Ночные Хранители - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 16

Четвертый лишний

Мы ничего еще не успели сказать друг другу, как парни вынырнули из тумана в паре шагов. Похоже, Эрик взмолился о пощаде; я и сама с досадой подумала, что такой желанный источник силы, манящий и умоляющий окунуться и забрать хоть немного из его мощи, так далеко. Раздражение мелкими колючками впилось повсюду.

Пока устанавливали палатку, я успела окинуть взглядом ребят. Все как в воду опущенные. Мы не стали ужинать, просто молча спрятавшись под брезентом; почти сразу все уснули, но я никак не могла прогнать отголоски чудовищного рева, ударяющиеся о стенки мозга. Среди разгоряченных тел скоро стало нечем дышать и я, тихо чертыхаясь, выскользнула наружу, с удовольствием подставив лицо ветру. Понадеялась, что зверь уже уснул и не потревожит нас ночью.

Зря. Как будто нарочно, гул снова прокатился по долине, затихая где-то за тысячи километров вглубь материка; внезапно пахнуло жаром, море, казалось бы, лежащее так далеко, заплескало под ухом, шум волн сбивал с ног. Откуда-то полетел песок, оседая мелкой пылью на ресницах, и все стихло. Я с досадой отряхнулась, силясь привести себя в порядок. Подозрительная тишина только дразнила слух и я, чтобы отвлечься, взялась за костер; ребята спят слишком крепко, чтобы услышать треск поленьев.

И все же, не спать всю ночь оказалось не лучшей идеей. Когда солнце наконец поднялось и из палатки послышались шорохи, я уже не чувствовала пальцев, но продолжала сидеть — ведь это и было моей целью. Перестать чувствовать. Иронично; десять часов назад я упивалась чьей-то мощью, так легко передающейся. Я наслаждалась чьими-то стенаниями и мольбами, мне так нравилась бесцельная ярость; но стоило поддаться — и силы буквально переполняют, вязко затекая во все щели, и я уже сама изнываю от безысходности. С ужасом поглядев на камешек, я спрятала его под пенек, наспех установленный у костра, глубоко зарыла в глинистую землю, но энергия продолжала толчками выплескиваться, словно из свежей раны. Сейчас же я понемногу глохла к настырному зову. Пусть это и значило перестать чувствовать вообще что-либо — главное, чтобы пропало то, что я сама и притянула.

Я надеялась, что из палатки выглянет взъерошенная голова с короткими кудрями, но первой проснулась Касс. Она, зевая во весь рот, словно совершенно ничего не происходит, и мы все лежим дома, на ворсистом ковре, выгнулась, помахала руками, еще раз зевнула и только тогда заметила меня. Впрочем, ничуть не смутившись, подруга подсела ко мне, вороша костер палкой.

А меня словно окунуло в бочку, где одна ложка дегтя вдруг вытеснила весь мед. В густой темноте я только и могла, что думать о Кассандре. Как я могу называть ее подругой? Как я могу так относится к себе, что позволяю оставить эту связь? Но кто она, если не друг? Было бы проще, если бы она не открылась, и мы оставались по разные стороны пропасти, но она позволила притронуться. Теперь же, когда мне не нужна ее преданная любовь, как ее отодвинуть? Обрасти колючками я всегда сумею, но тогда что-то неладное заподозрят все.

Так и не придя к хоть какому-нибудь решению, я просто уставилась на девушку. Она принесла сухого вереска, расчистила площадку и обложила ее влажной глиной. Куда-то убежала, словно ветром сдуло, и вернулась с вестями о найденном роднике. А я как будто и не сидела здесь, у огня.

Парни, только очнувшись от беспокойного сна, кинулись помогать Касс, и вскоре потянуло ароматом еды. Я, спешно очнувшись, набросилась на завтрак. Ребята перешучивались, уминая кашу, и даже Эрик, похоже, наконец влился в общее русло. Идиллия.

