Стордж, однако, пугается. Он едет к своим поверенным, те хмурят брови. - Положение весьма щекотливое.
- Неужели же нет способа оградить себя от бреда сумасшедшего?
- Верных способов нет. Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах.
Решено найти Бонсера и по возможности откупиться от него. Но Бонсер исчез. В конторе Ассоциации растерянному клерку грозят арестом взбешенные клиенты, которые заплатили за акции и ничего не получили взамен.
Миссис Бонсер разыскали в маленьком домике в Патни, где она живет с двумя детьми. Она заявляет, что Бонсер женился на ней в 1896 году, что он всегда был хорошим мужем, добрым и заботливым, и любил работать в их садике. Они жили очень счастливо до самого его исчезновения две недели назад. Денег у нее нет, и она предъявляет кусок письма, извлеченного из корзины. Оно помечено адресом на Вест-стрит и начинается так: "Милый Дик, приятно было тебя повидать. Выглядишь ты хорошо. Посылаю немного денег, больше сейчас не могу".
Она кипит от ревнивой ярости и убеждена, что стала жертвой заговора. Она привлекла-таки Сторджа к суду и выложила все: как она пошла объясниться с Табитой, а Стордж велел спустить ее с лестницы, так что теперь у нее внутренняя травма и страшные боли. И поспешила добавить, что Табита не имеет права звать себя миссис Бонсер, что она содержанка и Стордж действовал по ее наущению.
Судья прерывает ее, и дело она проигрывает, но она своего добилась: имя Табиты смешано с грязью, а до Сторджа ей нет дела.
48
И тут, ко всеобщему удивлению, миссис Стордж возбуждает дело о разводе. О связи мужа она, оказывается, знает уже много лет, но думала избежать скандала. Теперь же, когда скандал налицо, она желает урегулировать свое положение ради дочерей. Но поражает ее злобность по отношению к Сторджу и Табите, притом злобность теоретическая, поскольку в основе ее не оскорбленные чувства, а презрение к выбору Сторджа. На глазах у Табиты эта женщина, двенадцать лет назад такая видная и яркая, а теперь седая как лунь, но еще более надменная и величественная, поддержанная почтительным сочувствием всего зала суда, дает пространные свидетельские показания о моральном падении Сторджа под тлетворным влиянием миссис Бонсер и ее порочных друзей, таких, как Доби и Буль.
Один из сонетов Буля, прочитанный вслух ее адвокатом, производит сильное впечатление на присяжных и очень вредит Табите. Адвокат Сторджа, разумеется, отводит сонет как аргумент, не относящийся к делу, но, на беду, либералы только что победили на выборах 1905 года, в воздухе пахнет революцией, и, как всегда в такие периоды, борьба мнений обострилась до крайности. Фанатики и невропаты всех мастей, вообразив, что теперь-то осуществятся их личные пристрастия, кричат до хрипоты, что Империя восточное варварство, но также и богоданная миссия; что британский рабочий - раб, но также источник мудрости; прививка оспы - преступление, но наука - надежда человечества; брак - оковы и цепи, но развод - злокачественная опухоль на теле общества: все понятия, которые в известного рода умах сменяются снова и снова. Так во время землетрясения сточные трубы встают дыбом, как башни, а башни колледжей падают наземь.
Судьи и присяжные, как и все наиболее респектабельные люди, чувствуют, что страна в опасности. В миссис Стордж они видят воплощение всего лучшего, поборницу добродетели в борьбе с пороком и декадансом. Судья, который уже сорок лет не читал ни одной книги, кроме трудов по юриспруденции, подготовил резюме, бичующее развращенность нашего века и долженствующее, по его мнению, понравиться публике.
Он не заметил, что декаданс уже вышел из моды и что век наш не развращен, но примитивен и груб.
К несчастью, еще до заключительного заседания суда инфлюэнца, которой Стордж, как всегда, заболел с наступлением зимы, осложнилась воспалением легких, и через три дня он умер. Он устал жить. Не мог представить себе жизни ни без Табиты, ни без семьи. Свои дела он оставил в полном порядке. В последнюю неделю перед смертью отказал Табите в завещании 1000 фунтов в год и всю обстановку квартиры; и распорядился, чтобы издержки по ее защите на суде, где она фигурировала как самостоятельная ответчица, были оплачены из его средств.
