Ночные Хранители - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Камень Земли

Под землей, на удивление, было светло и уютно, насколько вообще может быть уютно в логове безымянной. Несколько уровней ее обиталища, соединенных между собой переходами, отрезали все пути к побегу; хотя я, утирая красную дорожку с щеки, и не собирался даже пытаться отсюда выбраться.

Признайся хоть сам себе, что тебе здесь действительно уютно. Ничего нельзя сделать. Все уже решили, а ты только сиди и смотри несчастными глазками. Ну же, признайся.

Будь храбрым, Аарон.

Я поджал губы и помотал головой, прогоняя навязчивый голос. Ненавижу это имя.

Чтобы отвлечься, взялся в сотый раз осматривать каморку, в которой меня заперли, и считать сколы на решетке прямо передо мной. Сзади — куча сена и покрывало, еле его закрывающее; я сам сижу на голом полу, задумчиво касаясь глиняного кувшина с водой — единственного предмета в камере. Коридор от моей дверцы, запертой на навесной замок, идет строго прямо, красуясь идеально гладкими стенами без единого окна или двери. В первый вечер я напрягал глаза до боли, но так и не разглядел его конец.

Но, похоже, он там имелся — потому, что где-то в глубине подземного лабиринта раздались шаги. Я вскочил, чертыхаясь и растирая отдающую гулкой болью спину, и снова всмотрелся в черное пятно коридора, ожидая увидеть округлую фигуру моего тюремщика, или, на худой конец, щуплую и долговязую женскую.

Но вместо этого меня затянуло в кристально-чистый прохладный океан. Лили, спотыкаясь и путаясь в подоле, прыжками преодолела десяток метров и прижалась к решетке плечом, переводя дыхание и одновременно дрожащими руками вставляя ключ в скважину. Дверца распахнулась, и девушка замерла, глядя себе под ноги.

Будь храбрым, Ник.

Она оказалась куда тоньше и легче, чем на вид, и я на пару секунд даже приподнял ее над полом, но потом тут же смущенно вернул на место, пытаясь оправить платье, которое не выдержало моих объятий. Первые мгновения я до чертиков боялся, что кровь с моего виска испачкает ее мраморную кожу, но потом это стало неважно. Вообще ничего больше не было важным.

— Я тоже рада тебя видеть.

Я, как дурак, закрыл рот ладонью, потому что стереть с моего лица улыбку было не под силу даже древней магии. А она, как ни в чем ни бывало, сложила руки на коленях, как учили книжки по этикету для девочек, и без капли брезгливости опустилась на сено, служившее мне постелью.

— Ты как? — еле сдерживаясь, чтоб не кинуться и не задушить ее в попытке отогреть.

— Все правда в порядке, — Лили придвинулась ближе и только тогда я заметил ее хмурящиеся брови — а вот у тебя — нет. Джеральдина настроена решительно, ты знаешь?

Меня хватило только на кивок, но девушка, вроде, осталась довольна.

— Я еле выпросила нам встречу, поэтому у меня есть всего четверть часа. Но ты не думай, я над этим работаю — глядишь, будут у тебя такие же шикарные покои, как у меня.

— Ты ведь не за этим пришла? — мы рассмеялись, оба, похоже, чувствуя себя сумасшедшими.

— Ага, — ее движения стали свободней, Лили даже позволила себе вытащить локон из безукоризненной прически и намотать его на палец — я все никак не могу понять, зачем ты-то здесь? Если честно, я вообще ничего не могу понять.

Я вздрогнул, тут же попытавшись прогнать нервный озноб. А все так хорошо начиналось.

И все же пересказывал я рукописную книгу, оставленную Терезе, куда с большим удовольствием, чем мог бы. Я просто машинально двигал ртом, глядя только на нее — на голубое платье, на каштановые локоны, от волнения выпрыгнувшие из строгой косы, на тонкие пальцы.

***

Василиса как-то съежилась, превратилась во что-то сплошное, без входа и выхода. Девушка целыми днями находилась в одной позе, словно в анабиозе, только покачивалась иногда из стороны в сторону. На второй час беспрестанных попыток ее расшевелить я сдался и подался в караульные, ведь в пустоши все еще не взошло солнце, а несчастный Джейд хотел спать.

Оперевшись на тоненький березовый ствол, я сфокусировался на кончиках пальцев, как делал уже сотню раз до этого, и словно тоже, как и Лисса, уплыл из реальности, погрузился в привычное сновидение.

Пользуясь отцовским способом, я ушёл в свои мысли, пытаясь навести в них хоть подобие порядка.

В голове, болезненно пульсируя, всплыла легенда. Впрочем, думать-то сейчас действительно больше не о чем. Я мысленно посетовал на то, что до Лиссы не достучишься и тем более ее не разбудить чем-то вроде: «Василиса, дорогая, а ты знала, что твоя мама убийца?».