Идиллия была, но продлилась немного. Все оборвалось, словно кто-то перерезал провода, когда Касс спросила:

— Я запуталась. Да, я знаю легенду об Обители Страха; но здесь-то мы зачем? Джейд, идти на странный гул, похожий на рев гигантского зверя, конечно, смело, но зачем? Вечером все было абсолютно ясно, но сейчас эти воспоминания слишком похожи на морок, — выпалила она, не глядя ни на кого. Точнее, глядя не на нас с Джейдом.

— Если честно, — Эрик, непривычно мнущийся эти дни, еще сильнее сжался сегодня с утра — я тоже не уверен, что был в себе, — он оборвал слова, покосившись на каждого по отдельности. Я поняла, чего он хочет:

— Я ничего подобного не помню, но вам верю. Если вы хотите — запросто верну вас на место, туда где все началось, и без вопросов. Но если хотите идти до конца, — я выдержала паузу, отчаянно надеясь, что выбрала верный тон, ведь самого чувства уже не помнила — то я буду безмерно благодарна и все объясню.

— Я уж точно никуда не собираюсь, — Джейд предал мне байковое одеяло.

— Значит, нужно пояснить. Когда в то утро я потеряла сознание, вы решили, что это морок. Но кто мог такое провернуть, если все кругом уснули? Я не хотела верить, но все же решила попробовать — и это действительно оказалось воспоминанием, в которое я смогла переместиться, как в любое другое свое. И я думаю, оно пришло не просто так — и гул или рык, чем бы оно ни было, тому подтверждение.

Рассказывая, я судорожно перебирала в голове воспоминания, пытаясь подгадать с интонацией, как вдруг сообразила — ведь это все я уже рассказывала дважды — Кассандре наедине и ребятам прямо перед тем, как мы переместились. Так зачем она спросила?

Миллион ярких огоньков проносились, вспыхивая и потухая, слишком быстро, чтобы остановится на одной мысли и ее обдумать.

***

Потянуло сигаретным дымом; я закашлялся, поднимаясь на локтях и осматриваясь. Видимо, под наступившее после монолога Касс молчание я умудрился отключиться. Возвращаться в реальность не хотелось, и я позволил сну унести себя глубже.

Теперь к запаху хороших сигарет прибавился металлический — так пахнет кровь; я вздрогнул и встал на колени, тщетно всматриваясь в мутно-серую пелену. Где-то звонко звякнуло стекло бокала, опущенного на лакированный стол. Послышались приглушенные голоса, все низкие, хриплые, со вкусом льда. Щелкнула задвижка, голоса притихли, и я наконец смог разглядеть, где нахожусь.

На месте шкафов с пыльными книгами зияла дыра распахнутых дверей. Дерево поблескивало в свете хрустальных ламп. Там, за потаенным входом, расположилась просторная комната, сплошь уставленная креслами и низкими столиками для выпивки. Под потолком все еще парило облачко сигаретного дыма, оставленное недавними гостями. Я осторожно шагнул в настоящий отцовский кабинет.

Здесь он хранил все бумаги «по работе». Здесь же до его смерти лежало все оружие — все то, что не показывают глазам правительства. Комната пустовала, и я с любопытством рассматривал сантиметр за сантиметром; папа позволил мне войти сюда лишь однажды, но тот день я в упор не помню.

Сзади кашлянули и затянулись из массивной трубки слоновой кости. Как во сне, медленно, не веря ушам, я обернулся.

— Отец?

Мне отчаянно хотелось кинуться ему на шею, душить объятиями, плакать, выть и снова плакать. Но я лишь проверил, одет ли по случаю, и поднял глаза на призрака.

— Это только воспоминание, — он затянулся, как ни в чем ни бывало, и кивнул на ближайшее кресло — скорее, напоминание. Не ври себе — я мертв.

Слова застряли даже не в горле, а где-то ближе к сердцу, или где они вообще появляются. Я опустился на шелковые подушки; горло сипело и першило, но я заставил себя переключится на происходящее.

