет большое влияние на ООН и Реконструированный Совет Европы.
— Если вам удастся убедить их пересмотреть конвенцию, то, думаю, не составит проблем протащить в нашу Госдуму новый закон о разрешении подобных экспериментов на людях.
Дамир откинулся на спинку кресла и погладил пальцами свой бокал по кромке.
— Думаю, я это сделаю. Но нужна ваша поддержка.
— Это мы обсудим подробнее, когда самолет приземлится, — пообещал Шамиль, судя по его лицу, что-то напряженно подсчитывавший у себя в голове. — Подготовьте мне для рассмотрения текст законопроекта. Только вам лучше будет выдать всю эту инициативу за стремление использовать исследования как превентивную меру. Чтобы избежать появления и распространения вирусов, подобных тому, что мы уже имеем.
— Само собой, — ухмыльнулся Дамир, делая глоток.
Герман вывалился из воспоминания, как из дурного сна. Где-то за пределами машины кто-то кричал, сигналили электромобили и раздавался звук сирены. В раскрытую дверь то и дело заглядывали чужие лица, но судя по отдельным выкрикам, Германа пытались убедить не помогать безнадежно мертвому человеку. Боксер спешно отер свой рот от крови и бросил последний взгляд на тело Дамира Игнатьевича, безжизненным кулем застывшего на покрытом осколками полу салона.
Большая часть памяти владельца «Осе» теперь оказалась во власти Германа. Он воспринимал эти воспоминания как часть себя, будто все это происходило не с Дамиром, а лично с ним, и он просто на время об этом позабыл.
— Вы меня понимаете? Вы можете самостоятельно выбраться? — вопил кто-то возле двери.
Герман слышал, как шумели возле машины полицейские дроны. Скоро должны были приехать медики и полицейские, а с ними вести бесед боксер совсем не хотел. У него были другие планы. Очень важные планы, не требовавшие отлагательств.
С трудом выбравшись из салона, Герман отбился от рук встревоженных водителей и простых неравнодушных людей, которых посреди дороги собралась уже целая толпа.
— Я в норме. Пропустите. Я должен сделать звонок! Помогите человеку внутри салона!
Расталкивая народ локтями, Герман пробирался к тротуару через ряды остановившихся электромобилей. Он надеялся хоть на время сместить все внимание толпы на мертвого Дамира Игнатьевича, которого кто-то уже распознал среди очевидцев как владельца «Осе».
Где-то за спиной раздался рокот пропеллеров дрона, и Герман, зная, что полицейское устройство будет пытаться выяснить его личность и запрашивать код, бросился со всех сил бежать вперед. Оторваться от преследователя удалось далеко не сразу. Боксеру пришлось забежать в переулки и плутать между тесными улочками какого-то жилого района. Несколько минут он просидел за мусорным баком, ожидая, пока дрон пролетит мимо, и только после со спокойной душой ушел наконец в том направлении, что ему было нужно.
Поймав на парковке первое же свободное беспилотное такси, Герман назвал искусственному интеллекту адрес небоскреба компании «Осе» и упал на заднее сиденье электромобиля.
За стеклом проносились жилые дома и бизнес-центры Новой Москвы, пролетали дроны-курьеры. Герман, прислонившись лбом к окну, с толикой безразличия скользил взглядом по проезжавшим мимо машинам. Болел в который раз сломанный нос, но, к счастью, кровь уже остановилась, и еще к тому же ныла полоса стертой кожи на груди, оставшаяся после ремня безопасности, который спас мужчине жизнь. А вот Олегу так не повезло. Не повезло беспомощному псу Цезарю и даже такому богатею, как Дамир. Хотя смерть последнего не особенно тяготила Германа после того, как он мельком просмотрел большинство важных воспоминаний в голове магната.
В душе не осталось ни сожалений, ни страха. И цель как никогда четко стояла перед внутренним взором, указывая путь. Теперь на его руках было столько крови, что никогда уже не отмыться, и, пока еще была возможность, стоило сделать что-то правильное, что-то, что было ему по силам.
Едва машина притормозила перед небоскребом, Герман быстро списал с кошелька нужную сумму и спешно направился ко входу в здание. Стараясь держаться как можно невозмутимее, он, выпрямив спину и отряхнув пиджак, шагнул в кабину лифта. Когда двери распахнулись на восьмидесятом этаже, то первым, кого Герман увидел, была Яна. Помощница Дамира вместе с новой секретаршей просматривали что-то за мониторами, расположенными на стойке.
— Герман? — изумилась Яна. — Что-то случилось? Почему ты один?
— Дамир Игнатьевич попросил у меня кое-что забрать из его личного кабинета, — спокойно произнес боксер и сразу же направился вперед по коридору.
— С тобой все нормально? — послышался за спиной вопрос Яны. — Ты какой-то помятый.