Человек обосновался в лучших местах…

Оказалось, я так часто повторял легенду, что она отпечаталась в моем мозгу в точности до последнего слова.

Вот уж действительно — все началось с человека. Может, безмозглым животным куда легче живется — за ними повсюду не следует тень. Их не накрывает по вечерам удушливым запахом отцовских сигарет, а уши не пульсируют от женского крика.

Но людям всего было мало…

«Я хотел все изменить!»

Как глупо — переживать из-за слов фантома. Это был не отец.

Но он действительно не тебя хотел. Не мальчика.

Глупо, глупо, глупо! Это не стоит того. Я взвыл, цепляясь за волосы, глаза застелила красная пелена. Реальность выскальзывала из рук, я уплывал все глубже; так хочется поддаться и упасть.

Они требовали от жителей города власти…

А мы и не просили — мы просто брали, что хотели. Брали, даже если у тела уже перерезано горло, нам было все равно. Мерзко и глупо. А потом мы садились за один стол с моей матерью, и я чувствовал себя последним уродцем, червяком, которого вот-вот растопчут. Но на следующий вечер все равно шел к ним и смеялся, и пил, и глушил крик смертельного ужаса ладонью.

Белая и Черная армии бились целыми сутками и нигде нельзя было укрыться от их мечей…

Может, вы хотите сказать: «нигде нельзя было укрыться от мыслей»? Если да — я вам охотно верю. Я как будто бился в закрытые двери; впрочем, сам виноват. Это походило на зависимость, куда глубже, чем отцовские наставления и похвала. Я знаю, то, что я делаю не поможет, но я не могу остановится; волны накатывают все чаще и я уже не успеваю встать, прежде чем упаду от новой порции соленой воды.

И тогда на город снизошла магия…

Вы хотели сказать «что-то новое»? Что-то, что страшно называть по имени, что страшно спугнуть неловким движением. Как бы не рассмеяться на похоронах, попивая его любимый виски. Тогда это было не важно, тогда хотелось хоть один день не думать о дипломатии, а отпустить себя, чтобы переживать короткий разговор в переулке с первой встречной. Со случайным прохожим, которого не хватило духу прикончить даже в честь отца.

Они определили по четыре человека в каждое столетие…

Интересно, на Земле остались еще хранители из других времен? Или Джеральдина всех перестреляла? Да какая вообще разница?

Воюющий народ покорится их мягким рукам, хотя эта битва и не главная.

Перед глазами снова поплыло. Пронесся Млечный путь, игриво сверкая звездами-огоньками. Земля, только что лежавшая под ногами, бросилась к лицу, царапая его мелкими камешками. Я перевернулся на спину, растирая онемевшие от холода щеки. Черт!

Хотя эта битва и не главная.

Черт! Черт, черт, черт!

Нужно сказать Кассандре, срочно!

Нет, остановись, Эрик. Замри и подумай.

Я медленно сел, озираясь и убеждаясь в том, что комната, которую мы выбрали нашим пристанищем, все еще пустует. Палатка стоит в соседней каморке, опираясь на древние стены, а я дежурю ближе к выходу из лабиринта. Поблагодарив высшие силы, что я все еще один здесь, я аккуратно навалился на стену и не выдержал, схватился за голову.

Нет, никому нельзя знать. Я буду молчать до последнего.

И дашь ребятам погибнуть ни за что? И Кассандре не скажешь?

Противный голос холодными пальцами залез под рубашку, схватил за ребра. Действительно, что мне с того, скажу я или нет?

Нет. Ты знаешь, что это минутная слабость. Ты знаешь, что такого не бывает — и уж точно не у тебя с этой девчонкой. Скажешь сейчас — и раскиснешь окончательно; избавься от них.

Уверенно, низко, с хрипотцой, запивая светлой жидкостью из пузатого стакана. Надежно и всегда верно. Никому ни слова.

***

Я поглубже погрузила пальцы в теплый песок и перевела взгляд на воду. Улыбнулась, вспоминая, за что так люблю ее — она будет подкрадываться прибоем, смачивая ступни и отдалятся, раз за разом, чтобы ни случилось. Прибою неважно: мир сошел с ума, Земля перевернулась, сделалась плоской, покрылась пеплом после сражения — он продолжает монотонную работу.

В животе заурчало. Я поглядела на кусочек вишневого пирога рядом с собой, но не прикоснулась к нему и перевела глаза на небо. Облака сегодня, добравшись до края горизонта, столпились там и зависли, лениво оглядывая пляж. Я откинулась на спину, продолжая ногами ощущать теплые волны, и нашла взглядом солнце. Если отвлечься, есть не так хочется.

Нет, это так глупо. Я села, подгибая ноги и складывая их по-турецки, и схватила пирог. Я все равно захочу есть и на долго не растяну этот кусочек. Может, стоило сходить в деревню и поискать провизию, но есть краденное пока не хотелось.