— Ты не туда свернул. Я терпел, ждал до последнего, но ты забыл о самом главном. Пришло время напомнить.

Я вздрагивал от каждого слова, произносимого скрипучим, хриплым голосом. Запах виски щекотал ноздри и душил. Еле прохрипел:

— О чем ты?

— Тебе помешали. Вспомни наши уроки; вспомни все. Устрани угрозу.

Он умолк и, к моему немому несчастью, побледнел. Не его кожа, а он сам словно выветривался, как зыбкий туман. Образ стал мутным по краям, и вот уже совсем исчез, как будто рассеянный внезапным сквозняком. Вокруг снова сгустилась пелена, перекрывая кабинет.

На месте отца сидела девчонка. Одета в белое трико, плотно сжавшее худенькое тельце. Пышная юбка из фатина, словно паутинная сетка, укрыла сильные маленькие ножки. Девочка согнулась, завязывая атласные ленты туфель на лодыжках; совершенно не обратив на меня внимания, она подскочила, балансируя на кончиках пальцев, слегка покружилась и радостно кинулась в объятия девушки, выглядывающей из-за двери. Двое в балетных туфлях обнялись и побрели по длинному коридору, устланному лакированным паркетом.

Откуда-то слева раздалась музыка. Тихие трели скрипки отдавались эхом в полупустом зале. Девушки подкрались к шторке из красного бархата, отделяющего коридор от сцены театра, и выглянули за ткань. Где-то там в тонкую щелку были видны порхающие танцовщицы; тонкие руки взлетали вверх и опускались, прижимались к легким юбкам. Балерины кружились и малышка в розовых туфлях стала притоптывать в такт.

— Я хотел девочку!

Голос упал на сознание тяжелым камнем, мужчины хрипел и выл от негодования.

— Я хотел все исправить!

Он захлебывался в собственной досаде; невыносимое чувство беспомощности.

— Я хотел, чтобы это прекратилось!

***

Так и не решив, зачем Касс спросила такое очевидное, я насупилась; хотя тут же прыснула со смеху, потому что Эрик отключился прямо у костра, сидя на промерзлой земле. Мне хотелось растолкать его и велеть лечь хотя бы на плед, но, глянув на ребят, которые не собирались уходить, я передумала. Дала себе пощечину — с каких пор меня вообще волнует, не холодно ли Эрику.

Кассандра с братом о чем-то шептались, почти касаясь лбами. Костер еле трещал, но тело словно сковало ледяной коркой, так что я осталась сидеть и глядеть, как истлевает последнее топливо. Туман отступил к утру, но холодный ветер все равно беспризорником шатался по пустоши, обвевая спину. Я поежилась.

Джейд встал, похоже, собираясь на разведку по долине. Парень глянул на меня и, больше не оборачиваясь, скрылся среди вереска. Трава походила мягкими волнами. Я снова вздрогнула и оторвалась от полусгнившего бревна, направилась к палатке.

От нечего делать выволокла свою сумку на поляну. Еще в городе Джейд раздобыл мне спортивный рюкзак, и я напихала туда те вещи, что нашлись в моих карманах и еще немного из того, что мне предложила Касс; они заботились о маленькой, беззащитной Лиссе. Я было скривилась, но заставила себя вернуть на лицо каменное выражение.

Те вещи, что лежали сверху, сразу оказались на полу: вязаный свитер, пара джинс и огромный дождевик, который Касс сдула и умудрилась вместить в тканевый рюкзак.

Но на дне я прятала то, к чему долго не могла прикоснуться. То, что пыталась прогнать, забыть окончательно, но мамины часы продолжали сверкать со дна рюкзачка. Я не помню, когда она передала часы мне — это была какая-то простая и даже глупая причина; это не важно. Хотелось заплакать, чтобы со слезами ушло все, что мешало сосредоточится, но плач не шел. Я только всхлипнула и отодвинула часы в угол сумки. Просто не думать не выходило и я, плюнув, достала тикающий механизм, повертела, любуясь на блики, которые скакали по металлическим граням даже несмотря на то, что солнца не было.

