Где-то наверху раздался скрип и еле слышный щелчок дверной ручки; я выдохнула, припуская по лестнице и отсчитывая оставшиеся завитки. Раз Аарон заперся у себя, впереди несколько часов молчания, которые я последнее время использую, чтобы сбежать из замка.
Вздрагивая от каждого шороха и сквозняка, я прокралась сквозь опустевшие залы Астровода. Когда вода спала, нам открылась кухня, сухая и невредимая. Горы припасов немного поднимали настроение, но я все равно старалась держаться подальше от тех мест, где жили люди. Только бы не вспоминать.
Я окинула взглядом последний коридор, лежащий между мной и спасительной дверью и, зажмурив глаза, выскочила на улицу, тут же поспешно прижавшись к стене. Впереди, еле заметная в кустах, лежала до боли знакомая дорожка, которую мы с Лили использовали, чтобы гулять без ведома матерей — если посильнее вжаться в камень, то из окна главной башни две маленькие девочки будут практически неразличимы; только теперь я кидала опасливые взгляды левее, на одинокий выступ его окна.
Аарон все больше думал и говорил об Обители, становился все нервознее. Он постоянно требовал написать Хранительнице, как он звал Василису, словно забывая о том, что я не могу, как бы не хотелось — письма не доходят. Должно быть, подруга оставила перья и пергамент дома, а сама снялась с места, чтобы искать свой камень. Аарон тоже догадался и теперь рыщет по окрестностям, смотрясь при этом хуже голодного волка; в такие часы я прячусь в комнате матери, опасаясь даже выглянуть в окно.
Ноги сами несли меня куда-то, и я даже не задумывалась о направлении. Все мысли кружились около ледяного комка в груди. Страх заполнял каждую каплю крови внутри меня, по венам словно тек вязкий холод. Изнутри, в районе Солнечного сплетения, кожу кололи тысячи тонких игл; пальцы давно оледенели.
Хуже всего было наше заточение, безрезультатные попытки докричаться до остальных Хранителей. От нечего делать я перечитывала и перечитывала легенду о городе, только позже осознав, что стало хуже. Вместо плана, на который я так надеялась, пришло что-то, напоминающее черную тень. Куда бы я ни пошла, прокралась или убежала, она следует за мной, ежесекундно грозя накрыть с головой. Просыпаясь, я начинаю бороться с ней, вытесняя, вынимая иглы страха по одной. Но на следующее утро все начинается с начала. Помогают только бесцельные прогулки.
Вдруг я обнаружила, что стою перед стеной леса. Колючие лапы выросли словно из-под земли и теперь качались перед самым носом. Сзади и по бокам высились невысокие холмы — жители деревни оградили чащу песком. Жаль, я знаю, что это не поможет.
Я устало опустилась, прислоняясь спиной к насыпи, и раскрыла книгу, которую все это время зажимала подмышкой. Пусть я уже перечитала несколько раз то, что собрал Аарон, продолжать пытаться понять легче, чем признать, что мне остается только ждать неизбежного.
Пожалуй, теперь я знаю все, что только можно было узнать об Обители. И теперь все чаще возвращаюсь мыслями к Василисе; перед глазами проплывают картинки — искренняя и такая простая, подруга оглядывается, стоя посреди главной залы. Говорят, там когда-то высился трон. Мы с девчонками часто лазали на постамент, но ни разу не услышали достаточно правдоподобной истории о том, как каменный трон сняли или разрушили, не повредив основу. И зачем ее оставили?
До того, как Аарон позовет меня, осталось меньше часа. Я еще немного посидела, но все же поднялась, с тоской и ужасом думая о том, что до вечера мы будем заперты в одном замке. Пустые анфилады, бесконечные балконы и лесенки и так пугали, но перемены, произошедшие с другом, затмевали все. Мне все чаще хотелось сбежать от него в пустующую деревню, но я держалась — хотя бы из жалости.
***
Я вдруг поняла, что скучаю — по городским крышам, запаху асфальта, бесконечным проводам и даже по дождю, который, казалось, никогда больше не смогу терпеть.
Здесь, в абсолютной тишине, не нарушаемой даже стрекотом сверчков, уснувших в ямках и на глинистых выступах, слух беспрестанно напрягался, пытаясь уловить такие привычные шорохи резины по магистрали. Пусть под конец, обитая в полузаброшенном здании, мы не слышали знакомых разговоров и сирены скорой, оставался хотя бы плеск волн. Теперь же чувства были бесполезны, ни взгляд, ни слух ни за что не могли уцепится — казалось, все вокруг вымерло. Оттого мы сидели напряженные, постоянно оглядываясь на пустошь и нарочито громко разговаривая.