Хотя кто знает, до чего я дойду. В конце концов, на километры вокруг ни души. Так какая разница, что я сделаю, если это никто не заметит?

Пирог кончился слишком быстро; я окунула горячее лицо в воду, со смехом тут же выныривая — мелкой рыбешке вдруг вздумалось вылупится на меня в оба круглых глаза. Хохоча, я скинула платье и бросилась в воду, подняв облако горячих брызг. Отсюда небо казалось еще больше, оно сливалось с голубым морем.

Я зашла в замок только вечером, да и то лишь за ватным одеялом. В последнее время я не ночевала здесь — слишком много темных пустых комнат, слишком много писем, недописанных, прерванных посередине и оставленных на столах, слишком много примятых постелей, чашек с остывшим чаем. К счастью, на первом этаже было предостаточно спален, чтобы выбрать, откуда вынести перину и подушки. Сначала я думала, что возьму у кого-то из знакомых — чтобы чувствовать запах сестер и вспоминать наши занятия. Но шагнуть комнату Лили или Селены, моей подруги по занятиям, я не смогла и трусливо стащила все с постели из комнаты, обитательницу которой я не знала.

Вчера, лежа на чуть жесткой перине, я перебирала в голове воспоминания. Тогда-то я и обнаружила, что забыла множество из имен, которые, казалось, отпечатались на внутренней стенке мозга. В голове сохранился образ Мелиссы — с ней мы никогда не ладили. Казалось бы, можно было запомнить любое другое имя, но не девушки-занозы. Девушки-надоедалы, вечного пятна, девушки-сама-грация-и-манеры. Вспомнилось, как я взяла под опеку Лили — маленькая, зашуганная старшей сестрой. А теперь я то боюсь, что никогда больше не увижу ее, то покрываюсь мелочными мурашками при мыли о том, какой она будет, когда мы встретимся.

Сначала мне было ее жаль. Она не справлялась со своей силой — ей не хватало не столько смелости выйти против огня, сколько любви и уверенности. Для Мелиссы она была стыдной кляксой на репутации. Неправильной. Лили обладала чем-то жутким и слишком опасным, чтобы попасть в круг приближенных Мелиссы. Сама она, конечно, страшной не была — по крайней мере мы все связали себя молчаливым обетом и говорить о ее силе не разрешалось даже в своих комнатах.

Их было двое — опасных, не вписывавшихся в наш идеальный мирок Колдуний. И страшнее было то, что они сестры — они достаточно близки, чтобы одна могла подчинить себе другую. Так и вышло. Та, что была амбициознее, взяла контроль в свои руки. Мелисса вела игру настолько тайно, в то же время выставляя все напоказ, что к ней невозможно было придраться. Образцовая ученица. Заботливая дочь. И девушка-фурия.

Я даже не удивилась, когда узнала, что ей хватило мозгов вселится в Лили. Раньше она уже практиковала свой дар — но мы тогда смеялись всем замком, потому что она вселилась в кошку.

Но мне не жаль Лили — она была заведомо проигравшей. Если бы не Мелисса — кто-нибудь другой приручил ее под видом спасения от собственного дара. Хотя Евангелина не считала огонь способностью — скорее меткой. Мелисса же просто избавила ее от страданий, взяла управление пламенем на себя, оставив Лили роль, которую она всегда хотела — тень. У пламени по идее нет тени, но Мелисса наплевала на законы природы.

Прихватив бутылку молока и корзинку с печеньем, которое я, к счастью, не разучилась печь, я пробралась к укромному уголку с моей постелью — между двумя выступами, спрятанному под нависающим балконом. Отсюда всегда недалеко до входа в замок, чтобы спрятаться, и видно море, чтобы уйти.

Но это все не имеет значения, когда сон окончательно втягивает меня в омут; нет, скорее в болото — в вязкое зловонное болото, втягивает по самые уши. Я пытаюсь вынырнуть и карабкаюсь по склизким стенам, игнорируя мокриц и жаб, но пальцы соскальзывают, и я снова тону. Барахтаясь и надрывая горло, делу не поможешь, поэтому я перевернулась на спину и уставилась на звезды, стараясь распластаться, расплющится, растечься по поверхности серо-бурой жижи, чтобы стать невесомой и не тонуть. Какое-то время мне удалось продержаться, но чудовище с острыми когтями недовольно ухватило меня за живот и дернуло так сильно, что я согнулась пополам и погрузилась в мерзкий сон с головой. Повсюду огонь, люди с мечами и пиками бегают, натыкая друг друга на лезвия и всем все равно — кажется, официальная часть битвы давно закончилась, но никто не собирается прекращать. Я обреченно направилась к привычному месту. Меня в этот сон тянет последние две недели, с первой ночи, которую я провела без Аарона. Все одно и то же; одни и те же люди, а что самое странное — видение не похоже на обычный сон. Я могу свободно двигаться и даже разговаривать с обитателями сна. Так, например, я выяснила, что неподалеку от того места, где я каждый раз оказываюсь, есть пустующий домик, в котором можно переждать сон. А еще, расспрашивая воюющих, я узнала, что нахожусь в городе под названием «Астровод».

