Поразительное совмещенье:
семейный праздник и -- это возвращенье!
Элеонора Шнап.
Я то же самое говорю. Они были так счастливы! На чем держится людское счастье? На тоненькой-тоненькой ниточке!
Вагабундова (Антонине Павловне).
Какое прелестное ситечко!
Мне пожиже, пожиже...
Да, счастье, -- и вот -- поди же!
Вера.
Господи, что же вы их уже отпеваете? Все отлично знали, что Барбашин когда-нибудь вернется, а то, что он вернулся несколько раньше, ничего, в сущности, не меняет. Уверяю вас, что он не думает о них больше.
Звонок.
Вагабундова.
Не говорите. Я все пережила...
Поверьте, тюрьма его разожгла!
Алексей Максимович, душенька, нет!
Забудем портрет.
Я не могу сегодня застыть.
Я волнуюсь, у меня грудь будет ходить.
Ревшин входит.
Ревшин.
Евгенья Васильевна с супругом, а также свободный художник Куприков.
Трощейкин.
А, погодите. Он ко мне. (Уходит.)
Элеонора Шнап (Вагабундовой).
Как я вас понимаю! У меня тоже обливается сердце. Между нами говоря, я совершенно убеждена теперь, что это был его ребеночек...
Вагабундова.
Никакого сомненья!
Но я рада услышать профессиональное мненье.
Входят тетя Женя и дядя Поль. Она: пышная, в шелковом платье, была бы в чепце с лентами, если бы на полвека раньше. Он: белый бобрик, белые бравые усы, которые расчесывает щеточкой, благообразен, но гага.
Тетя Женя.
Неужели это все правда? Бежал с каторги? Пытался ночью вломиться к вам?
Вера.
Глупости, тетя Женя. Что вы слушаете всякие враки?
Тетя Женя.
Хороши враки! Вот Поль его сегодня... Сейчас он это сам расскажет. Он мне чудесно рассказывал. Услышите. (Антонине Павловне.) Поздравляю тебя, Антонина, хотя едва ли это уместно сегодня. (Любови, указывая на Шнап.) С этой стервой я не разговариваю. Кабы знала, не пришла... Поль, все тебя слушают.
Дядя Поль.
Как-то на днях...
Тетя Женя.
Да нет, нет: нынче...
Дядя Поль.
Нынче, говорю я, совершенно для меня неожиданно, я вдруг увидел, как некоторое лицо вышло из ресторана.
Вагабундова.
Из ресторана?
Так рано?
Наверное, пьяный?
Антонина Павловна.
Ах, зачем ты меня так балуешь, Женечка? Прелесть! Смотри, Любушка, какие платочки.
Элеонора Шнап.
Да. Плакать в них будете.