Борис Екимов
Размышления о "земле" и "воле"
Часть 1. "Пути колхозные"
Неисповедимы пути господние - это древняя истина.
А пути человеческие?
На первых страницах своих сельских заметок, десять лет назад, писал я: "Неведали ...> земляки мои, что проводится реорганизация сельскохозяйственного производства да и жизни прежней, им казалось - конец света".
Пути человеческие зримы. Не пытаясь заглянуть в очень далекое прошлое, мы можем представить, как и чем жили люди на этой земле.
Задонье. Ныне, в году 2001 - Волгоградская область Российской Федерации. Немногим раньше - того же названия область Советского Союза. Еще ранее область Всевеликого войска донского. Названия разные, но вся та же, вечная, суть: земля и люди.
XVIII век. "Казаки предпочитают скотоводство, поскольку скот может ходить в поле всю зиму и требует мало сена... волы не употребляются в работу, а продаются, молодые и жирные, мясо их очень вкусно. Многие казаки держат по 500 лошадей. Большая часть казаков торгует скотом и пользуется хорошими доходами",- пишет об этих краях западноевропейский путешественник И.Фальк.
XIX век. Задонье - по-прежнему гнездо казачье. Главное занятие (кроме царское службы) - мясное скотоводство и коневодство. В станице Голубинской ежегодно осенью шумит Никольская ярмарка мясного скота, куда съезжаются купцы со всей России. Отсюда гонят гурты на Москву.
XX век. Первая половина. Расказачивание и раскулачивание. Дела раскулаченных, сосланных повторяют одно: "Брал в аренду землю... Выпасал скот... Арендовал выпасы... Имел 300 голов... Продавал..." - мясное скотоводство. Все та же Никольская ярмарка. Только скупщики скота именуются по-новому - "красный купец".
Потом начались колхозы. В 1980 году в Калачевском районе 40 тысяч голов крупного рогатого скота, 100 тысяч овец. Сдают государству мясо, молоко, да еще зерна от 100 до 300 тысяч тонн. Конечно же, надо отметить, что если в XVIII, XIX и первой трети XX века на этой земле "правила бал" житейская экономика - "выгодно - невыгодно" (оттого и разводили мясной скот, а не страусов), то при колхозном строе главенствовал лозунг: "Любой ценой!" И потому пахали и сеяли даже на голом песке и камне, получая по два центнера зерна с гектара. "Даешь поголовье!"- и овец разводили столько, что их порою пасти было негде, а зимой они тысячами дохли от бескормицы. Но жизнь шла, земля не пустовала.
Кроме людных хуторов - Большая да Малая Голубая, Большой да Малый Набатов, Осиновский, Евлампиевский - были еще и многочисленные чабанские "точки": Калинов ключ, Осипов, Фомин-колодец, Козловская балка, Хороший курган, Осинов лог... Там постоянно люди жили зимой и летом. А еще - многочисленные полевые станы, летние лагеря скота. А меж ними, конечно, дороги, пусть и грунтовые, но с приглядом, уходом. В советскую пору, годы 70-80-е, колхозные и райцентровские бульдозеры и скреперы круглый год работали. Иначе нельзя. Иначе все производство встанет. Не будет зерна, молока и прочего. Не будет "плана". А за это всему руководству "голову снимут". В колхозные годы все "планерки" в правлении начинались с вопроса: "К фермам дорога расчищена?"
Теперь - иное. Некуда и незачем ехать. И потому дороги исчезают на глазах. Кажется, еще недавно, поднявшись из Липологовской балки на гребень, катил и катил я вниз к Россоши, к Фомину колодцу по наезженной, гладкой дороге. Теперь здесь и на тракторе не проедешь. Бывало, с Клетского грейдера сверни возле Калинова ключа налево - и куда хочешь тебя дороги приведут. Нынче взяли врайцентре УАЗ и еле пробрались на нем. Руководитель районного земельного комитета Виктор Васильевич Цуканов дороги Задонья знает, а его шофер - Иван Пименович, местный рожак и бывалый охотник, с закрытыми глазами куда угодно дойдет и доедет. Но вот в прошлом году еле вернулись из очередного объезда. А потом Пименович три дня машину ремонтировал.