***

Шагая по коридору, я еле касался пальцами стены, обводил рисунки, выведенные краской на побеленных стенах, улыбаясь, как последний тупица. Почему-то распахнул одну из дверей, смело, даже слишком для мышки Аарона. Распахнул и скривился — на стенах слоились и множились розовые цветочки. Перед глазами зарябило, и я захлопнул дверь, продолжая движение по коридору. Поворот, лестница, три пролета, несколько шагов и я у заветной створки.

Этот дверной проем был зеркалом своей обладательницы. Аккуратная резьба по краю, нежно-лиловая краска и медная ручка. Я было протянул к ней пальцы, но замер, вслушиваясь в шум воды чуть правее входа в комнату. Лили в ванной комнате. Улыбнулся снова и уверенно шагнул в комнату.

Ждать пришлось недолго. Она выпорхнула, закованная в пышное платье, закрытая от пяток до подбородка. Лили присела на краешек кровати, машинально пригладив смятое покрывало.

В такие моменты мы просто забывали обо всем: кто мы, где и что нас ждет впереди. Пожалуй, мы оба знали вообще все о происходящем, все, что только можно знать, но ничего не могли сделать. Как и остальные Хранители, я уверен.

Сегодня нас занесло не в ту степь — вспоминали первые влюбленности. Хотя сейчас нам годилась любая тема для разговора, лишь бы окунуться в нее с головой.

Вдруг Лили поднялась и, обойдя комнату кругом, касаясь белыми пальцами мебели, остановилась прямо передо мной. Она продолжала рассказывать свою историю — я уже и забыл, с чего все началось; пожалуй, это никому не было важно. Нужно только говорить, говорить, говорить.

Она опустилась совсем рядом, в нескольких сантиметрах. Села, погружая руки в волосы, а я против воли проследил то, как девушка сама же и распускает свою сложную прическу. На ее спину и плечи высыпались еще чуть влажные пряди, пахнущие цветами и апельсинами. Солнце, зацепив край подоконника светом, вылезло из-за сплошной пелены облаков; внутри что-то подпрыгнуло и кувыркнулось, глупо радуясь, что комната Лили не под землей — золотой свет из-за окна заставил ее локоны мерцать, вызывая сладкие мурашки.

Я протянул руку и осторожно прикоснулся. Девушка вздрогнула, опуская руки, и испуганно посмотрела на меня. Продолжая бездумно перебирать волны и пропускать их между пальцев, я заглянул ей в лицо, умоляя расслабится и не портить момент. Так эгоистично и так похоже на Аарона.

Внезапно в коридоре раздались тяжелые шаги. Дверь бесцеремонно распахнулась, и я почувствовал жар, словно стекающий по волосам ядом. Джеральдина нахмурилась и провозгласила:

— Поднимайтесь, голубки, — окинула презирающим взглядом открывшуюся ей картину и снова гаркнула — на выход.

Идти в абсолютном молчании, сворачивая куда-нибудь каждую минуту, оказалось куда тяжелее, чем я думал. Ноги уже подкашивались, но заветного выхода из пыльного ведьминого обиталища все еще не было и в помине.

Лили плелась самом конце нашего отряда, если не считать грозного вида мужчины, который, если б не холодные серые глаза и внушающий страх взгляд, выглядел бы даже красивым. Он время от времени сжимал в кармане что-то, подозрительно напоминающие нож, и перекидывал с плеча на плечо сверток, источающий приятный аромат. Я слышал всхлипы девушки за спиной, но боялся обернуться и обнять ее, чтобы не навлечь на себя гнев Джеральдины.

Так похоже на Аарона.

Когда коридор, в который мы повернули, привел нас к деревянной двустворчатой двери, я уже хотел упасть прямо под ноги нашему стражнику и плевать, что со мной будет. Пожалуй, меня ждала бы быстрая смерть, если бы я не заставил себя шагнуть во двор.

Джеральдина вышла первая и теперь уже стояла на маленьком постаменте, вмещающем только ее одну. Она, застывшая в лучах нещадно пекущего солнца, выглядела, как памятник — каменное лицо, абсолютно ничего не выражающее, только руки воздеты в призыве к стоящим на площади.

Я проследил за ее взглядом и чуть действительно не рухнул. Лили выглянула из-за моего плеча и, пискнув, снова спряталась.

Впрочем, хуже, чем соседство с Джеральдиной, ничего не может быть; поэтому я заставил себя выпрямить спину и упрямо посмотреть на присутствующих, доказать им, что я не боюсь.

