В эти дневные часы в галерее было много посетителей. Школьники, студенты, туристы со всех концов Объединения галактики, просто горожане, которые медленно и молчаливо переходили от одной картины к другой, впитывая расширенными зрачками потоки нездешнего света, лившиеся с полотен, и ловя ушами тихий задумчивый голос, нашёптывавший им какие-то странные истины, которые, оказывается, на самом деле уже таились в самых глубинах их душ, но ждали этого голоса, произносившего сокровенный пароль, чтоб вдруг всплыть из своих потаённых недр.
Я тоже пошла по лабиринту галереи, скользя глазами по давно знакомым лицам и сценам, тихие слова отрывочно касались моего слуха, не успев дойти до сознания.
Я раздумывала над тем, почему мы беспокоились из-за этой странной картины, так непохожей на те, что я видела перед собой сейчас. Чем она была, дурной шуткой или злобным выпадом против жизни? Кому пришло в голову с педантичной тщательностью выписывать насильственную смерть несчастной женщины и её убийц? Зачем вообще было рисовать такую картину? «Не знаю, ангел… Я никогда не писал таких картин». Я неожиданно для себя вспомнила о МакЛарене. О том, как устало и безнадёжно прозвучали его слова: «не знаю, ангел…» Он снова назвал меня ангелом. Только я знала, что это обращение было вовсе не связано с его нежными чувствами ко мне. Отзвуки давней, тяжкой и проигранной битвы звучали в этом слове. Почему он назвал меня ангелом? Потому что вдруг понял, какая пропасть по-прежнему разделяет нас? Или потому что он сам, в противоположность мне…
Так, хватит… Я мотнула головой и заставила себя переключиться на мысли о картине. Что там ещё он говорил? Почему мы не собираемся её уничтожить? А, действительно, почему? На сей раз ответ был предельно прост. Потому что меня с детства научили ценить и уважать чужой труд. Потому что я с детства знала, что каждая вещь, изготовленная с любовью и старанием, несёт в себе частицу души своего создателя, а с душами, даже с их частицами, нужно быть бережными. Мысли снова перепрыгнули на МакЛарена, но я почти физическим усилием вернула их к прежней теме. Я ещё помнила свои многочисленные посещения земных музеев, с мамой, с одноклассниками, с сокурсниками, с друзьями, с Сашей, с детьми… Я бродила по залам величайших музеев и совсем маленьких галерей, со стен которых на меня смотрели История и Душа человечества. Глаза тех, кто был до нас, но передал нам свою мудрость, веру и любовь, кто вложил кирпичики в стены нашего великого мира, который я так любила и которым бесконечно гордилась. Не всё мне нравилось, но именно тогда я получала первые уроки терпимости и уважения к чужому вкусу и мнению. Каждый человек имеет право на свободное самовыражение. Тебе не нравится Босх, любуйся гравюрами Дюрера, не устраивает Пикассо и Дали, поезжай в Русский музей или Третьяковку к милым сердцу Васнецову, Нестерову и Сурикову…
Вот и к этой картине я отнеслась также… Мало ли, что мне не нравится… Это чьё-то творение, частица чьей-то души… Я невольно передёрнула плечами. Ну и душа была у этого парня! В том-то и дело, что не видела я на Земле таких картин. Не выставлялись там всякие ужасы, может, и лежали где-то в запасниках, но не на виду. И потому где-то в глубине сердца шевелилось сомнение, а можно ли относиться к этой доске так же, как к другим картинам, которые я видела раньше? А если и нельзя? У меня всё равно не поднимется рука её сжечь, не то воспитание. Да и правду я сказала МакЛарену, не я буду решать её судьбу. И пусть хватит мудрости у того, кому придётся принять такое решение. Аминь.
