В конце октября дивизия ожидала комиссию из первопрестольной от главкома сухопутными войсками. О том, что «сухопутчики» едут в армию, стало известно в конце сентября. Всё завертелось как на карусели, и уже никому не было дела до интриг. Комдиву было не до кадрового перемещения. День и ночь торчали все на полигоне. Городок приводили в порядок. Везде пахло свежей краской. Вскоре в армию прибыла большая группа офицеров во главе с генералом. В дивизию прибыл полковник и с ним три офицера. Он поработал в штабе дивизии, заслушал комдива и его заместителей; согласовали расписание проверки, и полковник решил познакомиться с проверяемым полком.
Бурцев с Колесниковым стояли возле штаба полка, ждали приезда комдива и москвичей. Открылись ворота и к штабу подъехали две «Волги». В первой сидел комдив. Он вышел из машины и принял рапорт от командира полка. И какое удивление было у Бурцева, когда со второй машины вышел полковник Лужин. Бурцев смотрел на него и улыбался.
— Чего улыбаешься, — пошутил Лужин.
Все удивленно смотрели то на Лужина, то на Бурцева, а когда они обняли друг друга, поняли, что встретились старые знакомые.
— Я вас поздравляю с присвоением звания.
— Вася, это давно уже было, как только с Афгана приехал. Веди меня к себе. Вы тут погуляйте немного, — обратился он к своим офицерам, — мы с начальником штаба полчасика поговорим, давно не виделись.
Они зашли в кабинет Бурцева.
— Как дела, Вася? О, шрам украшает мужчину.
Лужин потрогал рукой лоб Бурцева.
— Ранен был, — ответил Бурцев.
— Знаю, я Никольцеву звонил. Он мне всё рассказал, и про твое горе знаю. Слушай, Вася, а может она и жива. У духов много наших в плену и о них ничего неизвестно. Никольцев говорил, что тело так и не нашли.
— Там было сплошное месиво, Николай Николаевич. Мне Васин рассказывал, он ее лично искал.
— Я понимаю, но хотя бы часть лица или чего-нибудь должно остаться.
— Николай Николаевич, в этой ситуации никто сличать не будет — чья это нога или рука. Минометами утюжили по палаткам, что там могло остаться!?
— Может ты и прав.
— Прав, Николай Николаевич, прав. Я вот этими глазами видел.
Он приподнялся со стула, наклонился к Лужину и, развел пальцы правой руки, показал на свои глаза. Лужин похлопал его по плечу.
— Успокойся, садись, Вася, что ты мог видеть, сам был в полу сознании.
— Видел, как в палатку, где она была, попала мина. Все в клочья, а потом еще и горело, что там могло остаться. Головешки одни.
— Может оно и так, но прошлого не вернуть.
Лужин достал пачку сигарет, протянул Бурцеву. Тот закачал головой.
— Так и не куришь? Молодец, ну и я не буду, не стану тебя травить. — Он положил пачку на стол. — Какие проблемы? Чем помочь?
— Есть проблемы, только это не по вашей части.
— А ты поделись, может, помогу советом.
И Бурцев рассказал Лужину все, что было между ним, Колесниковым и семьей комдива.
— Выходит, жениться пока не желаешь?
Лужин машинально потянулся за сигаретами, затем одернул руку.
— Да, курите вы, курите. — Засмеялся Бурцев. — Я же помню Лужина по Афгану, постоянно сигарета во рту.
— Да, вот, такая зараза, привык, знаю, что надо бросать, со здоровьем проблемы, а бросить не могу. Так зачем же бабе голову морочил, если жениться не хочешь? Это же не какая-нибудь там б …дь с улицы, что ночь потрахался и иди гуляй, а девушка из приличной семьи.
— Не морочил я ей голову. У меня с ней вообще ничего не было, да и быть не могло.
— Да, а почему же так? С каких это пор ты монахом стал? — Лужин засмеялся.
— Никакой я не монах. Просто, не люблю её, вот и всё тут. Потом у неё есть парень, а всю эту любовную историю придумала её мать. Мне бы куда-нибудь уехать, на равнозначную должность, только бы из этой дивизии. Пусть он оставил бы Колесникова в покое.
— Хорошо. — Лужин хлопнул себя ладошкой по колену. — А ты говоришь, не по моей части. Здесь работает кадровик из Москвы, я с ним поговорю. Готовься, приедем к тебе поужинать. Он направленец на ваш Округ, хороший малый, тоже афганец. Да ты его, наверное, знаешь, он на пересылке работал в Кабуле.
— А, помню, когда Карпенко завелся с генералом, я ездил на пересылку за сменщиком Васина.
— Ты знаешь, он этот случай помнит. Я ему как-то рассказывал, как ротный генерала отбрил. А он мне рассказал, как ему срочно приказали заменить. Говорит, три раза звонил, думаю, чего это начальник политотдела так беспокоится за командира роты.
После разговора вышли на улицу. Лужин подошёл к комдиву.
— Анатолий Антонович, — сказал он, — полк хороший, я побеседовал с начальником штаба. Проверять буду сам, а мои офицеры будут проверять управление дивизии.
Оба заулыбались. Затем подошёл к Бурцеву.
— Готовь ужин, вечером приеду, — он хлопнул Бурцева по животу.
— Молодец, ещё не отрастил мозоль, — сел в машину и уехал.
Через час в полк приехал зам по тылу дивизии, он привез коробки с выпивкой и закуской. Вместе с зампотылу полка и начпродом они стали обсуждать меню предстоящего ужина.
К вечеру приехали комдив, Лужин, и с ним офицеры-москвичи. Лужин представил Бурцева полковнику. Кадровик узнал его. Они обменялись улыбками друг другу и пожали руки, как старые знакомые. Затем втроём пошли в кабинет Бурцева и долго там беседовали.
— Я согласен в любой полк, — под конец своего рассказа сказал Бурцев. — Мне все равно куда ехать. Я холостяк. Зачем этого парня мучить.
— А они что, не могут по болезни ему нестроевую сделать и куда-нибудь на военкомат? — спросил кадровик.
— Медики говорят, что-то по приказу не подходит. Да мне и не нужен этот полк. Пусть служит, он неплохой командир полка. Есть в сто раз похуже и растут. Я не претендую на его должность. Если я скажу комдиву нет, стану козлом отпущения.
— Да, это ясно как белый день. Лады, что-то будем решать, — сказал кадровик
За ужином комдив был в расположении духа, много шутил.
— Хорошая оценка обеспечена, друзья Бурцева помогут, кадровик с Бурцевым беседовал, всё складывается как нельзя лучше, — думал он.
И только Колесников сидел грустный. Он решил, что его окончательно добивают.
После окончания ужина все прощались, Лужин подошёл к Колесникову, поблагодарил за ужин, пожал ему руку, другую положил на плечо и сказал:
— Не волнуйся, «старик», всё будет хорошо.