Но ты знаешь, что это не так, Аарон.

На площади нестройными рядами громоздились мужчины — одной сплошной лес коротко остриженных голов. Пара тучных старикашек неопределенного возраста примостилась у края толпы и выглядели они так, словно никакого отношения не имели к людям, стоящим в закрытом дворе ведьминого замка.

Всех остальных парней подобрали словно на конкурс красоты. Статные, с гордо поднятыми головами; единственное, что не давало обмануться — щенячий восторг и преданность в глазах, обращенных на Джеральдину. Я повел плечом, смахивая отвращение и прислушался — оказывается, колдунья уже пару минут, как что-то втолковывала своим соратникам.

Ну конечно, к чертовой матери.

Ну конечно.

Безымянные дружно покачнулись, словно их кто гипнотизировал, и двинулись к кованым воротам в дальнем конце двора. Я судорожно пересчитал их и выдохнул, выпуская воздух рывками, зажмуриваясь от боли. Двенадцать безымянных на замену трем Хранителям. Очевидно, она поставит во главу их Хранителя Огня — я не гожусь для такой роли, Тереза скорее умрет, чем пойдет в Обитель вместе с этой психопаткой, а ее подруга, Василиса — крепкий орешек. Черт знает, на чьей она стороне, но девушка не даст собой управлять. Остается надеяться, что план Джеральдины магическим образом не сработает; в конце концов, это волшебный мир. Нам отчаянно нужно чудо!

Наш стражник, очевидно, не разделял моих надежд, потому, что грубо толкнул в спины нас с Лили и приказал двигаться за толпой безымянных, уже наполовину вытекшей за ворота. Я нехотя повиновался и, украдкой сжимая руку девушки, пристроился к толпе с краю. Джеральдина и вовсе куда-то пропала; постамент пустовал, во дворе колдуньи не наблюдалось, и я позволили себе обнять стоящую рядом. Лили всхлипнула мне в плечо, но тут же отстранилась, храбро вытирая слезы нежно-голубым рукавом. Платье ее любимого цвета и кроя — тонкая синева заковала кожу девушки, не оставляя места, чтобы ни чьи глаза не смогли за нее зацепиться. Евангелина прибавила ходу и почти пулей вылетела на площадь перед замком.

Я, сжав зубы и толкнув парочку безымянных, выбежал вслед за ней и замер от страха второй раз за десять минут. То, что происходило перед нашими глазами, вселяло животный ужас, прикрываясь невинным фасадом. Джеральдина стояла в центре живого круга — безымянные, выходя со двора, брались за руки и образовывали единую спираль с концом в ладони колдуньи. Когда последние трое человек схватились друг за друга, Джеральдина вскинула голову и приказала:

— Присоединяйтесь.

По загривку пробежал табун ледяных мурашек, предвкушающих что-то нехорошее. Я прыгнул вперед и отделили Лили от гнусного парня в конце цепочки, содрогнулся и грубо сжал его ладонь, мечтая перерезать ему глотку за полный желания взгляд, который он кинул на девушку рядом со мной. Лили же сохраняла убийственное спокойствие, глядя прямо в глаза Джеральдине.

Я не успел опомнится, как внутренности скрутились в тугой жгут, выталкивая наружу недавний завтрак. Перед глазами заплясали миллионы цветных звездочек, и я ухнул в темную пропасть.

Меня чуть не сбила с ног девушка, чья копна неестественно белых волос забилась мне в рот. Я отпрянул, вырывая руку из хватки безымянного, и оглядел ее с ног до головы — впрочем, незнакомка в долгу не осталась; ее лицо, покрытое яркими румянами, выражало смесь крайнего удивления и презрения. Если честно, я никогда не обращал внимания на то, что девчонки называют «модой». Но когда о нашей необычной компашке высказался мужчина в твидовом пальто, меня словно окунуло в кадку со льдом.

Зачем этой психопатке в другое время?

Джеральдина дернула за руку стоящего рядом с собой и через пару секунд волна дошла до нас с Лили. Идущие впереди буквально волоком втащили нас в помещение, насквозь провонявшее алкоголем. Мы прошли бар от парадного входа до дальней стены, все такой же цепочкой выбравшись в заднюю дверь, спустились по лестнице в бульвар, расталкивая отдыхающих. Толпа все шагала и шагала за своей предводительницей в платье лилового цвета, а я напряженно оглядывал тех, кто шушукался, отступая прочь от подозрительных людей.

Миновав пару улиц, мы вошли в просторное здание. Джеральдина, не сбавляя ходу, растолкала толпу и вылетела к краю платформы.

Я вертел головой, как бешеный, но ничего, кроме того, что мы ждем поезд, стоя на вокзале и, вероятно, распугав уже половину пассажиров, узнать не смог. Поблагодарив высшие силы за то, что я родом из почти из этого же времени и мне не впервой видеть поезд, я принялся еще активнее крутить головой; бедная Лили, она, должно быть, в ужасе. Кто-то сзади шикнул на меня и схватил за плечи, заставив смотреть строго перед собой.