Я прибавила шагу и вскоре, завернув за одну из перегородок, на которых висели картины Фарги, увидела простую деревянную дверь без таблички. Открыв её, я вошла в холл фехтовальной школы, где в застеклённых витринах была выставлена небольшая, но хорошо подобранная коллекция японского оружия, к которой за последние годы добавились китайские вазы, китайские лаковые шкатулки, китайские бронзовые драконы. Ли потихоньку привносила в самурайскую простоту убранства изысканную роскошь Поднебесной…
Я явилась весьма удачно, потому что один из клиентов Джерри из-за важной встречи неожиданно отменил индивидуальные занятия, и у него образовалось окно в весьма напряжённом графике тренировок. Благородно воздержавшись от справедливого замечания, что перед визитом следует хотя бы звонить, Джерри провёл меня в свой просторный уютный кабинет и кивнув на диван возле стола, подошёл к столику, на котором стоял фарфоровый чайный сервиз с утками-мандаринками.
— Свадебный подарок? — невольно улыбнулась я, вспомнив, что пары этих уток в китайской традиции символизируют счастливых супругов.
— Да, от родителей Джиао, — кивнул он. — Тебе какой чай, зеленый, чёрный, жёлтый, красный?
— Оолунг, если есть…
Он обернулся и задумчиво взглянул на меня.
— У меня теперь всё есть. И я умею заваривать чай для любых целей…
— Тогда мне не помешает взбодриться.
Он кивнул и занялся чаем.
— Пока я завариваю, рассказывай, — проговорил он.
Я кивнула и закончила свой рассказ уже с чашкой в руках.
— Лесли считает, что, может быть, если вы направите запрос, то информацию всё-таки дадут… — добавила я. — Я ничего ему не обещала. Он до сих пор не знает, что вы?..
Я пригубила чай, не закончив. Джерри, Брай Глостер и Джон Вейдер были сотрудниками Звёздной инспекции, уже много лет работавшими здесь под прикрытием. Ли Джиао присоединилась к ним не так давно.
Джерри мотнул головой.
— Нет, правда, они в курсе, что Джонни сидит в Отделе на мелкой должности и распродает информацию из информационного банка Инспекции, но в остальное мы их по понятным причинам не посвящаем. Довольно того, что обо всём знаете вы с Эдди… Что ж до картины… Лора, ведь это всего лишь картина, доска со слоем краски. И меня удивляет, что Терренс так задёргался из-за неё.
— Макс — порядочный человек, и не хочет выставлять заведомую подделку на аукцион… И Терренс с ним согласен.
— И только?
— Нет, — вынуждена была признать я. — Можешь удивляться… Наверно, это, и правда, удивительно. Терренс вовсе не такой мечтатель, каким может показаться, но его беспокоит эта картина. Она тревожит и Макса, что ещё более странно.
— И тебя.
— И меня. Хотя… знаешь, я бы удовольствовалась тем, что она будет заперта в подвале. Она не из тех произведений искусства, которые надолго занимают моё внимание. Она мне неприятна, и в ней полно загадок…
Похоже, он ждал от меня именно этих слов.
— Это всего лишь картина, — повторил он, — и я не могу посылать запрос из обычного любопытства. Ты же понимаешь, что я должен как-то мотивировать его. При подготовке ответа будут задействованы наши сотрудники, советники, эксперты. Возможно, придётся отрывать от работы учёных, музейных работников… И ради чего? Чтоб помочь некоему Терренсу Лесли с Киоты избавиться от беспокойства? Извини, но я не вправе отвлекать от работы такую уйму народа без особых причин.
— Понимаю, — пробормотала я, глядя, как кружатся в широкой чашке большие, похожие на листья, чаинки. — Но можно хотя бы поговорить с Браем? Он чувствует такие вещи. Они, в конце концов, по его части.
Джерри поставил свою чашку на блюдце.
— Думаешь, он что-то узрит и сделает запрос? Может быть. У него, по крайней мере, будет внутренняя уверенность в его необходимости, и он сможет объяснить его цель. Но придётся подождать. Он улетел на Пеллару. Там изобрели какую-то хреновину, которая якобы может быть использована для общения с низшими духами и привидениями. Он помчался выяснять, так ли это на самом деле и, если так, то договориться о поставке этой штуки в его Центр. Будет дня через три, не раньше.
— А Джонни?
Джерри покачал головой.
— Ты же знаешь, что он в этих вопросах ещё жёстче, чем я. Должен же быть в группе хоть один человек, не клюющий на лирику. А, может, это потому, что он ближе к начальству. Можешь с ним поговорить, но, думаю, что он скажет то же, что и я.