Все понятно и объяснимо. Был совхоз "Голубинский", были поля, скот, а значит, жили люди. И дороги были. Потом началась "перестройка". На землях "Голубинского" - больше сотни самостоятельных хозяев-фермеров пытали счастье: Найденов, Бударин, Каледин, Рукосуев, Дубовов...
Но "Голубинский" был совхозом, т. е. советским хозяйством, а значит, матушка-власть не жалела для своего детища средств. Тракторы, автомобили, горючее, удобрения, английский породистый скот - все давали "по разнарядке", не мыслили о какой-то рентабельности. А фермеры просто обязаны были считать деньги и соображать: что сеять? что вырастет? как продать выращенное?
Не умели, не хотели считать. И потому в течение пяти лет все новые хозяйства захирели.
Сегодня о них и памяти нет. Еще дышат лишь трое - Барсов, Камышанов, Коньков. У каждого - по сотне гектаров. А земли в Задонье, слава богу, не убавилось - где-то под 100 тысяч гектаров. Но это уже - не поля, не выпасы, не сенокосы, а дикая степь. Потому и дороги кончились.
Но что говорить о Задонье? Эти места всегда были не больно людными. А вот район наш - Калачевский - он у города под боком. В областных сводках в колхозную пору всегда был вторым да третьим по молоку, мясу, поголовью, урожаям.
Что теперь, в начале нового XXI века? Ничего утешительного. Тринадцать коллективных хозяйств нынче превратились в два десятка СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив) и АОЗТов - на базе все тех же колхозов, на ладан дышащих. А ведь были такие могучие: "Волго-Дон" - лучший в стране совхоз, "Россия" - пять тысяч литров с коровы, "Маяк", "Крепь"...
Рухнули могучие с большим грохотом. Одни - банкроты, другие полубанкроты.
Почему такое случилось?
Дотошных читателей отсылаю к моим "Сельским тетрадям", которые из года в год публиковал журнал "Новый мир". Тут же скажу лишь несколько слов.
Совхоз "Волго-Дон". Лучшее овощеводческое хозяйство в России. Высокие урожаи. Помидоры, капуста, другие овощи отправляются железнодорожными вагонами и речными судами в Москву, Ленинград, на Север. Да и в области продукцию совхозную покупают охотно и много (цена 6-10 копеек за 1 килограмм при зарплате 70-120 рублей). Машина работает в условиях бесплатной воды для полива, дешевого горючего, даровой рабочей силы на уборке урожая, низких транспортных расходов.
Но вот начали бурно расти цены на электричество, горючее, удобрения, технику, транспорт; в такой же мере поднять цены на овощи было нельзя, так как резко упал бы сбыт. (Вот они, знаменитые "ножницы цен"!) Внутри области всю продукцию не продашь. За пределы - не вывезешь: телушка - полушка да рубль перевоз. Консервные заводы берут с охотой, но денег не платят. Чем жить? Ведь вся структура совхоза построена с расчетом на поливные овощи.
Да еще тяжкий груз "социалки": пятитысячный агрогородок с многоэтажными домами, школами, детскими садами, больницами - все на "шее" совхоза, а это значит - еще большее удорожание продукции, плохой сбыт, сокращение площадей. И денег вовсе неоткуда ждать. Банкроты.
Та же песня у соседей, в колхозе "Россия". Доили по пять тысяч литров от одной коровы. Но молоко у коровы на языке (кормить скотину надо). А с горючим и запчастями туго, значит, меньше пашем, меньше поливаем, меньше собираем кормов. Коровы меньше дают молока. Прибыли нет. Люди не получают зарплату. Чтобы жить, берут "натурой": молоком, сеном. Одно за другое цепляется, и все вместе тянет вниз. Молочный завод, куда молоко везут каждый день, не платит деньги, ссылаясь на плохой сбыт. Не платит подолгу, порою годами. Инфляция высокая, она все "съедает".
