Любовь.
Вот поклянитесь мне, что вы его больше не видели.
Страшный звон. Вбегает Трощейкин.
Трощейкин.
Зеркало разбито! Гнусный мальчишка разбил мячом зеркало!
Любовь.
Где? Какое?
Трощейкин.
Да в передней. Поди-поди-поди. Полюбуйся!
Любовь.
Я тебя предупреждала, что после сеанса он должен сразу отправляться домой, а не шпарить в футбол. Конечно, он сходит с ума, когда пять мячей... (Быстро уходит.)
Трощейкин.
Говорят, отвратительная примета. Я в приметы не верю, но почему-то они у меня в жизни всегда сбывались. Как неприятно... Ну, рассказывайте.
Ревшин.
Да кое-что есть. Только убедительно прошу -- ни слова вашей женке. Это ее только взбудоражит, особенно ввиду того, что она к этой истории относится как к своему частному делу.
Трощейкин.
Хорошо-хорошо... Вываливайте.
Ревшин.
Итак, как только мы с вами расстались, я отправился на его улицу и стал на дежурство.
Трощейкин.
Вы его видели? Говорили с ним?
Ревшин.
Погодите, я по порядку.
Трощейкин.
К черту порядок!
Ревшин.
Замечание по меньшей мере анархическое, но все-таки потерпите. Вы уже сегодня испортили отношения с Вишневским вашей склонностью к быстрым словам.
Трощейкин.
Ну, это начхать. Я иначе устроюсь.
Ревшин.
Было, как вы знаете, около десяти. Ровно в половине одиннадцатого туда вошел Аршинский, -- вы знаете, о ком я говорю?
Трощейкин.
То-то я его видел на бульваре, очевидно, как раз туда шел.
Ревшин.
Я решил ждать, несмотря на дождик. Проходит четверть часа, полчаса, сорок минут. Ну, говорю, он, вероятно, до ночи не выйдет.
Трощейкин.
Кому?
Ревшин.
Что -- кому?
Трощейкин.
Кому вы это сказали?
Ревшин.
Да тут из лавки очень толковый приказчик и еще одна дама из соседнего дома с нами стояли. Ну, еще кое-кто -- не помню. Это совершенно не важно. Словом, говорили, что он уже утром выходил за папиросами, а сейчас, наверное, пойдет завтракать. Тут погода несколько улучшилась...
Трощейкин.
Умоляю вас -- без описаний природы. Вы его видели или нет?
Ревшин.
Видел. Без двадцати двенадцать он вышел вместе с Аршинским.
Трощейкин.
Ага!