— Ты невыносим, — сказала Бриджит.
— Именно, Кот. — Роул встал и плавно соскользнул на пол. Он повернулся к ней, обернув лапы хвостом.
— Почему ты хочешь обесчестить и унизить Держащего слово? Ты хочешь изменить его имя?
— Нет, конечно нет, — сказала Бриджит. — Но я же… я не такая, как он.
— Нет, — сказал Роул. — Для этого тебе надо повзрослеть.
— Я не ребенок, — возразила она.
Кот многозначительно осмотрелся и снова повернулся к ней.
— Вместо того, чтобы выполнить свой долг, ты прячешься в самом темном углу самой темной комнаты в доме. Это очень мудро. Очень по-взрослому.
Бриджит нахмурилась и сложила руки на животе, но… ничего не сказала. Она вела себя, как ребенок. Роул был прав. В общем, как и обычно, но зачем же так этим гордиться?
— Ты боишься, — сказал Роул. — Боишься уходить со знакомой территории.
Бриджит снова почувствовала, как накатывают слезы. Она кивнула.
— Почему? — спросил Роул. — Чего тебе бояться?
— Я не знаю, — прошептала она.
Роул просто сидел, уставившись зелеными глазами.
Бриджит закусила губу. Потом она сказала, очень тихим голосом:
— Я не хочу остаться одна.
— Ааа, — протянул Роул.
Кот развернулся и исчез в густой тени зала, оставив ее замерзшей, незначительной и еще более одинокой, чем раньше.
Бриджит вытерла глаза рукавом и проглотила комок в горле. Затем встала. Она еще минуту держалась рукой за прохладные камни, пытаясь впитать в себя это знакомое ощущение, наполняющее ее силой. Роул был прав, как бы это не раздражало. У ее семьи были обязательства. Может и немного осталось от Дома Тагвиннов, но это был хороший Дом. После всего, что отец сделал для нее, всей любви, что он ей дал после смерти матери, она не могла отплатить ему унижением — даже если никому это унижением не казалось.
Это был всего лишь год. Всего лишь один… длинный… странный… одинокий… пугающий год.
Она медленно пошла к двери зала.
Когда отец открыл ее, она подняла к нему голову. Франклин Тагвинн был огромным человеком, его плечи почти перекрывали дверной проем. Руки его были толще, чем ноги у многих мужчин, а мышцы, спускающиеся от его впечатляющей шеи, были будто выточены из камня. На нем был надет белый фартук и пояс с разделочными ножами чановщика. Его взъерошенные волосы были цвета стали, а глаза выглядели усталыми и обеспокоенными.
Она попыталась улыбнуться ему. Он заслужил это.
Его ответная улыбка была усталой, и она знала, что не смогла обмануть его. Отец ничего не сказал, просто мягко обнял её. Бриджит обняла и прислонилась к нему, такому крепкому и теплому.
— Вот моя храбрая девочка, — тихо произнес он. — Моя Бриджит. Твоя мать гордилась бы тобой.
— Я не храбрая, — сказала она. — Я так боюсь.
— Я знаю.
— Я там никого не знаю, — сказала она.
— Я надеюсь, что ты заведешь друзей достаточно быстро. Я завел.
Она тихо устало выдохнула.
— Ну да, я уже так много друзей в Домах завела.
— Бриджит, — сказал он с мягким упреком. — Ты знаешь, что никогда и не пыталась.
— Конечно нет. Они напыщенные, избалованные, эгоистичные засранцы.
Его смешок низким гулом отозвался у её щеки.
— Да. Я знаю, что они кажутся тебе такими. На тебе было больше ответственности, когда ты была совсем юной, чем на большинстве детей — особенно детей благородных домов. Тебе пришлось так быстро повзрослеть…
Он прижался щекой к её волосам.
— Я сам с трудом в это верю. Семнадцать лет пролетело так быстро.
— Папочка, — тихо сказала она.
— Я знаю, тебя не слишком волновали другие дети благородных домов, но не все они плохие. И большинство из них повзрослеет. В конце концов. Вот увидишь.
Он отступил назад, удерживая её на расстоянии вытянутой руки.
— Я должен кое-что обсудить с тобой. Еще одно обязательство, о котором я хочу тебя попросить.
Она кивнула.
— Конечно, отец.
Он нежно положил свою огромную руку на ее голову на мгновение, улыбаясь. Затем сказал:
— Мне нужно, чтобы ты присмотрела кое за кем для меня.
Она наклонила голову и моргнула.
— Прости?
За спиной отца в комнату прошествовали два кота. Первым шел очень крупный серый самец, мускулистый зверь, под чьей гладкой шерстью просматривалось множество шрамов. Вторым шел Роул. Рыжий кот уселся позади и немного в стороне от серого и его усы радостно затрепетали.
Ее отец заговорил очень серьезным тоном: