- Всех, у кого есть. Завтра сход будет. Утверждать постановление для нашего села.
Стоял над дедом не сын, а председатель земской управы. Сандагоуская власть. Когда чувствует власть силу, вид у нее бывает совсем особенный. "А раньше говорил, моего не заберут", - подумал Нерета с легкой горечью.
Ложась спать, он долго думал: ждать ему сходки или свезти хлеб утром. Так и уснул, не решив.
3
Ночью на душистом сеновале темно и пусто.
Давил Неретина прогнивший тес крыши, не давал уснуть. И звонкое июльское небо в щелях не утешало, не грело. Вместо неба смотрели на председателя с тоской и любовью большие карие глаза фельдшерицы.
И от глаз тех, от собственной тоски и любви - без сна и без слез метался на сеновале Неретин, одинокий сизо-перый голубь...
4
Мысли деда Нереты пришли в полную ясность, когда, выглянув утром в окно, увидел играющих во дворе вихрастых белоголовых внучат. Двое, извиваясь на земле, изображали утопающих. Остальные, забравшись на грязные свиные корыта, вытаскивали первых шестами.
- Играют, - сказал Нерета любовно. - А мне чо, более других надо, чо ли?.. Лишь бы им хватило...
Нахлобучил по-хозяйски шапку и вышел во двор.
- Степка! Тащи ключи от амбаров!.. А вы телегу снарядите. Живо-о! Будя рубахи мазать.
В амбаре сухо и душно. В просторных закромах золотится пшеница. Хлеб у Нереты с тринадцатого года.
Копнул ржавой рукой самое старое зерно. Чуть слышно потянуло прелью.
- Вот оно чо делается, а?.. - И решительным гребком наполнил полнозерной крупой первый совок.
- Ровней держи мешок, детка! Батька тебя твой так учил, чо ли?..
Из потревоженного хлеба тянулась под крышу легкая ароматная пыль.
А через час, вздуваясь туго набитыми мешками, поползла к общественному амбару первая подвода с хлебом.
Золотистый играл в проулках июль-суховей. Резвился по крышам - душистый и жаркий. Тем золотистым июлем зрела за Иваном Неретиным неуемная мужицкая сила. Зрела потому, что кончиком земляной души - может быть, совсем по-особенному, по-своему, по-мужичьи, - но понял старый Нерета, какая задача стоит перед его сыном.
5
На сходке длиннобородый сельский председатель говорил:
- Придется обсудить спервоначалу нащет выгону. Потому, Никита Гудок жалился...
- Чево там Никита Гудок! - кричали мужики. - Все знаем!.. Корова с пастьбы, а у ней вымя пустое. Не выгон, а горе!..
- Пасту-ух, мать его за ногу! Не насчет выгону, а пастуха к хренам!.. Так судим.
Шевелил длинную председателеву бороду жаркий июльский ветер. Председатель жмурил от солнца глаза и говорил, смеясь:
- Цыц, ну-у!.. Эта спервоначалу. Потом имеется постановление волостного земства насчет того, кака, к примеру, помочь будет в смысле голода. - Он покосился на сидящего рядом Неретина. - На этот предмет пояснит Иван Кириллыч, а также в смысле лавки и мельницы...
На сходке, в сторонке у орехового куста, стоял Жмыхов.
- Много тут разговоров, - сказал Кане, зевая, - большое село, ясное дело.
Посмотрела Каня в желтозубый отцовский рот и тоже зевнула.
- Домой нам, дочка, пора - вот што...
Рядом с Каней - Дегтярев. У Дегтярева голубой глаз, цвета дальних сопок. Такой глаз не палит, не жжет, а тянет, как омут. И потому сказала Каня отцу:
- Вода еще велика. Коли омута большие, не больно уедешь.
Жмыхов увидел в толпе дырявую поповскую шляпу и, раздвигая мужиков большим костистым локтем, полез к отцу Тимофею.
- Ладно, - говорил председатель, - ежели Микиту уволим, кто скот будет пасти?
- Назначить Горового Антошку, - решительно настаивал Евстафий Верещак.
- Ох, быстрый какой! - рассердился Горовой. - Чай, я косец, а не пастух... Вот ежели у тебя маслобойню отнять, дак ты, окромя в пастухи, никуды не способен!..
- Хо-хо-хо... Хе-хе... - дробно и стукотливо, как телеги на деревянном ходу, затарахтели мужики. - Што верно, то верно... Поддел...
6
Было Кане на сходке скучно. Вспомнилась ей далекая красавица Нота. Резвятся там на песчаных отмелях серебряные гольяны. В ключевых устьях у карчей настороженно спят пятнистожабрые лини. Медленно помахивают густоперыми хвостами.
Ее потянуло домой. Она сильно выгнулась, расправляя члены, и снова зевнула.
- Пойдем... куда-либо... - тихо сказал Дегтярев.
- Пойдем, - промолвила она, почти не думая.
Они пошли рядом. Рука Дегтярева выше локтя касалась ее плеча, но Каня не отстранялась.
- Болтают, болтают... Ну их к лешему, - говорил Антон добродушно. - А ты, наоборот, молчишь. Скажи, отчего глаза косые?
- В мать, - ответила она коротко.
- В какую такую мать? Матери разные бывают. Твоя, как видно, корейка?..
- Нет, русская. Это така порода - забайкальская.
- Вон оно што-о!.. - обрадовался Антон неизвестно чему. - А я полагал, што корейка...
Остывали на Каниных веках вторую неделю и не могли остыть два жарких дегтяревских поцелуя. Вспоминая их, вздымалась на дыбы наливная девичья грудь и в монгольских глазах бродило, разбрасывая искры, молодое вино черного таежного винограда. Пил вино Дегтярев правым голубым глазом, пьянел от каждого глотка, и не утолялась, а росла жажда.