Воспоминания грозились затопить, но я не сопротивлялась и вскоре обнаружила, что больше не тону. Картинки просто проплывали, заставляя улыбаться раз за разом, но не душили фейерверком чувств. Обрадованная, я всмотрелась внимательнее. По внутреннему телевизионному ящику как раз крутили момент — мы сидим у духовки, жадно вглядываясь в пышущие жаром булочки и отсчитываем минуты до готовности, словно это может заставить их испечься быстрее. Это булочки с яблоком, которые я так и не научилась печь. Слезы наконец пришли, скупо выкатываясь по одной бусинке, но было уже не важно. Часы в руках, тихо и мелодично тикая, отливали золотом, также, как глазурь в духовке. Они сверкали и словно светились сами, за неимением солнца.

Светились сами.

Часики действительно отбрасывали солнечных зайчиков. Чем больше я вспоминала, тем ярче они светили на потертую ткань брюк. Я поспешно нырнула в палатку, боясь быть замеченной, и представила тот вечер ярче. Картинка буквально вибрировала, мозг нагрелся до предела, часы нестерпимо жгли ладонь. Вдруг их поверхность заходила ходуном. Решив, что расплавила металл, я в ужасе бросила сверкающие часы на спальник; но то, что так долго ждало ключа, наконец открылось. Я перевернула браслет и заметила, что обратная сторона, та, под которой должны находится шестеренки механизма, превратилась в крышечку. На все еще мягком металле проступили слова:

«Ты больше, чем ты думаешь».

Я сглотнула. Мама никогда не разговаривала со мной о магии, но она ничего и не скрывала. Она жила в счастливом неведении — так я думала. Мама не умела врать — в это я верила до сих пор.

Хорошо, возьми себя в руки.

Мама не причастна — также, как и Мика. Должно быть, она и не думала, что носит на запястье не простые часы. Устав гадать, я рывком распахнула крышечку, ни на что, впрочем, не надеясь, ведь за ней наверняка лишь винтики и шестеренки.

Хотя нет, в глубине души я была уверена, что обнаружу что-то невероятное и поэтому была так разочарована, когда действительно обнаружила часовой механизм там, где ему и место.

Часы окончательно остыли и превратились в бездушную железку. Я подозревала, что идея снова воскресить в памяти процесс выпекания булочек — слишком простая, чтобы быть решением. Заставив себя отстать от бедных часов, я прикрыла крышку и любовно провела пальцем по надписи. Это были мамины слова. Я слышала эту фразу каждый раз, как приходила к ней за советом.

Убрав мамин подарок на место, я взялась за стопку гадальных карт. Невероятным образом они пролежали в моем кармане с самого прощания с Тесс. Карты она взяла у Лили, чтобы научить меня гадать. Я рассеяно перетасовала колоду и разложила перед собой.

— Чтоб вас всех!

Я вздрогнула, зачем-то укрыла карты рукой, но высунуться наружу не посмела. Впрочем, тонкий брезент палатки не препятствовал звуку.

— Успокойся!

— Хватит на меня орать!

— Я ору потому, что никуда мы без Джейда не пойдем! Хоть даже и слон пришел и рассказал тебе, что мы упускаем момент!

— Между прочим, видение настоящее!

— Заткнитесь оба!

Повисла гробовая тишина. Я сжалась, судорожно пытаясь разобраться, что произошло. На поляне кто-то тяжело дышал, а кто-то, скрипя зубами, пинал землю. Вдруг в палатку заглянул Джейд; парень успел где-то растерять всю свою уверенность и выглядел как-то помято.

— Выходи, пожалуйста.