Но вдова и дочери не намерены допустить, чтобы зло осталось безнаказанным. Они подают жалобу, в которой утверждают, что пункт в завещании, касающийся Табиты, - результат вымогательства. Что душеприказчики не вправе оплатить издержки по делу Табиты. Свидетели в один голос показывают, что Стордж был у нее под башмаком. Если любовница изменяет - значит, она корыстолюбива; если верна - то тем более опасна. Суд удовлетворяет иск на том основании, что Стордж, подписывая завещание, был тяжело болен и не отвечал за свои поступки; и с Табиты взимают издержки по обоим процессам.
Она продает обстановку и все свои драгоценности, и лишь после этого у нее остается около шестисот фунтов, с которыми она спешит перебраться в скромную квартирку близ Ботанического сада.
Но друзья находят ее и здесь и не скупятся на советы, по большей части плохие. Доби желательно, чтобы на свои шестьсот фунтов она съездила с ним в Индию - его очень интересует индуизм. Джобсон предлагает продать ей кафе, от которого он хочет избавиться. Пятнадцать мужчин, в том числе, к ее удивлению, лорд Дакет, а также один широко известный, но очень старый пэр, один очень молодой миллионер, тоже с именем, и один министр в отставке, предлагают ей новое сожительство. Трое - двадцатилетний студент, букмекер и семидесятилетний отставной генерал - просят ее руки.
Хадсел уговаривает ее принять авансы Дакета. - Ему нужен салон, и он думает, что получит его готовеньким, если купит вас. Он все покупает готовое, но платит хорошо.
- Но у меня не было салона. Это Зайчик приводил своих друзей.
- Хозяйкой-то считали вас, это главное. И старая гвардия все равно сбежится - по привычке.
Но Табите противно все, что связано с ее прежней жизнью. Немножко соблазнила ее только идея Буля купить домик в деревне, где и он мог бы жить на правах гостя. - Я знаю одно местечко, там как раз хватит места вам, мне и Джонни.
Буль теперь совершенно здоров и одет прилично. Он живет у Ринчей, в роскошных условиях. - Вы только подумайте, - заливается он, - свой огород, выгон, несколько фруктовых деревьев, может быть, ручеек и ульи в уголке сада. Ринч заплатит с великой радостью. Он только и мечтает о том, как бы закрепостить меня, подрезать мне крылья.
- Но за меня мистер Ринч едва ли захочет платить.
А через пять минут является сам Ринч и увозит Буля. Убедившись, как всегда с опозданием на десять лет, что нашел подлинного, неповторимого гения, он вовсе не желает, чтобы этот дар, скорее всего ниспосланный свыше, был растрачен впустую в какой-то безвестной и, возможно, антисанитарной глуши.
49
Табита рада, что осталась одна, - больше всего она жаждет одиночества, покоя, времени на размышления.
Она не может забыть суд, показания миссис Стордж. Ее потрясла сложность жизни, вся эта ненависть и непонимание. Она в ужасе думает: "Только бы не узнал Джонни!"
Но размышления ее неизменно возвращаются к одной точке: что у нее нет никаких планов и что ей нужны деньги. Она рада визиту Джобсона. - А вы знаете, Тибби, это кафе - очень недурно для начала.
Он, как никогда, смотрит франтом. Стоит в гостиной с новеньким цилиндром в руке и оглядывается, куда бы его положить, чтобы не запылился.
- Давайте сюда вашу шляпу.
- Благодарю, малютка. В самом деле, не упускайте такую возможность. Местечко уютное, на третьем этаже. Восемь столиков в кабинках с занавесками. Работают четыре девушки, хорошенькие... то есть достаточно хорошенькие при розовых абажурах.
- Но что это за заведение?
- А-а, вы думаете о деле "Малинового пирога"? Ну, те вели себя глупо. Разрешали девицам баловаться тут же, на месте. А у меня правило: чтобы в самом кафе - ни-ни. Да оно и не нужно. - Он доверительно объясняет Табите: - Зачем, скажите, человек идет в такое место? Поговорить и завязать знакомство. Главное - завязать знакомство, а ради этого не жаль хоть каждый день заплатить пять шиллингов да посидеть полчаса за чашкой жидкого чая. И все прилично - пока он в кафе, а остальное меня не касается. В общем, маленькая золотая жила.
