И я не знала, ждать ли вас назад.
Вам было грустно, я об этом знала,
Хоть вы пытались скрыть свою печаль.
И я свою, пусть как могла, скрывала,
И, слёзы пряча, всё смотрела вдаль.
— Я не читал этих стихов, — задумчиво сообщил он.
Фарги вообще считал себя знатоком поэзии. Впрочем, возможно, он и был им.
— Неудивительно, мой милый, — улыбнулась я, — поскольку эти стихи никогда не печатались. Я написала их в двадцать три года и никому не показывала. На Земле тогда был бум рыцарства. Конгресс культуры иногда инициирует такие бумы, чтоб ознакомить молодежь с искусством какой-либо определенной эпохи или цивилизации. Создаются несколько по-настоящему хороших исторических произведений в разных жанрах искусства, разворачивается рекламная компания, и вот уже в моде мечи, гербы, латы, дружеские пирушки, турниры, серенады, верность Прекрасной даме, дома в виде замков и… розы. Множество роз. Мы все писали стихи, но я как-то стеснялась выставлять их на всеобщее обозрение. Мне казалось, что они не согласуются с образом самого молодого и образцового командира поискового звездолёта Земли. Зато мои друзья повеселились тогда на славу, — я усмехнулась, вспомнив, как устроила разнос своим механикам, пытавшимся прикрепить герб Макинтошей на кожух реактора. — Кто б мог подумать…
— Что именно?
— Что для них этот бум сменится другим, бумом Тысячи и одной ночи и дворцов Мавритании, потом наступит черёд повального увлечения Индией, затем безумный латиноамериканский карнавал, потом что-то связанное с самураями, к счастью, без харакири. А я через столько лет по уши увязла в этих мечах, турнирах и крестовых походах.
— Можешь не верить, но мы сами выбираем свой путь, — проговорил Фарги и звякнул своим бокалом о мой. — К тому же ты забыла о дружеских пирушках и великой любви.
— Я горестной тоски полна
О рыцаре, что был моим,
И весть о том, что он любим,
Пусть сохраняют времена.
— Франция двенадцатого века, — усмехнулся Фарги. — Графиня де Диа, да будет любовь её благословенна в веках. Так выпьем за любовь!
Я пригубила вино. В гостиной было полутемно и сумрак, разгоняемый светом свечей и пылающих в камине поленьев, окутывал таинственной дымкой сидевшего напротив Фарги. Он был фантастически красив. И все, кого я любила, были красивы. Так непохожи друг на друга, но так необычны, умны и талантливы. И чувства, которые они вызывали во мне, были так несхожи: от долгой и счастливой любви, до безумной и противоречивой мучительной страсти, от легкого флирта до пламенного обожания. И все они пропали из моей жизни, оставив тёплые, печальные воспоминания и чувство благодарности.
— А, может, пора? — неожиданно для себя проговорила я. — Согласись, ненормально для человеческого существа быть бессмертным. Ведь смерть нужна, чтоб избавиться от груза прожитых лет, от тягостных воспоминаний, от сложившихся установок. Чтоб начать всё с чистого листа.
— Конечно, — кивнул он. — Мы все умираем. По-настоящему бессмертных нет. Но жить в твоём возрасте — это нормально. Люди живут и дольше. Тебе не двести лет.
— Я иногда кажусь себе такой старой.
— А мне что делать? Как думаешь, давно мой мир покинул достижимые границы Галактики? Многие тысячи лет назад. А для меня это лишь пятая жизнь и она оборвалась ужасно рано. Я привык жить века и тысячелетия, я привык на грудь принимать и удары вражеских мечей, и удары времени. И я никогда не торопил смерть… — он внимательно взглянул на меня своими чёрными очами. — Впрочем, и ты не торопишь. Ты боишься смерти, потому и завела этот разговор. Хочешь мысленно подготовиться к тому, что считаешь неизбежным.
— А что, этого можно избежать? Скажи, как? Во времена самурайских игр мы иероглифами писали на церемониальных кинжалах: «Каждый самурай знает, что он должен умереть». В этом был смысл. И я знаю, что я могу умереть… То, что происходит, несправедливо!
— Жизнь вообще жестокая штука, — вздохнул он, поставив бокал на столик.
— Почему меня кинули сюда, как раба на растерзание львам?
— Ты не раб, — возразил он.
— Но и Кратегус — не лев. По уровню это — твой противник. Ты у нас Блуждающий Бог или что-то вроде того. А он не Слуга Тьмы. Он Демон Тьмы. Он должен оставаться за занавесом и дёргать за веревочки. А я должна биться с его марионетками, с теми, кто мне по зубам. Вот это — игра на равных. Почему он сам вышел против меня? И даже если я его осилю, придёт кто-то ещё хуже. Это справедливо?
Фарги тяжело покачал головой.