Внимать тревожной тишине и удерживать нить разговора одновременно оказалось куда труднее, чем я думала, и вскоре мозг отключился. Вопрос я задала совершенно случайно, не подумав, что он выдаст меня с головой:
— Так ты думаешь, что люди, прошедшие через страх, это безымянные? — по тому, как сморщился Джейд, поняла, что обнаружила свою невнимательность. Но он ответил:
— Да, и тогда можно сказать, что мы знаем все, что только можно, — он передал шпажку для зефира Кассандре — главное правильно истолковать легенду.
— Разве не очевидно, — подал голос Эрик — все же прямым текстом сказано.
Джейд нахмурился еще больше, но мое внимание полностью перешло на руки Касс — та незаметным жестом передала ветку, унизанную сладостью с карамельной корочкой, Эрику. Тот слабо улыбнулся, прячась от Джейда. Кровь с силой облила щеки, и я прикрыла злой румянец рукавом.
Что и следовало доказать.
— Возможно, — похоже, Джейд не замечал. Или не хотел замечать — но мне все кажется, что мы что-то упускаем. Все так сложно, может, потому, что мы чего-то не видим?
Он устало погрузил пятерню в волосы, ероша мягкие волны. Мы все просто устали. Я вдруг поняла, что смертельная тяжесть дарит спасение. Глаза не могут повернуться в сторону пары напротив; и я решила закрепить эффект:
— Я все понимаю, — зевнула, окидывая каждого взглядом. Они зевнули в ответ — но, думаю, нам нужно выспаться. Утро вечера мудренее.
Ребята кивнули в ответ и умолкли. Я блаженно улыбнулась. Уснуть действительно хотелось — сжавшись в комок, загородившись от нависшей тени, сделать вид, что ничего нет. Мира не существует. Есть только глупый жареный зефир в руках Эрика, и это — самая большая проблема.
Но мы не успели сделать и шага в сторону палатки, как по долине прокатился гул. Не считая вереска, на километры вокруг ничего не было и сильное эхо зазвенело на барабанных перепонках, оглушая. Джейд, покачнувшись, встал, но вглядываться в темень пустоши было бесполезно. Мы испуганно молчали, словно ожидая, что вот-вот что-нибудь упадет с неба и раздавит нас.
Гул повторился.
Даже прикрыв уши руками, я буквально кожей чувствовала этот звук — полный отчаянья и болезненной силы. Не смея двинуться с места пыталась подавить ощущение внутри.
Кто-то звал меня, умолял, протягивал руки и просил прикоснуться. Ласкал запястья и ступни теплым дыханием, просил о помощи. Раненый зверь — невероятно прекрасный и сильный — изнемогал. Нуждался во мне.
Я на всякий случай глянула на Эрика — но он, судя по всему, ничего подобного не чувствовал, в то время, как моя голова дрожала, внимая голосу. Усмирять чувство больше не получалось.
Да и зачем?
Я чувствую силу. Разве не за этим я потащила этих троих в глушь, расходуя ценную энергию? Внезапно обнаружив, что существо, зовущее меня, в ярости, я позволила ей заполнить меня. Злость вязко стекала по рукам и спине, обволакивая и даруя силу. Камешек в кармане задрожал, и я накрыла его ладонью. Не знаю, как, но что-то заставило его подчинится и отдать часть мощи. Должно быть, внутри он таит еще больше.
Я перебирала ногами, думая, как завлечь ребят к источнику звука. Конечно, одну они меня не отпустят. Я со злостью пнула кочку около бревна и как будто отключилась на несколько минут; плана, как их протащить через всю пустошь, не было, и я замерла, вслушиваясь в отголоски рева, оставшиеся в груди.
— Нам ничего не остается, — Джейд, оказывается все это время втолковывал что-то Касс. Теперь же парень повернулся ко мне — слышишь? Мы хотим пойти на зов, если можно так назвать. Вы с Эриком, конечно, можете остаться…
— …Ни за что! — я старалась вспомнить нужное чувство, но все затмевала чужая ярость — Джейд, я иду с вами.
Сработало.
Прокатилась новая волна, приминая вереск. Гул перекрыл все сомнения; Джейд подскочил и метнулся ко мне, закрывая от ветра, сопровождающего звук. Я скривилась, надеясь, что парень не заметил мою мину. Чей-то грозный рык обволакивал тело, приподнимая и погружая в пустоту. Блаженная злость толчками выплескивалась в сердце, придерживая когтистыми лапами плечи. Звук исчез, оставив ощущение глухоты. В уши словно натолкали белой ваты, противно шуршащей и мешающей толком что-либо ощущать. Я вырвалась из цепких объятий, тут же упав на колени. Впрочем, ребята тоже попадали, испуганно заткнув уши, пытаясь подняться и оскальзываясь.