— Все в порядке. — Герман скорее провел своей идентификационной карточкой и нырнул за двери пустовавшего кабинета.
Прижавшись спиной к деревянным створкам, он перевел дух. Времени у него было не очень много, иначе Яна могла бы заподозрить что-то и прийти сюда.
Первым делом он сел за компьютер. Войти в систему с помощью выуженного из памяти Дамира пароля оказалось проще простого, и, пользуясь воспоминаниями своего погибшего начальника, Герман быстро открыл программы, ответственные за управление лабораторно-исследовательскими этажами. С этого устройства доступ был весьма ограниченным, но мужчине было достаточно и самого малого.
Он зашел в раздел аварийных ситуаций, указал высокую степень опасности и нажал на кнопку запуска, пройдя несколько степеней защиты с паролями и дав ответы на контрольные вопросы. В этот момент где-то на семидесятых этажах должна была раздаться тревога о нарушении безопасности в исследовательских зонах. Все двери в секторах автоматически открылись, даже те, которые сдерживали десятки животных. Ученые, согласно планам эвакуации, должны были запустить на компьютерных устройствах файлы самоуничтожения, а сами покинуть здание.
Времени теперь становилось еще меньше. Скоро сюда должны были подняться, чтобы сообщить о произошедшем сбое в системе, по их предположениям. Но пара минут еще имелась в запасе.
Герман запустил форматирование всех дисков компьютера и скорее поднялся из-за стола. Память Дамира, будто сонный туман, преследовала его на каждом шагу. Он знал каждый уголок этого офиса, знал все потайные места, даже замаскированный под стенную панель сейф.
Ладонью коснувшись одного из участков стены, Герман слегка на него надавил. Сразу же беззвучно выдвинулся кусок панели, сместился чуть в сторону, являя взору боксера дверцу оформленного под старину сейфа, использовавшего цифровую кодовую комбинацию.
Герман набрал последовательность цифр, а после зажал крупную серебристую кнопку, подтверждая правильность ввода. Дверца с легким щелчком открылась. Внутри оказалось несколько полок. На одной лежали портативные носители с большинством важных документов Дамира Игнатьевича, и Герман знал, что среди них была и электронная карта памяти с законопроектом, разрешавшим опыты на людях. Он без колебаний сгреб их все. На второй полке гордо стояла объемная деревянная шкатулка, обитая изнутри красным шелком. Это был подарок Чарльза Ричардса Дамиру, и Герман, открыв крышку, извлек на свет тяжелую зажигалку с позолоченным корпусом.
Торопливо подбежав к барной стойке и схватив пару бутылок с самым крепким спиртным, боксер откупорил пробки и стал разливать алкоголь по всему кабинету. Диванчики, рабочий стол, компьютер, даже маленький аккуратный бонсай, который всегда казался мужчине единственным украшением этого минималистичного офиса. Последняя бутылка ушла на спальное место Цезаря, которое располагалось в самом углу. Герман сжал зубы и плеснул туда особенно щедро.
Со своей станции сразу же выехал плоский робот-уборщик, но боксер лишь раздраженно отбросил его в сторону, переворачивая на спину, как беспомощного жука. Висевший на стене пульт управления пожарной сигнализацией Герман отключил всего за полминуты, введя персональный код Дамира. Теперь на всем этаже выключились детекторы дыма, и эту обитель бесчеловечности и живодерства можно было с чистой совестью спалить дотла.
Откинув крышку зажигалки, мужчина мгновение любовался загоревшимся огоньком, а после обвел прощальным взглядом кабинет и поджег край огромной лужи, расплывавшейся по полу. Синее пламя заплясало по разлитому алкоголю, рванув вверх и в стороны, с невероятной скоростью охватывая пространство вокруг. Герман выдохнул, бросил в огонь горсть портативных носителей с документами и вынырнул за толстую дверь, плотно закрывая ее за собой.
Быстрым шагом проскочив коридор, Герман вызвал лифт.
— Ты нашел то, что просил Дамир Игнатьевич? — материализовалась за спиной боксера Яна.
— Да. — Мужчина развернулся, легко улыбнулся девушке и показал ей позолоченную зажигалку.
— Разве он курит? Еще и табак? — удивилась помощница.
— Это подарок его иностранного коллеги.
Мягко звякнул лифт, прибыв на этаж.
— А, понятно. Я, кстати, никак не могу дозвониться до Дамира Игнатьевича. Странно, что он не отвечает. Ты не знаешь, у него что-то с голосмартфоном?
— Он сейчас в ресторане «Adam» на встрече с Шамилем Магомедовичем, — произнес Герман, ступая в кабину лифта. — Думаю, он просто занят. Не отвлекай его.
— Точно… Ты прав. — Яна вдруг с подозрением принюхалась. — Откуда этот запах гари?
Двери лифта отсекли Германа от озадаченно нахмурившейся девушки.
Теперь его миссия перед самим собой была выполнена.