В поезде мы заняли три последних купе. Уж не знаю, как, но колдунья выпроводила их обитателей и больше к нам никто не совался с вопросами о билетах. Сидящие напротив нас в тесной каморке гнусно ухмылялись, но молчали; я уставился в окно, но вскоре уяснил, что куда полезнее притворится спящим — Лили уже притворно посапывала на моем плече, иногда делая мне знак рукой. Наверно, девушка решила, что безымянные начнут говорить, если решат, что мы их не слышим. Я улыбнулся, глядя на тонкую белую кожу, которая словно светилась, оттеняя тусклую лампочку на потолке, и навалился на холодное окно щекой.

Мужчины, раскинувшись на диванчике и подскакивая в такт стуку колес, кажется, разомлели, потому что легко приняли наше притворство за глубокий сон. Сначала они осторожничали, едва слышно перешептываясь, но совсем скоро осмелели и заговорили в голос. Один из них, сидевший ближе ко мне, хищно улыбнулся, должно быть, оглядывая Лили, и спросил:

— Парнишку я не прочь помучить, пусть смотрит, как мы медленно прикончим его друзей, — я вздрогнул и сжал зубы — но девочка с нами на кой?

Тут внезапно раздался смачный шлепок и тихий стон. Похоже, мужчина получил в лоб.

— Ты дурак? Рогир, мы месяц торчали за стенкой от ведьминой библиотеки. Да там можно годами читать про Обитель, и книг еще останется.

— Ну кто ж виноват, что ты так охоч до книг, — обиженно прогнусавил Рогир, явно намекая, что его другу пора посмотреть на кое-что другое. Я буквально почувствовал, как ноют мышцы лица от мины отвращения.

— Дружище, девчонка — что-то вроде жертвы на праздник. Какой-то безымянный, видевший все своими глазами, утверждает, что битву открыл ребенок — девочка прошла между двумя армиями, да так долго шла, что и издохла, — он гоготнул и заговорил громче, словно нарочно дразня нас — вот Джеральдина и хочет выпустить зверюшку, когда откроем Обитель.

— Зачем? — протянул Рогир, хрустя пальцами. Снова послышался шлепок.

— Тупица! Раз девчонка открыла битву, она же и остановит ее. Больно надо безымянной, чтоб пока мы возимся, жители поубивали друг друга. Они не такие тупые, как ты, уж заметят, кто им помог и прекратил бойню. Тогда-то они и взглянут на нашу Королеву.

Я закусил губу и покрепче сжал руку Лили. Ничего, выкарабкаемся.

***

С востока потянуло запахом сухой травы, готовой зажечься, если только солнце вдруг станет припекать на толику сильнее. Я утерла лоб, влажный от пота, и поудобнее перехватила лопату. Подозреваю, что во времени Василисы это делается легче.

Вот уже несколько дней солнце медленно и методично двигалось к своей цели — испепелить все живое. Уж не знаю, как у других Хранителей, но у меня земля давным-давно иссохла и превратилась в пыль, поднимающуюся при малейшем движении и оседающую на ресницах. Глаза постоянно чесались и слезились от сухости. Я, вспомнив наставления матерей, принялась за насыпь, чтобы защитить себя от грядущего пожара.

Я уже как-то раз видела пожар. Тогда огонь едва коснулся Астровода, оставив несколько отпечатков на западной стене. На этот раз же он грозился спалить меня и замок дотла.

Взмах лопатой, еще немного песка на вал; море, словно стремясь помочь, плеснуло водой на стремительно высыхающий песок. Я благодарно посмотрела на воду, борясь с желанием плюнуть на все, скинуть платье и отдаться прохладе моря. Будет еще время нежиться, а сейчас нужно закончить вал.

Я много думала все это время. Вообще, чтение и постоянные мысли вокруг всего происходящего стали единственным занятием. Я ужасно скучала по Аарону, волновалась о Василисе и страшно злилась на Хранителя Огня, кажется, Эрика, что он не оказался рядом, да и вообще, похоже, не стремился помочь. Подозреваю, он и будет предателем, возглавляющим безымянных, если уже не стал.

Поначалу я боялась того, что нависло над нами, но теперь мне уже не терпится увидеть камень Земли и битву — все, что угодно, лишь бы поскорее закончить с этим. Песок, как бы намекая на скорый конец, взметнулся вверх и осел на ресницах, а я продолжила упрямо ограждать Астровод от грядущего всплеска Стихии.

В том, что это — предвестник камня Земли, я вообще не сомневалась. Только интересно, сможет ли Аарон взять камень? Я так боюсь, что проклятая Джеральдина нашла и схватила его — ведь тогда его шансы завладеть камнем резко падают.