— Ясно, — я вздохнула. — Как насчёт разговора с Землёй? Я хочу попробовать сама, по старым связям…
— Хорошо, думаю, что смогу обеспечить тебе минут тридцать связи, но не раньше вечера, когда резервный спутник выйдет из-за горизонта.
— Ладно, спасибо.
— Я могу ещё чем-нибудь помочь?
— Не знаю, — пробормотала я, поднося чашку к губам. — Разве что… чтоб уж проверить эту линию до конца. Мне нужна информация о семье дель Монте с Ромалины.
— Имеешь в виду Чико дель Монте? — с ходу уточнил он.
Я вздрогнула и опустила чашку.
— Возможно. Кто это такой?
Джерри пожал плечами так, словно это известно всем, кроме приезжих. Вроде меня.
— Это тот самый парень, который начал то, что привело к гибели планеты, один из крупнейших торговцев оружием. Хрестоматийный мерзавец. Удостоился сомнительной чести попасть во все новейшие учебники по криминологии и криминалистике. Я изучал его досье, поскольку он был связан с изобретением некоторых видов оружия, которые запрещены Советом безопасности Объединения Галактики. Их сейчас отслеживают по всему нашему сектору, и мне несколько раз приходилось выступать экспертом. Их без конца модифицируют с целью вывести из-под запрета, но шило в мешке не утаишь. Оружие массового уничтожения за пугач выдать трудно.
— Так что дель Монте? — я поставила чашку на стол.
— Он был выходцем из Луарвига, имел проблемы с полицией из-за торговли наркотиками, и потому поспешил смыться. Направился на Ромалину, перебивался мелким мошенничеством и скупкой краденого, но однажды ему повезло. Парень он был смазливый и сумел покорить сердце девицы из аристократического семейства, женился, стал жить приживалой при тесте, который был сенатором. А потом вдруг нашему Чико стало везти в бизнесе, да так, что уже через пару лет у него была крупная фирма по продаже оружия. Дальше — больше. Фирма выросла в компанию, компания — в корпорацию, корпорация — в настоящую империю со своими оружейными заводами и фабриками для подсобных материалов. Они сами изготавливали даже краску и ремни для лучемётов. По всему сектору у него были представительства, всюду он поставлял оружие, был одним из крупнейших поставщиков как Великого Тирана Алкора, так и оперившихся ормийских повстанцев. Тридцать три года он неуклонно шёл в гору, заработал уйму денег и обеспечил белый хлеб с маслом всей Ромалине, пыхтевшей над изготовлением оружия. Потом, бац! И странная нелепая смерть, после чего его шестеро потомков начали делить наследство, в свару вмешались конкуренты. На планете, где много оружия, это не могло не перерасти в войну. И в результате мы имеем то, что имеем. Всё богатство Ромалины вместе с двадцатью миллионами ромалинцев распылено на расстоянии полутора астрономических единиц. Её погубило именно то, на чём было построено её процветание.
— Мораль: наживаясь на чужих смертях, ты рискуешь однажды получить по заслугам, — кивнула я.
— Жернова Господни мелют медленно, но кары Божьей не избегнуть, — согласился Джерри. — Правда, на сей раз всё уложилось в одну жизнь.
— А что с его смертью?
— Тёмная история. Говорят, на старости лет он стал настоящим параноиком, боялся, что его убьют. Выстроил себе бронированную башню, напичкал её электроникой, андроидами и охраной из числа наёмных спецподразделений. В его кабинете не было окон, он располагался в самом центре башни, охранники дежурили у дверей. Но однажды он заработался допоздна и не вышел к ужину, аппаратура наблюдения в его кабинете внезапно отключилась, через систему связи слышали грохот и его вопли, но автоматические двери не открывались, самопроизвольно заблокировались замки. Когда их смогли открыть и войти, всё в кабинете было перевёрнуто вверх дном, а папа Чико, как его называли, лежал в самом центре этого бедлама со свёрнутой, как у цыпленка, шеей. Убийцу так и не нашли, и как он это проделал, не узнали.