Но, когда они встали, их словно подменили — у всех одно и то же на лице. Холодная решимость двигала их окоченевшими от страха пальцами; парни молча отложили часть провизии, а Касс украдкой спрятала под свитер добрую дюжину ножей. Я же буквально кипела, внутри все шипело и булькало, царапая тело изнутри. Горячая воля туманила рассудок. Я поддалась и просто нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
Наконец мы зашагали по остывшей долине в сторону источника рева. Прохладный ветер отрезвлял. Никто не решался говорить, только стенала под ногами корочка льда — вечерняя роса превратилась в изморозь. Я поежилась, привлекая внимание Джейда, хотя на самом деле мне казалось, что от ладоней валит пар. Он бережно накинул на меня огромный плед, и я на мгновение потерялась в куске ткани. Вокруг все устилал туман, оставляя капельки воды на ресницах.
Где-то во мгле прокричала птица.
— Авдотка, — Джейд, заставив меня передернуться и выплыть из своих мыслей, указал рукой на темный силуэт крыльев в тумане — мы где-то недалеко от Шотландии.
— Ты разбираешься в птицах? — должно быть, парень старается не думать о невиданном звере, в лапы которому мы движемся. Я не стала сопротивляться, ведь сторонний разговор помогал. Не хотелось сорваться раньше времени.
— Хотел идти на эколога, до того, как… — он жестом показал то, через что мы прошли. Я улыбнулась, подумав, как легко Джейд выражает то, что и словами не скажешь, движением руки.
— А я понятия не имею, куда поступать, — эта беседа позволяла вообразить, что мы достаточно далеко от любой опасности; что мы дома.
— После того, как спасешь мир, решишь за секунду, — он улыбнулся, словно нисколько не сомневаясь, что я пройду до конца — может, поступишь со мной. Я ведь уже университет выбрал.
Джейд задумался, мы замолчали, возвращаясь в жгуче холодную реальность. Эрик и Кассандра шли чуть позади; я отчетливо различала его шаги — Эрик загребал носками глину и постоянно сбивался — и легкие, пружинистые толчки от ног Касс. Замечая это, я гнала мысли о главном. Черт подери, да она просто поделилась с ним зефиром! Ты серьезно думаешь о куске чертового зефира с карамелью?!
***
Пока провожал взглядом клетчатое платье, прижавшееся к стене, успел дать себе несколько пощечин. Тесс выглядела, как воробей, выпавший из гнезда, отчаянно цепляющийся за жизнь.
Я ненавидел нового себя. Впрочем, старого, позволившего мне стать таким, тоже ненавидел, но уже не так сильно. Жгучая ярость, ставящая на дыбы, накатывала волнами, не спрашивая, успел ли я отойти от тех, кто мне дорог, подальше. В такие моменты, которые я криво обозвал «приступами», ум помутнялся и хотелось только сносить стены, душить людей и себя, лишь бы найти то, что меня зовет. Голос осиновым колом вонзался в сознание и вкручивался под чьими-то ловкими руками. Голос звал, кричал, перекрывая остальные звуки, и вселял в меня то, что я так старался подавить.
В время «приступов» я старался сесть на пол, заперевшись один в комнате, и перечитывать раз за разом то, что сам же и написал. Старался бороться с наступающей волной, подавляя опасное чувство, но злость не уходила.
Я схватился за голову, зная, что позволил ей забрать книгу. Если бы она подумала, что я прячу том, то напугалась бы, хотя не знаю, может ли быть страшнее, чем сейчас. Я постарался уберечь ее, дать возможность выйти из замка, потому, что боюсь, скоро не смогу управлять собой. Он зовет.
А пока, пока еще есть время, я, стараясь не думать о том, что будет, когда Тесс ее найдет, шагал по замку в поисках пера и клочка пергамента для записки. Колдуньево обиталище я видел редко и теперь лишь смутно представлял, где нахожусь.
В голове, кружась и ударяясь друг об друга, причиняя ужасную боль, выстраивались в строки слова. Я не знал еще, что напишу, но хотел подготовить ее к худшему, одновременно перебирая ругательства, которые подошли бы к моей ненависти. Не уберег, не уберег, не уберег.
Сначала Лили — она была сильной, я знаю. Но ее сестра, мать твою в туды, была сильнее. И кто бы мог подумать — у напуганных женщин, подозревающих самый ужасный исход, под боком жил тот, кто мог ее спасти. Но нет же, он испугался за свою никчемную жизнь.