— Я сам не знаю, что происходит. Я не могу понять. Равновесие нарушается самым беспардонным образом, но это никого не волнует. Мне не дают перейти на этот уровень, как ему закрыт путь на мой. Я постоянно пытаюсь найти выход из этой ситуации, но не могу.
Я поднялась и, подойдя к нему, положила руку на его плечо.
— Я не сомневаюсь, что ты пытаешься помочь. Я уверена, что ты делаешь всё, что можешь.
— Не уверен.
— Не терзай себя. Если выход есть, мы его найдём.
Фарги резко встал и прошелся по комнате. На его красивом, словно выточенном из мрамора лице появилось мрачное выражение. Я давно не видела его таким, если вообще видела.
— Я не могу так, — признался он. — Я готов пойти на конфликт. Я — не Кларк и для меня долг Блуждающего Бога свят. Если хочешь, это на уровне инстинкта. Я не могу так просто тебя отдать.
— И что мы будем делать?
— Не выходи из дома, — он в упор взглянул на меня. — Здесь я хозяин и смогу защитить тебя. Я создам такую защиту, какую не прошибёт ни один самый мощный демон.
— И что дальше? Созвонимся с Киотой, запустим в эфир сигнал бедствия? Пусть ребята притаранят сюда аппаратуру для телепортации и стрельнут меня на Землю, а там уж я укроюсь в одном из храмов Шамбалы… Это не реально, Фарги. Ты же знаешь, что стоит Кратегусу запустить в город какого-нибудь мелкого пакостного беса, как я выйду из дома, потому что только я могу разделаться с этой мерзостью без особого труда.
— И это тоже на уровне инстинкта, — вздохнул он.
— Я ценю твою заботу и обещаю драться за свою жизнь до конца, но в мою голову слишком крепко втемяшилось: каждый самурай знает, что он должен умереть.
31
Чёрт бы побрал всех этих самураев! Простившись с Фарги, я поднялась к себе и с ногами забралась на кровать. Я не чувствовала себя готовой умереть. Я не чувствовала себя старой и усталой. Мне было что терять. Я ощущала странную пустоту, оттого, что не была ни в кого влюблена в данный момент, а, значит, мне хотелось влюбиться. У меня трое детей и если двоих я благополучно вырастила и поставила на ноги, то младшего беспардонно повесила на шею своему первому мужу. И хоть он обликом и нравом напоминает ангела, и воспринял это бремя со всей ответственностью и даже радостью, поскольку всегда любил детей, я не могла оставить своего малыша без собственной любви и заботы.
Не говоря уж о том, что мне просто нравилось жить. Если тебе не грозит старость и болезни, то, чем больше живешь, тем больше нравится этот процесс. Тем больше странного, удивительного и прекрасного попадается на глаза. Жизненный опыт восполняет недостаток образования. За десять лет скитаний удается научиться тому, чему в тибетском монастыре научат за год. С годами невольно становишься философом и познаёшь суть вещей, истинную природу жизни и смерти, но жить хочется всё равно.
Нет, умирать мне совсем не хотелось. Можно сколько угодно говорить о долге воина, но на битву идут не умирать, а побеждать.
Я задумчиво посмотрела на старинный эфес, лежавший на тумбочке рядом с кроватью. Он был опоясан рядом глубоко-синих кристаллов, среди которых затесался один дымчатый и бесцветный. Это значило, что Налорант «заскучал» и Кристалл Истины, вправленный в него, померк до тех пор, пока его снова не коснётся моя рука. Тогда он снова станет неотличим от вправленных рядом сапфиров.
Выключатель в виде крылатого льва с раздвоенным хвостом, вдруг навёл меня на странную мысль. У солоров были крылья, а масунты умеют превращаться в людей, но, по сути, и те и другие — звёздные львы, стоящие на страже Добра и Света.
Из глубин памяти всплывали давние воспоминания об иной жизни в иных мирах. Я была моложе и меньше думала. Мне было легче идти в бой. А, может, тогда я была готова умереть, ведь я потеряла всё и всех, осталась одна во всей Вселенной, последней бергарой, потерявшей свой мир и уже не способной возродить свою расу? Кажется, я умерла тогда, именно решив, что пора. Сколько лет мне тогда было? Разве я считала? Пятьсот? Тысяча? Две? Десять?
Я покачала головой. Нет, я и тогда не хотела умирать, я просто решила, что пора начать всё сначала, потому что мне был известен путь души. Никто из нас не хочет умирать. Просто иногда это случается.
Я взяла с тумбочки Налорант и увидела, как вспыхнул Кристалл Истины. Мой палец привычно лёг на спину зеленоватого солора. Я усмехнулась.
Последняя бергара не умерла. Я жива и по-прежнему к услугам тех, кто желает проверить меня на прочность. И я не умру, пока не почувствую, что эта жизнь мне надоела и пора начать другую. Как говорится, они хотят войны, они её получат.