Я ненавидела чувствовать себя маленьким ребенком, за которым все ходят с ложкой каши, но все же выбралась. В пустоши все еще было холодно, как на Арктическом полюсе, и я хмуро укуталась в первое попавшееся ватное одеяло, которое кто-то бросил на землю.

— Чего у вас тут? Хлеб с маслом не поделили?

Кажется, Эрик серьезно оскорбился. Он нахмурился и отошел так далеко, что стал еле различим в голубоватых сумерках. Джейд пустился в объяснения.

— Этому, — он кивнул на лохматую фигуру в отдалении — привиделось, что какое-то чудовище…

— Дракон! — не вытерпел парень.

— …что какой-то дракон просит нас прийти поскорее, чтобы не упустить камень Земли. Он хотел идти один, но Касс его поймала.

— И зря!

— …может быть. Но, в любом случае, если мы передвигаемся, то вместе.

— Может, я займусь ужином, и мы все решим за едой? — Кассандра, похоже, не спрашивал, а просто ставила перед фактом. Где-то среди вереска раздалось гневное:

— А, чтоб вас!

Шаги, пинающие глиняные комочки и с хлюпами проваливающиеся в ямы, скоро затихли. Мы молча помогали Касс, подавая продукты и забираясь по очереди в огромный тюк с провизией, чтобы выловить крупу или соль.

Звезды скоро осветили вереск, делая его каким-то неземным. Сухая трава отливала серебром, качаясь в такт стрекоту сверчков. Из котелка тянуло ароматом приправ и кофейных зерен. Пламя отбрасывало искры, а мы торопились их затоптать, чтобы не поджечь пустошь. Эрика все не было и мы, молча решив оставаться до тех пор, пока он не вернется, на месте, принялись за пшенку и кофе. Ночь стремительно неслась к середине, но сон не шел.

Керамическая чашка звонко звякнула, ударившись о край тарелки; даже слишком звонко. Джейд решительно встал, отставив в сторону посуду и заявил:

— Выдвигаемся.

Гробовое молчание не смутило парня, он отнес посуду к ведру с водой, которую мы бережно хранили, ведь отыскивать ручьи среди пустоши становилось все труднее. Затем он прошествовал мимо нас и нырнул в палатку, видимо решив собрать вещи. Он пронес огромную сумку к краю поляны, навалил на кочку и вернулся к темному силуэту из брезента. Наклонился и вытащил один за другим колышки, свернул то, что служило нам домом, а в сложенном состоянии занимало не больше места, чем половина провианта, и, даже не глянув на нас, присел возле сложенных вещей.

Первой очнулась Касс и потянула меня за рукав; мы за десяток минут молча уложили остатки вещей и еще до того, как время перевалило за полночь, один за другим вышли в пустошь.

Через пару часов молчаливой ходьбы я поймала себя на том, что снова до боли вслушиваюсь в тишину, на этот раз надеясь уловить звуки шагов. Мне даже чудилось, что слышу, как Эрик в приступе немой ярости швыряет камни и взрывает влажную землю носком кед, но раз за разом мне приходилось признавать, что это лишь мираж.

***

Ночь в пустоши встретила криком птиц и бесконечным шелестом вереска. Он заполнял уши и не давал толком слышать даже собственные шаги. Все вокруг выводило из себя, все доводило до тупой ярости. Я словно бился в стену, но ничего не мог сделать. Я потерялся в абсолютной пустоте, хотя не знаю даже, как в нее попал и уж точно не в курсе, как выбраться. Словно всего этого было мало, сверху очаровательной ярко-красной вишенкой висел тот факт, что я оставил Василису в лапах у тех, кто не поскупится ей на изощренные пытки под видом общественного долга. Да, она не святая, но и не виновата в том, что пережила и тем более в том, кем является. Она не выбирала ни родню, ни жизнь — а они не дают выбрать хотя бы сейчас, что делать. «Все уже решено, Василиса»; «ты всего лишь маленькая девочка, Василиса, что ты можешь?».