Я всегда думал о том, что потеря имени не пройдет мне даром. И действительно, с тех пор, как я стал безымянным, мне постоянно кажется, что она видит. Может, сейчас Джеральдина не худшая из моих бед, но тогда она внушала мне страх посильнее, чем я сам себе сейчас.
И я побоялся — хотя моя фраза могла спасти ее, я боялся погибнуть сам. Наблюдая за Мелиссой все время до того, как она захватила сестренку, я убеждался в том, что не один безымянный на всю округу.
Старался не думать о том, что будет с Лили, больше не владеющей своим телом — но образы лезли в голову. Самое лучшее — Джеральдина обратит и ее в безымянную. С этим еще можно справится. Но я почти уверен — ее ждет лучшая роль, яркая, как ее стихия, и не оставляющая шанса. Как огонь, приходящий во время битвы.
О да, я снова знаю обо всем — но ничего не могу сделать. Признайся, Аарон, ты ничего не хочешь сделать. Боюсь за свою шкуру, чего таить. Пожалуй, теперь все Хранители понимают, что происходит — но, в отличие от меня, действуют. А я строчу прощальную записку.
Мне будет лучше уйти. У Терезы есть все — кроме верного друга и надежного плеча, но тут я бессилен. Если Джеральдина пожелает наведаться за мной — пожалуйста. Мне уже все равно. Только нужно уберечь тех, кого еще могу, хотя бы от чего-то. В остальном надежда на вторую Хранительницу, эту девушку, у которой и так полмира на плечах. А то и больше.
Мысли о Хранителях вызвали новый приступ. На этот раз гнев стал ярче. Ярко-красные звездочки рассыпались перед глазами, тело охватило нервное возбуждение, в груди фейерверком рассыпались иглы, жалящие и побуждающие действовать. Не хотелось думать о том, что именно они просили сделать.
С трудом управляя дрожащими пальцами, я сложил записку и оставил на ее столе. Поскорее вышел, ведь вид всей комнаты причинял боль, совсем не ту, что приходила от приступов. Другую, сладкую и мокрую от слез. Стряхнув с себя оцепенение и отвесив еще одну пощечину, я подхватил мешок, заполненный всевозможной утварью, и выскочил из Астровода, припуская вдоль берега.
***
Василиса оторвалась от нас и теперь шла далеко впереди, почти обнимая Джейда. Они все говорили, причем совершенно не о деле — обсуждали все на свете, не умолкая, толкались и шутили; время от времени тишину и промозглый туман взрывали громкие смешки.
Кассандра нахмурилась и не подпускала меня близко. Пришла ее очередь волочить сумку, до отказа набитую провизией, и, сколько я не старался отобрать ее, девушка только молча уворачивалась. Наконец, оставив ее в покое, я вернулся в хищные лапы собственных мыслей.
Невеселая картина вырисовывается. Мы одни — не только в темной пустоши, но и вообще во всем мире. Тащимся не пойми куда, да еще и то и дело слышится ужасающий рев, словно зовущий. Больше всего донимало осознание, что не меня.
Чтобы отвлечься от мыслей, накатывающих и сковывающих паническим страхом, я прибавил ходу, догоняя Джейда. На мое счастье Лисса больше не мучала парня, а молча шагала чуть в отдалении.
— Мы вот уже часа два, как премся в никуда! — начало звучало, словно каприз маленького ребенка. Я сморщился от отвращения и попробовал снова — не пора ли на привал?
Джейд глянул на меня и по глазам я понял, что он мысленно слишком далеко отсюда, чтобы что-либо услышать. Сдался и просто пристроился рядом, надеясь своим видом привести его в чувства.
Василиса заметила меня и затормозила, пропуская вперед, а потом и вовсе развернулась, и скрылась во мгле в обратном направлении; должно быть, предвкушала перепалку. В груди неприятно закололо, а спустя четверть часа ненависть к себе затмила все. Не сдержавшись, я снова обратился к пареньку:
— Ку-ку! — сил просто не было — меня не жалко, так о девушках подумай, — слабо надеясь, что сработает.
— Может, действительно, — Джейд всмотрелся в туман позади нас и, похоже, только сейчас отметил, что не видно ни зги — поворачивай, найдем их и встанем на ночлег. Очевидно, мы и к утру не доберемся, а идти не можем уже сейчас.
Обратный путь тоже проходил в молчании, хотя мне казалось, что голоса в голове разносятся на всю округу. Стараясь перекричать остальные, завывал зверь; тихо шептало то, что заставляло внутренности скрутится от сладкой боли, а вторил ему голос отца — холодный, как лезвие, бросая металлические блики, слишком яркие, чтобы видеть что-либо еще.