Где-то в поле, начинавшемся за лесом, прокатился гул. Я поскорее кинула лопату на песок и подошла ближе к воде. Кажется, началось.

***

В пустоши послышался рев. Я зажал уши, заранее зная, что это бесполезно. С одной стороны, я жалел, когда зверь, рычавший в первые наши сутки здесь, утих. Но с другой стороны, от его зова кровь стыла в жилах и сейчас я с удовольствием бы перенесся подальше от него. Рык раздался снова; из палатки выглянула взъерошенная голова Касс. Девушка оглядела лагерь, нашла взглядом комок пледов и одеял, который из себя представляла Василиса, и кудрявая голова вернулась под брезент. Я вздохнул и направился к Лиссе.

Она дрожала. Сжавшись пуще прежнего, Василиса куталась в шерстяное одеяло, хотя на пустоши вот уже третий день стояла ужасная жара; земля растрескалась, родник почти иссяк, откуда-то с глубины материка то и дело с ветром прилетал песок. Но девушку била дрожь, губы чуть посинели, открывая молочно-белые зубы. Она была красива даже в лихорадке.

Я в сотый раз пожалел, что не слушал лекции на уроках первой помощи. Никто из нас не мог понять, что происходило с подругой, мы тупо смотрели на нее, проходя иногда мимо. Василиса заметила меня и тяжело вздохнула. Вдруг она что-то зашептала, но ее голос, неожиданно сиплый и тихий, потерялся в шелесте песка.

— Что?

— Камень Земли, — она вдохнула, закашлялась и повторила — это камень Земли. Эрик, мы должны быть там. Скорее.

Я подскочил и заметался по лагерю, оглушенный словами неожиданно Василисы. Потом опомнился, стукнул себя по лбу и на полной скорости влетел в палатку, растолковывая Касс и ее брату. Кассандра, заслужив мой взгляд, полный обожания, встала, что-то велела Джейду и вышла из палатки. Послышался шорох одеял и тихие протесты. Василиса, опираясь на плечо подруги, встала и они двинулись к выходу в пустошь. До меня донеслось:

— Догоняйте.

Солнце медленно перекатилось по небу и, прекратив наконец светить в глаза, мягко грело спину. Зверь рычал только раз, когда мы, спустя час ходьбы, остановились, споря из-за направления. С того момента прошел еще час, наверно; мы шагали в абсолютной тишине, иногда почему-то шепотом ругаясь на песок, слепивший глаза.

Из-за холма, устланного покачивающимся вереском, показался еще один. Второй холм был ниже, ярко выделяясь на сером фоне пустоши своими черными боками. Вся возвышенность состояла из мокрой глины, должно быть, скользкой. Мы в растерянности остановились перед холмом, гадая, что теперь.

Тут Василиса оттолкнулась от Касс и внезапно быстро и бодро зашагала вперед, остановившись только у самого холма. Она любовно пробежала пальцами по иссяня-черной глине и выудила на свет камень Воды. Я задумался, гадая, что она делает, и любуясь на камешек, посылавший солнечные зайчики на все вокруг.

Холм затрясся.

Где-то в его недрах зародился звук — мощный, глубокий и сильный.

Сверху посыпались комья земли, но Василиса осталась на месте, только подняв камень повыше.

Я протер глаза, вздрогнул, опустил и понял веки — пришлось признать, что холм действительно шевелится. Шевелится так, словно оттуда рвется наружу кто-то огромный. Мои руки, опущенные в карманы, нагрелись так, что казалось, достать их — и увидишь, как от пальцев валит пар.

С верхушки холма полетели камешки и обрушилась целая лавина песка. Кассандра ахнула и схватила меня за руку под неодобрительный взгляд брата. Уж кто-кто, а чертов Джейд был спокоен, что твоя рыба в море. Я представил себе два белых глаза рыбы-Джейда и с силой мысленно их ударил.

Василиса зачем-то завела руку с камнем за голову. Теперь камешек был точно над ее затылком.

В следующий момент стало ясно, зачем. С верхушки холма оторвался огромный валун и полетел прямо на Хранительницу; в каких-то сантиметрах от ее головы он наткнулся на невидимую преграду и мягко скатился вниз, к ногам девушки.

За первым камнем последовали целые куски холма. Внутри, медленно выбираясь из обломков, зашевелилось кожаное нечто. Я сглотнул.

Раздался рык и остатки камней разлетелись в стороны, приминая вереск. Рык повторился.

Звук, вязкий и крепкий, затек в уши, заставляя тело трястись в страхе. Зверь рычал, умело играя голосом; звук словно перекатывался тяжелым шаром, сбивая все на своем пути. Низкий, благородный голос не оставлял сомнений. Я с трудом открыл глаза и, вздрогнув, уставился на Василису.

