- Да, пожалуй. Выходит, значит, что надеяться не на что.
- Дик, помолчи немножко, дай мне подумать. Это так важно, какой-то выход должен быть обязательно. У меня в сберегательной кассе всего шесть фунтов, но есть колечко с жемчугом, и браслет, и, да, еще меховая шубка. За них наверняка что-нибудь дадут.
- Я не хочу, чтобы ты ради меня продала свои вещи.
- Но, Дик, пойми, это же такой пустяк, если ты зато получишь работу. Нужно смотреть трезво.
- Ну что ж, командуй, Пупс. А вещи можно, наверно, и в заклад снести. Тогда ты их не потеряешь, выкупишь, как только мы начнем зашибать денежки.
- И еще есть золотая цепочка. Но, Дик, ты правда решил работать, не упустить эту возможность? Ты понимаешь, что это было бы грешно - вернуться к прежнему, губить себя, губить наше счастье?
- Что я, дурак, по-твоему?
- Милый, я не хочу в тебе сомневаться!
- Мне все кажется. Пупс, не любишь ты меня так, как я тебя.
- Да нет же, люблю, я только очень хочу, чтобы мы были счастливы.
- А мы с тобой всегда были счастливы. Мы созданы друг для друга. - Он обнимает ее, касается ее колена. Но она в страхе отодвигается, обдергивает юбку. - Нет, нет, прошу тебя.
Он хмурит брови, и она пытается объяснить: - Понимаешь... Потому что мы решили по-настоящему пожениться... начать сначала...
- Ладно, Пупс. - Он томно целует ее. - Отныне командуешь ты. Может, ты и права, что привередничаешь. Ссориться не хочу, это не в моем характере. - Он отпускает ее царственным жестом, но все еще хмурится.
- Мне пора идти, пора бежать, не то они что-то заподозрят. А знать им еще рано. Они не поймут. Дик, милый, ты веришь, что я тебя люблю? - Она робко обнимает его.
- Ладно, ладно, Пупси.
- Ты понимаешь, почему мы не должны... пока не поженились? Потом-то конечно. Мне и самой хочется, правда. Ведь тогда я действительно чувствую, что ты меня любишь.
- Это уж точно, Пупс. Мы с тобой неплохо проводили время. Тут, видно, все зависит от точки зрения.
- О господи, уже четыре пробило. До свиданья, любимый, до завтра.
10
На бегу Табите приходит в голову, что понятие о любви у Бонсера более прозаическое, чем у нее, но это ее не оскорбляет, напротив. Ей страшно интересно, она захлебывается: "Просто чудо, что он так сильно меня любит, что я имею над ним эту власть. Он сразу отступился, стоило мне объяснить. Да, в сущности, он хороший человек, такой послушный. Только бы, только бы он не упустил эту работу. От этого зависит вся его жизнь... и моя тоже".
Обокрасть Гарри - что может быть ужаснее? Но именно потому она на это решается: украсть, может быть, загубить свою совесть, свою душу. И она истово молится: "Остави нам долги наши, яко же и мы..."
Сейф, в котором Гарри хранит ее жемчуг, находится у него в спальне, ключ от сейфа - в тумбочке. На следующее утро, пока лентяйка Эдит завтракает в постели, а горничная убирается на третьем этаже, она уже шмыгнула к Гарри в спальню и достает ключ из ящика тумбочки. Дрожа от страха, она успокаивает себя: "Это для Дика, это его спасет". И тут же вздрагивает и бледнеет - в комнату входит Гарри.
- С добрым утром! - Он целует ее. - Тебе что-нибудь нужно?
- Я хотела... пожелать тебе доброго утра.
Оба знают, что это ложь. Они растерянно смотрят друг на друга, потом Гарри, решив, очевидно, что молодые женщины - странные создания, треплет ее по щеке. - Выглядишь ты неважно. Попринимай-ка микстуру, я тебе пропишу.
Табита убегает к себе. Она чуть не плачет. "Но что мне делать? Нужно написать, объяснить. Когда мы поженимся, когда Дик начнет хорошо зарабатывать, тогда он поймет. И порадуется".