А в совхозе "Крепь", где было элитное овцеводство, своя беда: шерсть не покупают фабрики, а если и берут, то денег не дождешься. И та же инфляция. А цены на горючее и электричество растут. Овец приходится резать. И теперь уже завтрашнего дня в этом хозяйстве нет.
И так год за годом. А сверху призывы: "Надо держаться! До весны... До осени... Годик-другой... Наши придут... Государство поймет..."
Ежегодное снижение производства на десять-пятнадцать процентов, свиноводство и овцеводство практически ликвидировано, около трети пашен брошено... Откуда взяться деньгам? За неуплату - отключения электричества, арест банковских счетов...
И даже летом 2001 года, редкостно благоприятного для земледельцев (всего было много и вовремя - дождей, тепла, погожих дней для уборки), ни одно из коллективных хозяйств района не могло быть уверенным в завтрашнем дне. Опять нет денег, а значит, нет горючего, нет запасных частей (не говорю о новой "технике"), нет зарплаты. Надо просить, занимать, отдавая в залог сто раз перезаложенное, дорезать последнюю скотину. Словом, завтрашнего дня у колхозов по-прежнему нет.
А что вместо них? Фермеры? Новые собственники и хозяева. По сводкам в районе их числится целых три сотни. Армия! Все вместе произвели они в этом году более двадцати процентов зерна от общерайонного. Но... триста фермеров это лишь бумажная цифра, весьма "лукавая". На самом деле настоящих, самостоятельных хозяев меньше десятка. Когда я об этом говорю руководителю земельного комитета района Виктору Васильевичу Цуканову, он обычно возражает: "Больше..." Начинаем считать. Берем в расчет тех, кто развивается и расширяется, а не просто кое-как ковыряет землю, добывая скудное пропитание. Отец и сын Штепо, Олейников и Колесниченко, Кузьменко, Осипов... с известной натяжкою добавляем к этому списку Вьюнникова, Якутина. Именно они произвели все фермерское зерно, эти шесть-семь человек из трехсот. А других у нас нет и не будет. За десять лет "реформирования" сельского хозяйства произошел естественный отбор. Отсеялись неумелые, неудачники, пьяницы и даже серьезные люди, у которых просто "не пошло". Десять лет - это достаточный срок, чтобы определила жизнь цену хозяина. Вот и отсеялись... Осталось меньше десятка тех, кто будет работать завтра и послезавтра.
Все они люди с высшим сельскохозяйственным образованием, до фермерства работали в крепком совхозе, пройдя путь от рядового специалиста до руководителя. Словом, есть знания, есть опыт и есть голова на плечах. Потому и выжили.
Но проблема в том, что эти хозяева земли больше брать не хотят. Каждый их них останавливается на рубеже 5 тысяч гектаров пашни.
Вот Олейников с Колесниченко: 4 300 гектаров пашни, которая за десять лет работы превратилась почти в идеальную (осенью приезжал в нашу область вице-президент ВАСХНИЛ, так его, чтобы показать "культурное земледелие", привозили именно сюда); тридцать наемных работников с зарплатой в три тысячи рублей; вся земля - арендована на пять лет у пайщиков, каждому из которых в качестве оплаты выдается по две тонны зерна и, по потребности, солома; "управленцев" нет, бухгалтерию ведут жены; в этом году наняли механика, он будет старшим в мастерских. "Больше земли нам не надо, - говорит Олейников, потому что получится неуправляемое хозяйство, тот же колхоз, от которого ушли. Уже сейчас это видно: я засеваю за смену восемьдесят гектаров, амои работники - не больше пятидесяти".