Похоже, девушку все же сбило с ног, но теперь она поднималась, протянув руку с камнем Воды по направлению к зверю. Я хотел получше рассмотреть того, кто хранил, очевидно, Землю, но мое внимание приковал камень в руках Василисы.

Теперь он потерял свое привычное обличье. Вместо куска гальки, теплого и округлого, в девичьей ладони плескалась вода. Она не вытекала между пальцев, словно резвясь в горсти. Вода бросала блики на лицо и волосы Василисы, бесстрашно задевая ими и круп зверя.

Я наконец поднял на него взгляд. Поднял и обмяк в объятиях Кассандры — Хранительница Воды абсолютно спокойно стояла перед драконом.

Черные крылья смиренно лежали на земле, но мне стало тошно от одной мысли, какую тучу пыли дракон поднимет, если ему вздумается взлететь. Морда его блестела на нас умными глазами размером с мой кулак, ноздри медленно расширялись и сужались. Зверь тяжело дышал, уставившись на девушку перед ним. Где-то за его спиной взлетал и падал хвост, выбивая из вереска мелких птиц и сурков; я пробежался взглядом по черным шипам, даже не считая их, и снова посмотрел на Василису.

Кажется, девушка что-то шептала. Она в забытьи перелила воду из одной ладони в другую, любуясь на нее, и заговорила громче, уверенная, что дракон ее понимает. Скажи мне кто-нибудь такое раньше, я бы его пристрелил, но сейчас мне оставалось лишь ждать.

Василиса вдруг подняла глаза на зверя и расправила плечи. Похоже, Хранительница поняла, как нам добыть камень Земли.

Девушка улыбнулась и вылила воду, в которую обратился ее камень, себе под ноги. Я услышал, как Кассандра разочарованно вздохнула и оттолкнулась от меня, готовая подбежать к Василисе. Джейд тоже напрягся; волшебство развеялось.

Но тут послышался грохот, и мы во все глаза уставились на дракона. В воздухе снова повисла тишина, перемешанная с чем-то магическим. Зверь ложился на землю.

Сначала угомонился хвост и послушно обвил тело дракона. Он немного взмахнул крыльями, расправляя их и пугая нас до смерти; жилистые и утыканные шипами, такие же иссяня-черные, как и весь дракон, они улеглись, укрыв его спину. Потом подкосились задние лапы и передние; наконец дракон припал грудью к земле и стал снова похож на холм.

Василиса тоже опустилась на колени. Нам почти не было видно, что происходило перед ней.

***

Лихорадка куда-то делась. Впрочем, по сравнению с драконом, улегшимся передо мной в смиренной позе, это было совсем не важно. Я подумала, что и мне не помешает сесть на землю; я опускалась медленно, завороженная мокрым пятнышком на растрескавшейся земле. Вода будто знала, куда падать — камень Воды смочил идеальный круг, по середине которого проходила трещина в сухой глине.

Я уже думала, что придется попробовать другой способ, когда трещина наконец разошлась — сначала медленно, словно совсем не двигаясь, но она открыла небольшую ямку в земле. Я протянула руку и достала сначала свой камень, а потом камень Земли.

Говорят, что Хранитель не сможет держать камень чужой Стихии в руке — он почувствует нестерпимо жгущий жар. Похоже, древняя магия решила, что мы захотим выкрасть друг у друга камни; не знаю, правда, что до других Хранителей, но мне бы со своим камешком справится.

Возможно, я толком и не Хранительница и жар на меня подействовал в пол силы — но я ощутила только мягкое тепло, когда взяла камень Земли. Где-то в груди сладко защемило и перехватила его поудобнее. Потом подумала и накрыла второй ладонью.

Меня порядком встряхнуло, и я решила, что лихорадка возвращается, но камень Земли так настойчиво пульсировал в руках, что это идея была тут же отметена.

Кровь словно развернулась и потекла по венам в обратную сторону. Сердце забилось в истерике, легкие сжались в попытке снова дышать. Я закашлялась, в ужасе глядя на руки, которые сжимали камень Земли и никак не могли его выпустить.

Впрочем, в следующую секунду все прекратилось, и я беспрепятственно разжала пальцы. Камешек невинно выкатился на глину под ногами и остановился в паре сантиметров от камня Воды. Идеально, чтобы его разглядеть.

Он был серый, со вкраплениями коричневого. Где-то по углам он истерся, и там выступала белая пыль. Одна из граней раскололась и в трещине виднелись причудливые узоры, которые нарисовали там прожорливые жучки, выбравшие камень Стихии своим домом.

Я взяла оба камня в руку и снова задрожала. Но теперь дрожь была легкой и теплой, я с удовольствием отдалась ей. Камни толчками отдавали мне свою силу, соперничая в том, как много могут подарить. Я улыбнулась и в блаженстве прикрыла глаза, абсолютно забыв о драконе, который снова обратился в глинистый холм. Так вот это как, чувствовать мощь.