Роул презрительно дернул усами на реплику Нийна.
— А, — сказал он. — Значит они предложили вам и сливки и когти. И какова же плата, чтобы бы вы оставались в стороне от человеческой войны?
— Новые территории! — прорычал Нийн. — Новые туннели и залы, в которых наши люди смогут охотиться, наше племя будет расти! Залы свободные от человеческой чумы!
Роул с полным презрением разглядывал Нийна.
— Так сказал тебе человек? Следовательно я был прав. — Он дернул хвостом на Нийна, как на раздражающего котенка и сказал:
— Ты не воин. Ты не охотник. Ты — идиот.
— Отец! — проговорил Нийн, развернувшись к Науну. Мех принца Девяти Когтей вздыбился от возмущения.
— Ты позволишь говорить ему такое о нашем клане?
Наун заурчал. Затем взглянул на Роула.
— Наши котята — наше будущее. Что бы сделал ты на моем месте?
— Проучил бы их, — прорычал Роул, позволив всему залу услышать его голос. — Вы склонитесь перед волей людей? Покажете им как мяукать и мурлыкать за человеческую милость? Будете ловить им мышей и оставлять их в подарок? Одурманите себя человеческими растениями и человеческим питьем?
— Роул захлестал хвостом по сторонам и запрыгал по столам и стульям вождя стаи, пока не добрался на уровень ниже Науна. — Наун, вожак Девяти Когтей. Я хотел бы показать вам, что значит быть свободным. Быть кошкой.
Роул повернулся к залу, прежде чем возмущенное шипение заполонило все вокруг.
— Я поднялся по верёвкам в логово шелкопрядов. — Он поднял когти одной передней лапы. — Я убил два десятка из выводка, а мои люди убили их сотни. Они мертвы. Их матриарх лежит и гниет в человеческой таверне. Их взрослые охотники затаились на подходах к человеческому лагерю в ваших собственных туннелях. На территории, которую эти вторгшиеся отняли у вас всех. — Он повернулся к Науну. — Теперь ваше время, Девять когтей. У них нет сил, чтобы напасть на ваших котят. Теперь наш шанс ударить по ним. Дайте мне каждого воина в вашем клане. Позвольте мне напомнить им, что значит быть котом. Чтобы расправиться с теми, кто угрожал вашим котятам зубами и когтями!
Какофония взволнованных криков и низкого боевого урчания, поднявшаяся вокруг, заставила Науна оторвать глаза от Роула и оглядеть зал.
Глаза Науна вернулись к Роулу и его голос понизился до тихого, низкого рыка, предназначенного только для ушей Роула.
— То, что ты говоришь, правда?
— Ручаюсь своими лапами и ушами, усами и хвостом, это правда, О Наун, — сказал Роул.
— Он лжет! — завизжал Нийн. — Он хочет использовать нас! Чтобы пролить кровь нашего племени, чтобы защитить своих людей в их войне! Чтобы оставить наших котят уязвимыми и беззащитными!
Роул развернул голову к Нийну, его зрение внезапно обострилось от ярости, его рот наполнился слюной от жажды крови.
— Теперь, — сказал Роул, — я начинаю уставать от твоего мяуканья.
— Я говорю, что этот зверь — глупец! — воскликнул Нийн. — Я говорю, что его рот полон лжи! Я говорю, что он не может видеть, слышать или охотиться! Что это бесполезное существо ничего не знает!
Слова прозвучали в внезапной тишине, как и должны были, потому что Нийн произнес самое тяжкое оскорбление, которое одна кошка могла высказать другой.
— Бесполезно, — очень тихо мурлыкнул Роул.
Тишина дрожала, напрягшаяся и ждущая.
— Ты даешь мне свое слово, — прорычал Наун, почти полностью сощурив глаза. — Ты, чужак. Мой котенок говорит мне, что ты источаешь ложь. Как я узнаю, кто из вас прав?
— С твоего разрешения, вожак стаи, — сказал Роул, с рыком, пульсирующим в голосе, — я покажу тебе.
Нийн зашипел, его мех поднялся дыбом, когти выскользнули из лап. Нийн был крупнее, чем Роул. Его мех сиял здоровьем, а его когти были длинными и острыми. Он стоял на своей родной территории, в окружении преданных ему сородичей и он не бился несколько раз за последние несколько часов, он был свеж.
У Роула не было бы шансов выжить в битве с принцем Девяти Когтей, если бы его поддержали все присутствующие воины и охотники, но если бы глава клана позволил, он смог бы победить Нийна в дуэли.
