- Не ясное, а хмарное, - пошутил Стрюк, втаскивая лодку на берег. Айда-те!..
4
Дома Стрюк рассказал Жмыхову все новости. А новостей было много. Прежде всего, у Стрюка оказалось несколько майских газет, в которых только и толковали о выборах во Всероссийское учредительное собрание. Сами выборы предполагались осенью. И так как газеты у Стрюка были самые разнообразные, то Жмыхов имел возможность познакомиться с тем, как смотрят на это дело разные люди.
Правда, разобраться в тонкостях он не мог: различных оттенков было множество. Так, например, на одних газетах сразу под заголовком большими черными буквами красовались лозунги: "Война до победного конца! Вся власть Временному правительству!" А на других: "Война до конца за мир без захватов и контрибуций!", но зато - "Да здравствует демократическая республика!" На третьих стояло: "Долой кровавую бойню! Вся власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов!" Впрочем, много встречалось и иных. Когда месяца два тому назад Жмыхов читал мартовские газеты, такой неразберихой как будто бы и не пахло. Но уже и тогда начинали поругивать неизвестных большевиков.
- А ты как смотришь на это дело? - спросил Жмыхов у Стрюка.
- А как смотрю! - сказал кузнец. - У меня два сына на фронте. Хозяйство, знаешь, невелико, а прыгаю, как белка на сосне... Войну кончать пора - вот как смотрю!.. Нам с ней одно горе.
Стрюк говорил строго, а глаза под колючими ершами вместо бровей мигали весело.
- Учредительное собрание... - рассуждал Жмыхов. - Откудова этакое выскочило?.. Живем, как азияты - ясное дело...
- Н-да... В волость съездишь, узнаешь. Там, поди, известно.
Хитрый мужик Стрюк. Улыбку спрятал в бороду, а борода у него что трава на кочке.
- На съезд волостной я ездил... Вот где дела - так да-а...
Он рассказал Жмыхову о последних событиях в волости.
- Копая жирного знаешь? Этому за всех попало. Заседали в воскресенье, а в селе станковые со Свиягинской лесопилки гуляли. Рабочий народ, известно... До девок больше. Отмутили лавочника по первое число, как же. Взятошник...
- Их вражда старая, - пояснил Жмыхов. - Копай на лесопилку муку поставлял. Мало что подмоченную, а говорят, ржаную промеж пшеничных кулей подсовывал. Жулик известный.
- А ты слушай, - продолжал Стрюк. - Большевик, говорят, Неретенок-то?..
Он лукаво прищурился и выжидательно посмотрел на Жмыхова. "Хитрый мужик, все знает", - подумал Жмыхов, а вслух сказал:
- Дела...
5
Кузнецовы бабы вернулись с поля. Темнело. Мальчишки на улице с трудом доигрывали в городки. В растворенные окна хаты вместе с необычайной духотой вечера врывались их звонкие голоса и удары палок по рюхам.
К Стрюку пришел самарский священник, отец Тимофей.
- Здоровеньки булы! - рявкнул он тяжелым медвежьим басом, снимая в сенях дырявую соломенную шляпу. - Завтра дождь будет - солнце садилось в тучу.
Кузнецова мать, рассыпчатая старуха, подошла к нему под благословение.
- Брось, стара, излышний машкерад, ну его к бису! - сказал он насмешливо. И добавил по-русски: - Тебе, может, забава, а мне-то уж надоело. Дура...
- Ах ты, безбожник! - обиделась старуха. - А еще поп! Вон с тем чертом два сапога пара, - указала она на сына.
- Не любят нас с тобой старухи, - сказал отец Тимофей Стрюку. - А по всему, должны бы старухи попа уважать. В других местах так водится. Впрочем, каков приход, таков и поп... Я к тебе, лесная твоя душа, - обратился отец Тимофей к Жмыхову.
Он сел рядом на лавку и, вытащив из рваного подрясника кисет, стал вертеть грубыми и желтыми, как ореховое лыко, пальцами толстую цигарку.
- Ты что? Уже?.. - спросил Стрюк, подмигивая.
- Ни синь пороха... Я в поле был. - Он заклеил цигарку и задымил. Гречка моя не всходила, а пшеница на низу лучше других. Огурцы пропали, попадья плачет. Дура...
Были у попа игривые черные брови, полтавские глаза и нос большой и мясистый, цвета пареной луковицы. Он косился на Каню и часто сморкался в изнанку подрясника.
- Так вот, к тебе, - снова обратился он к Жмыхову. - Возьми меня в Сундугу. Едешь, говорят?
- Вещей много?
- Вещей?! Чу-дак!..
Отец Тимофей расхохотался и долго кашлял, поперхнувшись дымом. Кашель его был откровенен и весел, как смех. Пахло от попа землей, самогонкой и Библией, и был он так же жизнелюбив, пьян и мудр.
- Вещей... Чудак!.. Что я, невеста с приданым, што ли? Мне за жалованьем съездить.
- А платят?
- Платят. Дурни...
- Эт-та поумнеют, - сказал Стрюк резонно.
- А мне хоть бы хны, - усмехнулся поп. - Подрясник сбросил, волосы подстриг, а пашня у меня своя. Гуляй - не хочу.
Стрюк взял со стола первую попавшуюся газету и сунул ее священнику.
- Ну их к бису, - отмахнулся отец Тимофей, - я их и раньше не читал... Так возьмешь? Нет? - насел он на Жмыхова.
- Ясное дело, возьму. Приходи завтра со светом.
- Ладно... Дочка-то у тебя, а? Выросла...
- Выросла, да не для тебя, - съязвила Каня.
- Я и не говорю, что для меня. Дура...
Он расправил плечи, потянулся и зевнул.
- Людская глупость навевает скуку, - сказал безобидно. - Пойду...
И когда сенная дверь захлопнулась за ним, кузнец сказал:
- Чудак поп, а на работе лучше мужика.
6