Фолли посмотрела на Бриджит, а затем вздохнула.
— О, бедная Бриджит. Это, наверное, ужасно больно.
— Как сильно они кровоточат?
Странная девушка покачала головой.
— Не думаю, что это будет смертельно для нее. А ты?
Бриджит кивнула.
— Хорошо. Фолли, мне нужно знать, что происходит. Почему ты не разговаривала со мной?
— Она уже знает, — сказала Фолли, нахмурившись на маленький кристалл. — Она уже называлапричину.
— Я знаю, что у тебя здесь не было кристаллов, — сказала Бриджит. — Но я должна знать, почему ты разговариваешь только с их помощью. Мне нужно понять.
Фолли нахмурилась и долго молчала, так что Бриджит решила, что она, похоже, не расслышала вопроса. Однако она открыла рот и заговорила очень медленно, словно подбирая слова с потрясающей осторожностью.
— Бриджит не понимает, что энергия эфира забирает разум. Такова цена за могущество — всегда, всему есть цена. Насколько это тяжело. Как она сверлит и сверлит и сверлит дырки внутри головы. — Она вздрогнула. — И она не понимает, как важно найти нужные предметы, чтобы закупорить эти дыры, либо просто придется проваливаться в них — и падать и падать и падать.
— Значит дело вовсе не в твоей необычной манере общения, — сказала Бриджит. — Ты вообще не могла ничего делать.
Фолли снова вздрогнула и прошептала кристаллу:
— Я падала и падала. Лежала тут, но падала и падала.
Бриджит медленно вдохнула.
— О, — сказала она тихо. — Я не знала.
— Мы не часто говорим о таком, — рассудительно сказала Фолли. — Это больная тема. Особенно касается людей, которые практиковались гораздо больше меня.
— Вроде мастера Феруса? — поняла Бриджит.
— Да, да, мой бедный учитель. В настоящий момент у него больше дыр, чем у кого-либо. И все же он держится только на чистой воле. — Фолли закусила губу. — В конце концов, большинство эфиромантов проваливаются. Они так умирают. Падают, когда лежат в постели. Падение на остановить. — Она вздрогнула. — Когда-нибудь это случится и со мной и я не смогу вернуться. — Она прикрыла глаза и затем прошептала маленькому кристаллу, — Не забудь поблагодарить Бриджит от меня. Она очень добра.
— Мы же друзья, — возразила Бриджит. — Благодарностей не нужно.
Фолли слегка улыбнулась. Затем двинула головой, прижавшись щекой к кристаллу, снова погрузив их своеобразную камеру в темноту.
Меньше чем через секунду в дальнем от них конце туннеля раздалось шуршание брезента и воинорожденный по имени Сирьяко просунул голову, подняв повыше свой собственный кристалл. Он настороженно оглядел их, но приближаться не стал.
— Потише там. — Затем ушел, снова опустив полог.
Фолли тут же подняла голову.
- Не волнуйся. Я не позволю плохим людям забрать тебя.
Что ж, подумала Бриджит. По крайней мере, её усилия намного улучшили положение. У неё снова был дееспособный союзник, пускай даже так же туго связанный как и сама Бриджит. Если бы им удалось развязаться, все стало бы более обнадеживающе. Отлично. Что она могла сделать, чтобы развязаться? Что предприняли бы героини спектаклей и книг в похожих обстоятельствах?
Чаще всего оказывалось, что они пользовались женскими уловками, обещая своим похитителям-мужчинам благосклонность, а затем поворачивали ситауцию против врага в нужный момент (но сначала, жертвуя своей добродетелью ради дела, конечно).
Бриджит не долго была агентом Шпилеарха, но у нее уже было достаточно прозрачное понимание, что такая уловка вряд ли сработает. Даже если Сирьяко и поддастся такому трюку, у него не было реальной нужды развязывать её, не так ли? И, в конце концов, какой похититель даже с малой толикой профессионализма вообще мог купиться на такую хитрость?
Кроме того, Бриджит не была уверена, что знает какие-то женские уловки. И даже если бы знала, можно сказать определенно, что они не сработают в жизни также безупречно, как в сказках и спектаклях.
Кожаные шнуры. Она должна знать, что делать с этой проблемой. Выращивание мяса на забой в их чановой частично включало в себя и сбор шкур, увеличивающихся по мере созревания. Её отец мог снимать шкуру с туш несколькими длинными, ловкими порезами и парой умелых рывков. Конечно, они не дубили кожу до нужной кондиции, а поставляли шкуры кожевнику, с которым у них была договоренность, но все же…
Бриджит снова моргнула. Ну конечно. Шкуры должны храниться в ванне со специальным раствором с большим количеством воды, чтобы предотвратить их высыхание. Кожа значительно уменьшается, когда высыхает и снова расширяется при смачивании.
Бриджит вновь принялась крутить запястья, на этот раз всерьез. Они горели, но ей было все равно.
— Ох, — ужаснулась Фолли. — Она делает только хуже. Ей нужно остановиться.
Нет, — уверенно возразила Бриджит. Она почувствовала, как струйки крови скользят по ее ладоням и подушечкам пальцев и значит в кожаные ремни её впитывается немало.
— Фолли, мне нужно, чтобы ты сказала мне, когда ремни полностью намокнут.
Фолли уставилась на Бриджит своими странными, разноцветными глазами и задрожала.
— О Боже. Эм. Левому нужно побольше, как считаешь?
— Отлично, — сказала Бриджит и сосредоточилась на выворачивании и мучении собственного левого запястья. Потребовалась вечность добровольной муки, но, наконец Фолли прервала её
— Теперь она должна попробовать.
Бриджит благодарно кивнула. Затем закрыла глаза и наклонила голову вперед. А потом, очень медленно, начала разводить запястья в стороны, растягивая стяжки.
Это было больно, ужасно больно, и не только в запястьях. Ее руки и плечи болели от напряженных усилий. Бриджит была сильной девушкой, достаточно сильной, чтобы бросить на плечо сто пятьдесят фунтов мяса и донести его из чана до стола для разделки, не останавливаясь, чтобы отдохнуть или переложить на другое плечо. Она никогда не полагала это чем-то сверхъестественным, поскольку ее отец, Франклин, мог поднять по столько же на каждое плечо и спокойно идти, напевая на ходу и даже не сбиваясь с ритма. Но, несмотря на отсутствие подобной мощи, она накинулась на аврорские ремни, призвав на помощь всю свою выносливость, решимость и безудержную силу.
И хотя огонь, казалось, охватывал её руки уже целиком, путы начали растягиваться.
Ей потребовались несколько попыток, несколько болезненных, мучительных секунд, но, когда наконец, она решила передохнуть, то почувствовала как её запястья свободно болтаются. Она еще раз, для верности, растянула промокшие ремни, а затем сумела освободить руки.
— О! — тихо возликовала Фолли, — Ох, это стоит запомнить! Потрясающе!
Бриджит поморщилась, взглянув на ободранные, кровоточащие запястья и предплечья.
— Что ж, — сказала она. — По крайней мере, начало положено. — Затем она наклонилась и принялась решительно развязывать узлы на лодыжках. — Дай мне минуту и я освобожу тебя, Фолли.
— Будет ли это иметь хоть какое-то значение, как думаешь? — спросила Фолли.
— Узнаем, когда одержим победу, — ответила Бриджит.
— Или нет.