- Но если это так выгодно, почему вы хотите его продать?
- Да понимаете, малютка, это все жена. Та история с "Малиновым пирогом" ее напугала, а в тонкостях она не разбирается.
- Жена? Вы разве женаты?
- С прошлой недели. - Джобсон улыбается неуверенно, почти виновато. Думаете, я спятил? Нет, малютка, просто мне сорок восемь лет, пора подумать о старости. Если выбирать между женой и сиделкой, по мне уж лучше жена. Тут и права, и обязанности - все по закону.
- Но кто ваша избранница? Неужели Мэдж?
Джобсон перестал улыбаться. - Я, как вам известно, не честолюбив, а брак - это лотерея. К чему рисковать больше, чем нужно? О Мэдж я знаю все самое худшее, и поверьте, бывает хуже.
Табита поздравляет его, и он отвечает тем же тоном, в котором смешаны покорность судьбе и праведная решимость: - Если дело не пойдет, сами будем виноваты. Мэдж-то твердо намерена преуспеть в семейной жизни. Заведем детишек, а пивные побоку, чтобы все как у людей. Потому-то я и не могу пригласить вас в совладелицы этого кафе.
Табите и обидно, и смешно. Она взирает на Джобсона как бы с моральных высот. Но он вдруг добавляет, сверля ее своими желтыми глазками: - Я с вами говорю напрямик, малютка, потому что вы умная. Вы сладили с бедным Зайцем и хотите поставить на ноги сына. Прекрасно, но это требует денег, а мы не молодеем. Всем нам нужно упорядочить свое положение.
От этих слов Табита как бы вся съеживается. Она обещает Джобсону подумать и сообщить ему ответ в контору, "чтобы Мэдж не заподозрила, что вы меня видели".
Но Джобсон неуязвим для мелких уколов. - Правильно, не будем посвящать в это Мэдж. Она по части респектабельности очень чувствительна, и для нее это неплохая черта.
Табита не может уснуть, дилемма с каждой минутой становится все более грозной. Она вполне поняла довод Джобсона: для Джонни, для его будущего ей нужен постоянный доход. Весь ее опыт подтверждает эту невеселую истину. Выходит, нужно принять предложение Джобсона. Но она говорит себе: "Ведь, в сущности, это кафе - публичный дом" - и не пишет ответа. Она спорит сама с собой до головной боли и спасается от этих споров в Ботаническом саду. "Это слабость с моей стороны, - возмущается она, - я просто трусиха!" И все ходит и ходит, стараясь не думать, словно надеясь, что вдохновение, случай или просто время подскажет ей решение проблемы, в которой она, возможно, и не усматривает моральную сторону.
Наступила весна, деревья вот-вот зазеленеют, цветут нарциссы. Птицы охвачены страстью любви и созидания. Они защищают свои гнезда и права собственности, самоотверженно вступают в бой, чтобы умножить свои победы и обеспечить благополучие своих королев и принцесс. Табита, глядя по сторонам, говорит: "Как здесь красиво, как покойно!" Но неспособна насладиться этим воображаемым покоем, неспособна даже ощутить его. Ее гложет мысль: "Может быть, вот сейчас, сию минуту, кафе ускользает у меня из рук".
Она бежит домой писать Джобсону и опять не пишет. И тут из полного расстройства чувств, из отчаяния вдруг рождается потребность в молитве ощущение почти физическое. Сами собой сгибаются колени, тело готово упасть и замереть.
"Какая чушь! - одергивает она себя, удивленная и пристыженная. - Даже если б было кому молиться, в таком деле он бы мне не помог".
Чтобы не молиться, она быстро ходит по комнате, оглушенная душевным разладом. И тут в дверь стучат, и маленькая дочка хозяйки докладывает: - К вам прифол доктор Бафкет.
Табита медленно сходит вниз. В прихожей стоит лысый мужчина, сутулый, в огромной поношенной шинели. Потом она слышит голос Гарри: - Здорово, сестричка, или не узнала?
Ему приятно, что Табита как сумасшедшая бросилась ему на шею, крепко обняла и разрыдалась. Он не знает, что заменил собой бога.