Часть 1
Алхимик
— Я алхимик, — спокойно проговорил МакЛарен. — Я продал душу Сатане в 1523 году и обрёл бессмертие. И при этом навеки потерял покой…
Но это было не начало истории, а, скорее, её конец. Началось всё с моего возвращения на Киоту, на эту далёкую неспокойную планету, где много зла, но с ним, по крайней мере, можно бороться. Я занималась этим три года, но сейчас я возвращалась вовсе не по этой причине. Просто мне нужно было где-то приклонить голову. Я была одинока и разбита. Жизнь нанесла мне страшный удар, и самым неприятным было то, что я его вполне заслужила.
Как бы ни был верен мужчина, нельзя надеяться, что он будет ждать тебя годы и годы, воспитывая твоего ребенка от другого мужчины и спокойно наблюдая, как ты то и дело приводишь всё новых возлюбленных в его дом. Но я почему-то надеялась… Оставив его двенадцать лет назад после более чем двух десятилетий счастливой семейной жизни, я надеялась, что когда-нибудь смогу вернуться к нему. И эта надежда жила где-то в глубине моей души, несмотря на целую череду бурных и не очень удачных романов, последовавших потом. Что бы ни случилось, я твёрдо знала, что на Земле меня ждёт Саша, добрый, умный и красивый, Саша, который всё поймет и всё простит. Саша, который с честью выдержал мой визит с новым мужем и маленьким сыном, который после того, как мой новый рыцарь отправился на поиски приключений, принял под опеку моего на половину осиротевшего сына, заменив ему отца. Саша, который безропотно снёс моё появление с молодым возлюбленным и его маленькой дочкой. Саша, который, не смотря ни на что, любил и старался понять меня. В душе я всё равно считала его своим, и теперь была наказана за собственный безжалостный эгоизм, потеряв всякую надежду на возвращение в свой дом, когда скитания, наконец, доконают меня и душа запросится на покой.
Он, наконец, встретил свою Лену, нежную, спокойную, красивую и намертво прикованную к Земле своей работой в обычной городской школе Москвы в нескольких кварталах от его научно-исследовательского института. И теперь они могли вместе улетать по утрам на работу, вечером возвращаться, и даже обедать вдвоём в небольшом уютном ресторанчике на Чистых прудах, роскошь, которую я никогда не могла ему позволить. Он был счастлив, помолодел и похорошел несказанно. А моё годами пустовавшее место хозяйки дома заняла другая женщина. Её полюбили мои дети и внуки. Мой младший сын её просто обожал. Для Саши всё сложилось самым наилучшим образом, а я, поздравив его, убралась из собственного дома, как побитая собака.
Это событие привело меня в уныние, и я хотела вернуться на Рокнар, в своё опустевшее бунгало на берегу Великого океана, чтоб под тихий шум волн и музыку джунглей успокоить разбитое сердце. Я хотела забрать с собой младшего сына Алика, но он вдруг заартачился. Он ныл что-то насчёт того, что его пригласили участвовать в молодёжной экологической экспедиции на учебной подводной лодке «Магеллан», которая уже завтра отправлялась на всё лето куда-то к берегам Австралии для изучения Большого барьерного рифа. Мой ребёнок учился в ветеринарном колледже, за один год успевая пройти программу двух лет, и потому считался весьма перспективным учеником. Его кандидатура для участия в экспедиции не вызывала сомнений, а такой шанс выпадает раз в жизни. Разве я враг своему чаду? Конечно, нет. И я полетела на Рокнар одна.
Если вы когда-нибудь, переживая душевную драму, бродили в одиночестве по голубой полоске пляжа между белым океаном и изумрудными джунглями, а потом возвращались в пустой дом, где всё напоминало о далёком счастье, когда вы были здесь не одни, то вы поймёте, почему через три дня я взяла билет на звездолёт, летящий на Киоту, и улетела туда, где у меня было полно работы, и имелась возможность забыть обо всех бедах.
Так я и оказалась на Киоте с небольшой сумкой через плечо и разбитым вдребезги сердцем.
Когда я спускалась с трапа челнока, доставившего меня с орбиты, у меня возникла мысль позвонить Джону Вейдеру, старому другу, который работал совсем неподалёку, на соседнем с космодромом острове, где у него в заваленном бумажным хламом кабинете в старом шкафу всегда висела потрёпанная жилетка, пропитанная слезами его друзей. Джон бы меня понял и утешил. Он бы нашёл слова, чтоб успокоить мою мятущуюся душу. Но потом я представила, как буду рассказывать о том, как тяжко ударило по мне то, что мой давно брошенный муж, наконец-то, нашёл своё счастье. И не стала звонить.