Наун долго смотрел на Роула, словно ожидая намек на движение.
Роул выдержал его взгляд совершенно неподвижно, всем видом показывая каждую каплю уважения, которую он смог собрать.
— Да, — наконец сказал Наун.
Роул, принц из Тихих Лап из хаббла Монинг, хрипло пропел музыку своего боевого клича и бросился на Нийна, с выпущенными когтями и судьбой Мышонка на чаше весов.
Глава 49
Шпиль Альбион, верфи хаббла Лэндинг, торговый корабль Альбиона "Хищник"
Гвендолин открыла глаза и сразу пожалела об этом.
Она никогда не позволяла себе пить лишний бокал вина или другого алкоголя, хотя видела воздействие, производимое им на некоторых стражников Дома Ланкастер после различных праздничных торжеств. Она всегда находила их гримасы и зеленые лица немного забавными.
Она подозревала, что теперь она будет им сочувствовать.
Свет не просто причинял боль её глазам — он вонзился старыми гнилыми и ржавыми мечами. Биение сердца послало импульсы боли сквозь череп и шею, словно по проводам и, впервые в жизни, всё что она могла сделать, это просто удержаться от того, чтобы не перевернуться на бок и не начать избавляться от содержимого своего желудка.
Секундочку. Неужели она напилась? Последнее, что она помнила — безумный старый эфиромант, издевательски поющий похабные куплеты поистине отвратительной песни аэронавтов, а затем…
А затем… огромное существо с поверхности? Хотя наверняка это был отголосок шквала лихорадочных кошмаров, которые она терпела неизвестно сколько. Возможно, это просто похмелье. Если так, ей стоит написать несколько извинительных писем Истербруку и его людям.
Она не сдержала стон и её снова накрыло волной боли, перекрыв все остальные чувства, словно в ребра и спину впились огненные пальцы. Гвендолин положила руку на больное место и почувствовала что-то грубоватое и плотное. Ей пришлось открыть глаза, чтобы взглянуть. Бинты. Под довольно тонкой рубашкой ее тело почти полностью было обмотано бинтами, вплоть до того места, где теснота доставляла некоторые неудобства.
Значит она была ранена. Пьяная? Боже Всемогущий, пожалуйста, нет. Бенедикт будет припоминать ей это до конца дней.
Она подняла руку к ноющей голове и, слава Богу, нащупала бинты и там. Голову она ударила, ещё твердо стоя на ногах. Повреждение головы? Ах, вот оно что. Возможно, она и не опозорилась. Может быть, с ней просто случился несчастный случай.
Это её успокоило и она оглядела комнату в которой была. Дерево. Всё из дерева, стены, пол и потолок. Одна стенка слегка изогнута. Скорее всего, она на борту дирижабля, значит стена превращалась в переборку, а пол — в палубу, а потолок… Так. Она не могла вспомнить, как на дирижаблях называют потолки. Вероятно, потолки.
В комнате был еще один обитатель, человек, которого она не знала, но судя по одежде один из матросов "Хищника". Он был вооружен мечом и наручем, но сейчас развалился в кресле и сильно храпел. Под глазами были мешки. Бедняга выглядел совершенно измученным, а одна из его ног была перевязана. Может быть, один из людей, раненых в первой атаке аврорцев? Бедняга. Он, несомненно, был здесь, чтобы охранять и следить, чтобы она не вставала с постели без разрешения врача, которого не было поблизости, так что, кажется, не стоило его беспокоить. И кроме того, она была едва одета.
Гвен медленно села. На мгновение обстановка поплыла перед глазами, но затем снова всё пришло в норму. На столике неподалеку стояли кружка и кувшин, в котором оказалась вода. Она выпила три кружки, едва переводя дыхание, и через несколько секунд почувствовала себя почти человеком.
Гвен нашла свою одежду, лежащую рядом. Она был запятнана… Боже, какой ужасный бордовый цвет? И пахло совершенно отвратительно. Она вздрогнула от отвращения, положила всё, кроме наруча и начала тихо обследовать шкафы в каюте, пока не нашла скромную коллекцию мужской одежды в чемодане. Она натянула рубашку и штаны, заметив что они свисают с неё, как небольшая палатка и провела следующие несколько минут, подворачивая рукава и брючины. Затем надела свой наруч и почувствовала себя немного лучше, когда прохладный оружейный кристалл устроился на ладони.
Когда она закончила и оглядела себя, то уверилась, что Мать будет совершенно возмущена ее внешностью. Скорей всего.