Об этом же говорит и Виктор Иванович Штепо: "Больше земли не берем. 4500 гектаров, и хватит. Уже теперь около шестидесяти двигателей: тракторы, комбайны, автомобили - а значит, больше и больше работников. За всеми не углядишь. Не успеешь - на одно поле, на другое, в ремонтную мастерскую. Анужно везде самому, иначе все расползется и растащится, как в колхозе".
"Колхоз" - тяжелая ноша. Даже с посевными площадями в 5 тысяч гектаров. Э тоже целых 5 тысяч гектаров! Недаром такие весьма неглупые известные фермеры, как Мельников из Михайловского района, Парчак из Быковского, взяли всего по 300, по 500 гектаров и работают. Говорят: "Нам больше не надо".
Наши калачевские "маяки" тянут воз тяжелый. И потому их надо понять, когда говорят они: "5 тысяч га - для нас предел". Хотя, может быть, завтра они скажут иное.
В районе таких хозяев шесть или семь человек. Умножим на 5 тысяч, хотя у многих из них земли меньше, 35 тысяч гектаров получается. А в районе пашни 200 тысяч гектаров. Куда девать остальную? 50 тысяч гектаров пашни уже брошено, остальная кое-как обрабатывается: вместо настоящих черных паров перешли на "ранний" или "майский" пар, от которого проку мало, на так называемый сев "по стерне", а порою по уже взошедшим сорнякам; повально увлеклись подсолнухом, после которого земля пять-семь лет должна восстанавливаться.
О животноводстве и говорить нечего. Овец нет (было сто тысяч!), свиней нет, коров все меньше и меньше.
Да что коровы да овцы! Целые хутора исчезают. Один из моих "новомировских" материалов назывался "Последний рубеж". В нем шла речь о хуторе Большая Голубая - селении людном, почти в сотню дворов. Нынче на этом хуторе зимуют две семьи коренных жителей, несколько чеченцев и какие-то вовсе бездомные. Нет электричества, о печеном хлебе забыли, нет телефона, радио. Нетникакого производства. До "центра" - станицы и сельской администрации- пятьдесят километров грунтовой дороги. Последние две семьи не ушли только потому, что некуда уйти. Здесь хоть крыша над головой. Хутора практически нет. А земля осталась.
Что делать? Кто виноват? - вечные вопросы.
В последние годы, когда понемногу языки развязались и стало "все позволено", все чаще и чаще причиною бед России называют ее народ. Чего только не наплели: тут и чисто русское "рыгание кислой капустой и редькой", и знаменитая русская печь, на которой спит без просыпу весь народ, пьянство, леность, повальное воровство. И вывод: "Россия, ты одурела". Читаю и слышу об этом. Но вот в моей России все по-другому.
Июньский день. Невеликий поселок, в семи километрах от районного центра. Лето славное: чуть не каждый день дожди перепадают; туча пройдет, сразу солнышко, тепло. Трава растет на глазах, зеленая, сочная.
Со стороны поглядеть: не людское селение, а муравейник. С утра до ночи тихая работа кипит: косят траву и серпами жнут стар и млад. Ребятишки да женщины везут на велосипедных рамах и багажниках набитые травой мешки, мужики в ручные тележки впрягаются; мотоциклы да мотороллеры проплывают, словно копны зеленые, и седока не видать.
Вот молодой мускулистый парень, до пояса обнаженный, в оглобли впрягшись, тянет груженную травой тележку. Следом - жена велосипед ведет, на нем- три огромных тюфячных мешка, набитых.
Встречаю поутру Владимира Филипповича Попова - бывшего председателя колхоза, Героя Социалистического Труда, спрашиваю, как всегда, о здоровье, о рыбалке.
"Какая рыбалка... - отвечает. - Все лежит, уже поржавело: удочки, ружье, лодка. Некогда. Закопались в этом хозяйстве: утки, куры. Сейчас траву надо заготовить..."
Вечерней порой катит мне навстречу Дмитрий - давний мой знакомец, колхозный токарь. Остановился, докладывает: "Утям, курям, поросенку с утра привез, посек, всю пожрали... Надо еще. А куда денешься?.."