А еще ты очень хочешь сказать кое-что другое.

Мысленно вылив на себя ушат отборной брани, я схватился за волосы. Чтобы вас всех! Никакая боль не дает забыть, кто я есть и что могу сделать. Точнее, что не могу сделать — я не могу ничего. Ничего!

Это все пустое. Как об стенку горох.

Нужно собраться. Я один за несколько километров, которые пронеслись, как шаг, от ближайших людей. От вообще единственных людей на Земле, если быть точным. Пора бы выпутываться, пока от меня не остались одни косточки.

***

После четвертого часа ночи в глазах зарябило. Вереск качался в такт с криками птиц. Все вокруг качалось и кружилось в бесконечном танце, сверчки стрекотали, огромные темные фигуры, которые никак не могли быть птицам, пересекали небо над нами, в голове стоял непроглядный туман. Я покачнулась и упала на колени, сбросила тюк с провизией и схватилась за виски. В уши словно набили ваты, я ничего не ощущала. Ноги давно отнялись, руки окоченели и тряслись. Сзади в меня врезалась Касс и упала рядом.

Я была готова пролежать так ближайшие пять лет. Блаженная дремота укутала в мягкую тишину и было не важно, что мерзлая глина комочками прилипла к свитеру.

Шаги впереди, бывшие единственным островком реальности на протяжении последних дней, затихли. Джейд повернулся на носках, перебросил сумку с плеча на плечо и зашагал в обратном направлении.

Вата выползла из ушей и обволокла меня всю.

— Ну же! — взволнованный шепот — пожалуйста!

Кто-то вздохнул и сел рядом, прошуршав одеялом. Я хотела потянуться и встать, но тело не слушалось.

— Кассандра вышла за водой. Мы остановились у ручья, — голос помедлил, словно хотел увидеть знак, что я его слышу — солнца не видно уже третий день, видимо, на подходе дождь или что похуже. Припасов совсем мало, но это меньшая из проблем. Представляешь, Лисса, мы превратимся в дикарей и будем ловить диких кроликов и закалывать деревянными копьями. Ха!

Ты лежишь вторую неделю, не подаешь никаких признаков жизни. Я, между прочим, каждый день прихожу так; слышишь ли ты вообще? Почему-то сейчас, когда мы можем тут все умереть, я думаю о совершенно не важном. Хотя нет, мне-то это важно, но то, что я тебя люблю, никак нам не поможет.

— Что? — тело наконец выпало из анабиоза, сердце подпрыгнуло и заколотилось о ребра с бешеной силой.

— О Боже, Касс, она очнулась! Касс?! — Джейд соскочил с самодельной кровати, кинулся к выходу из палатки, потом передумал и вернулся, остановился наконец у моего изголовья, в изнеможении упал на колени и замер.

— Что ты пугаешь? — прошептала я, медленно поднимаясь и тут же запутываясь в куче одеял.

— Прости, прости, — бормотал парень, помогая мне выбраться из кокона — как ты?

— Ничего вроде, — я не знала, что еще сказать. Гнетущее, тягучее молчание затягивалось.

— Джеееейд! — донеслось из пустоши — да что у вас там?! — Кассандра вопила во все горло, торопясь с полным ведром воды с ручья.

— Она очнулась.

Ребята зашептались, отойдя от палатки, и я с сожалением признала, что не могу их слышать; хотела было встать, но перед глазами поплыло, пришлось смиренно занять сидячее положение.

Последние четыре главы я опубликовала вне очереди, потому что книга почти дописана и я больше не хочу, чтобы текст так долго лежал перед выкладкой. Эта глава 14, а я начинаю 19 и подозреваю, что она предпоследняя.

Когда я закончу книгу, черновик еще неделю полежит здесь и будет удален. Я опубликую "Ночных Хранителей" в конечном виде, как только они пройдут через редактуру.

Спасибо всем, кто читает эту книгу, моим бетам и Братству Читающих Писателей за поддержку.