В четыре часа дня, спустившись в прихожую с чемоданом в руке и чутко прислушиваясь, не раздадутся ли где шаги, она замечает на столике надетый на подставку цилиндр Гарри, который он носит зимой по праздникам, и при виде этого цилиндра, такого смиренного, достойного, не подозревающего предательства, с ворсом, стершимся от ветра и снега, ее охватывает раскаяние. На ходу она торопливо наклоняется и целует цилиндр. Потом бежит через сад к калитке, выходящей в проулок. Кэб Бонсера уже здесь. Миг - и она в него вскочила. Она ощущает торжественность этой минуты, ее высокий трагизм для Гарри, для нее самой, для Бонсера.
Но вот кэб тряхнуло, от толчка она падает к Бонсеру на колени, и вдруг ей становится смешно. И Бонсер смеется.
- Нельзя смеяться, Дик. Ведь это очень серьезно. Что подумает обо мне Гарри? Он не поймет, что сейчас все не то, что было тогда. Что ты делаешь? Нет, нет, могут увидеть.
- Да ну тебя, Пупс. Раньше ты не была такой ледышкой.
- Потерпи. Только до завтра, пока мы поженимся.
Она молит и вырывается, и вдруг до нее доходит, что Бонсер в бешенстве. Тут она вспоминает, что все ее влияние держится на его любви к ней, и от этой мысли сопротивление ее слабеет.
- Прошу тебя, Дик, милый, не надо. - В голосе ее слышатся слезы.
Но позже, когда Бонсер закуривает сигару, она спешит улыбнуться. - Ты когда пойдешь договариваться с компанией?
- С какой компанией? Ах, ты насчет Уотлинга? Как только раздобудем деньжонок.
Она обнимает его. - Дик, ты на меня не сердишься?
- Чудачка ты, Пупс. Уж лучше бы брыкалась, честное слово. Как истая христианка. - И смотрит на нее с такой торжествующей наглостью, что она невольно его прощает. "Работа, - думает она, - остальное не имеет значения".
За ее цепочку, браслет и меха дали всего тридцать семь фунтов, но Бонсер сказал, что с него возьмут залог поменьше, потому что он джентльмен. "Им для этой работы подавай настоящих джентльменов, не какую-нибудь шваль".
- А где контора компании? Тебе, наверно, надо сразу туда сходить?
- Я у них был вчера. Они не торопят. Пожалуй, я даже просто пошлю им чек, со временем. А пока не кутнуть ли нам, Пупс?
- Но в чем будет состоять твоя работа?
- А ты не думай об этом, Пупс. На сегодня хватит, поработали.
Но в какую-то подходящую минуту, после полуночи, когда они уже кутнули и Бонсер порядком набрался, он снисходит до объяснений: компания "Уотлинг" основана группой патриотически настроенных людей с целью вернуть Уотлингам их состояние. "Ты ведь слышала про старого лорда Уотлинга, который умер в прошлом году и оставил два миллиона дочери?"
- Нет, ни слышала.
- Ну, так вот. Оказывается, эта дочь не является наследницей. Старый Уотлинг вел двойную жизнь, и у него есть сын, он-то и есть законный наследник. Но сам он бороться за наследство не может, у него на это нет средств, ты же знаешь, что такое закон. Сплошное мошенничество. Вот он и основал компанию, чтобы она отвоевала его наследство. А когда дойдет до дележа, мне достанется примерно десять тысяч фунтов.
- Какая странная история, Дик. Неужели это правда?
- Эх ты, фрудгриновка! Да, Пупс, это правда, это доказано. Об этом писала "Таймс".
- "Таймс"? Ну тогда... - Сомнения Табиты развеялись.
- Да, я сам читал. Уотлинг держал мясную лавку под вымышленной фамилией. И там у него торговала жена. Все дело в том, когда он на ней женился, до или после. Мы-то знаем, что до, у нас в руках свидетельство о браке.