Войдя в вагончик экспресса, отправлявшегося в Луарвиг, я села у окна. Глядя на пролетающие внизу красоты, я, наконец, призналась себе, что веду себя как последняя идиотка и эгоистичная стерва. Легче не стало, но акценты были расставлены. Я вздохнула, и, собравшись с духом, принялась за детальный анализ своих переживаний. Когда экспресс приземлился, я уже испытывала запоздавшее, но искреннее чувство радости за Сашу и его Лену, которая, оказывается, была влюблена в него ещё с начальной школы. А садясь в такси на площади, поняла, что теперь, наконец, буду избавлена от тягостного и неотступного чувства вины, мучившего меня каждый раз, когда я вспоминала о Саше, который терпеливо и безнадёжно ждал меня где-то далеко, не решаясь переставить в доме мебель, убрать с полок мои любимые книги и вышвырнуть в утилизатор моё давно вышедшее из моды тряпьё, занимающее шкафы.
Когда я расплачивалась с таксистом, мне показалось, что вместе с деньгами, я отдаю и ту тяжесть, что лежала у меня на сердце последние дни.
— Сдачи не надо, — сказала я, и он уехал вполне довольный.
А я повернулась и увидела над тёмными купами парковых деревьев огромную тучу, налитую золотым светом, под которой простиралась тонкая полоска голубого неба, подсвеченная ярким, но уже клонящимся к закату солнцем. И это огромное, занявшее полнеба, золотое зарево приковало мой взгляд. Я стояла, разглядывая его с изумлением и восторгом, замечая, что к краям эта чудная туча светлеет и перетекает в нежное сиреневое сияние, а наверху приобретает благородный серо-голубой цвет. Солнце потихоньку утекло за горизонт, и туча снова стала обычной большой синеватой тучей. А я с улыбкой направилась к дверям высокого неоготического замка, которым владела на паритетных началах совместно с Максом Делманом. Так уж распорядился в своем завещании его папа, гениальный шахматист и несчастный безумец, разочаровавшийся во всём, и в том числе, в собственном сыне.
Надо сказать, что и Макс, и его друг Терренс стойко сносили моё общество последние годы, хоть Макс изредка и делал намёки на своё желание выкупить мою часть Чесстауэра, но я, как и положено эгоистичной стерве, этих намёков не замечала. Потерять возможность жить в одном из самых роскошных и загадочных особняков Луарвига… Это было выше моих сил. К тому же и жила я в нём не так уж часто, куда больше времени проводя за пределами планеты или в не менее роскошном особняке Роузкасл, принадлежавшем Эдди Грандеру, тоже беззаветно любящему меня и также безжалостно покинутому.
Я подошла к дверям, и они распахнулись передо мной. При этом я могла бы триумфально въехать в эти ворота на кадиллаке. Едва войдя в огромный чёрно-белый мраморный холл, я услышала старческий голос Кинга, вездесущего и неуловимого дворецкого, духа этого необычного дома. Я-то знала, что он скрывается в подвале, и одушевление шахматных чертогов было лишь тысячной долей его трудов, поскольку у этого суперкомпьютера, напрямую связанного с его создателем, было множество иных, куда более важных задач. Но об этом потом. Роль дворецкого Кинг выполнял с любовью. Кажется, это было его хобби, на которое он не жалел ни времени, ни сил.
— Наконец-то вы вошли, — брюзгливо проворчал он. — Я уже полчаса наблюдаю за вами через камеры слежения. Что вы там увидели? И где ваш багаж?
— Я тоже очень рада видеть тебя, старина… — улыбнулась я белоснежной вазе на чёрной подставке.
— Конечно, я рад вас видеть, — обиделся он. — Это так естественно, что я даже не стал тратить время на констатацию очевидной истины. И все будут рады вас видеть. Не далее, как вчера, мистер Делман сказал за вечерним чаем, что им не хватает ваших партизанских вылазок, без них жизнь кажется пресной. Правда, я не знаю, что при этом имелось в виду.
— Я догадываюсь… — пробормотала я, поднимаясь по лестнице.
— Удачно, что вы появились именно сегодня, — продолжал Кинг. — Мистера Делмана и мистера Лесли пока нет, они отправились в клуб, но я могу им позвонить…
— Не стоит.
— Пожалуй, тем более что они должны вернуться с минуты на минуту, — его голос следовал за мной, пока я поднималась по мраморным ступеням. — Говоря, что ваше появление именно сегодня очень удачно, я имел в виду, что сегодня мистер Делман устраивает небольшую вечеринку для избранного общества. Из известных вам особ будут мистер Коррен, мистер Торранс с супругой, господин мэр и советник Грандер с невестой…
Я замерла. В голосе Кинга явно послышалось злорадство. Он всегда терпеть не мог Эдди, видимо, считая, что бывший уличный мальчишка — не пара леди королевских кровей, коей безусловно почитал меня. Сообщив последнюю новость, он выжидательно смолк, ожидая расспросов и предвкушая возможность посплетничать.
Мне хотелось послать его к чёрту. Золотой свет, подаренный моей душе волшебной тучей, померк. Я снова осталась одинокой и никому не нужной. Но, будет лучше узнать всё от компьютера и подготовиться к тому, что потом расскажут мне друзья, чтоб не закатывать глаза и не заламывать руки.
— Насладись, аудитория у твоих ног… — проворчала я, возобновляя подъём по лестнице. — Что за невеста?
— Дочурка мэра, Элис. Вы должны её помнить.
Я помнила парчовый балахончик до пупа, бледные ножки годовалого жеребёнка и китайскую маску вызывающего макияжа под начёсанным зелёным гребнем. Я видела её последний раз два года назад. Ей как раз исполнилось семнадцать. Она играла на вакуумной гитаре и собиралась идти в больницу для бедных выносить горшки.
— Очень милая девушка и безумно влюблена в советника, — продолжал Кинг. — Она учится в университете, изучает детскую психологию.
— Это хорошо, — прокомментировала я, проходя по коридору к дверям своих апартаментов. — Значит, она любит детей. Большая удача для Эдди, так озабоченного поисками мамы для своей Джины.
Я открыла дверь.
— Значит так, — жёстко проговорила я. — Я никого не хочу видеть. И ты меня не видел и не слышал. Меня нет в этих комнатах, в этом доме и на этой планете!
Я вошла и с треском захлопнула за собой дверь.
— Вы расстроены? — участливо осведомился Кинг из-под журнального столика.
Моё желание остаться в стороне от забав богатых и красивых мужчин, собравшихся в доме, было похоронено стуком в дверь, прозвучавшим около восьми часов вечера. Кинг поклялся, что немедленно сотрёт все файлы о моём приезде и, следовательно, просто не сможет никому ничего сказать. Тем не менее, кто-то узнал о моём присутствии, иначе зачем было стучать в дверь? Я как раз валялась на своей роскошной кровати в форме раковины-жемчужницы и размышляла над предстоящей женитьбой Эдди. Он делал карьеру и решительно рвался наверх, что не так просто с его репутацией. Брак с дочерью действующего мэра был бы для него весьма кстати. Он достаточно практичен, чтоб оценить все возможности, которые представятся ему в связи с этим. К тому же он так любит детей, и парочка детишек вдобавок к обожаемой Джине принесли бы в его жизнь вожделенный покой у семейного очага. Ничего не скажешь, утешительные мысли для всеми покинутой, не очень молодой дамы, вынужденной скрываться от своих призраков под одной крышей с парой аристократичных красавцев нетрадиционной ориентации.
— Войдите! — автоматически крикнула я, услышав стук, и только потом сообразила, что мои надежды на тихий вечер в кругу своих горьких разочарований безнадёжно погублены этим спонтанно вырвавшимся словом.
Конечно, дверь в соседней комнате распахнулась, и кто-то беззвучно прошёл по мягкому белому ковру к двери спальни. На пороге появился один из этих самых красавцев, мой любимчик, высокий, золотисто-рыжий и навязчиво голубоглазый. Терренс Лесли в идеальной визитке с улыбкой приземлился на кровать возле моих ног и обворожительно улыбнулся, сцепив холёные пальцы на колене.
— Ты приехала… Чёрт, я просто не поверил глазам, когда увидел в твоих окнах свет. Это здорово! Я очень скучал, и Макси тоже, и Джерри, и Брай, и Джон, и…
Он осёкся. Я улыбнулась.
— И Эдди… Я за него рада. Прекрасная партия.
Терренс наморщил нос.
— Ты, правда, рада? Макси считал, что ты будешь рычать и кидаться от ярости на стены…
— Милый, великодушный Макс… — с улыбкой рождественского поросёнка кивнула я. — Мне так не хватало его участия.
— Он не меняется, — пожал плечами рыжик. — С этим приходится мириться. Ничего не поделаешь. Он босс.
— Ага, а ты при нём вольный стрелок.
— Как всегда, — он поднялся и мотнул головой в сторону двери, — Пошли.
— Я устала…
— Не капризничай…
— Но это правда!