Тут вражеские воины поняли, что битва проиграна по всем правилам, и отправились в плен вместе со своим королем, а радостная весть о победе в один миг разлетелась по всей стране — просто непонятно, каким образом, разве одни только ласточки на хвостах могли ее так быстро разнести во все концы!
По всем деревушкам над крышами снова задымили трубы, затрещал хворост в очагах, забулькала похлебка в закопченных котлах, и ребятишки с непросохшими глазами ухватились за ложки и застучали ими по столу, а их старые деды протянули застывшие руки к домашнему огню. Застучали прялки, зажужжали веретена, и запечные сверчки завели свои песенки, и матери, очнувшись, как после страшного сна, с легким сердцем принялись целовать и нашлепывать своих ребятишек.
Городские ворота широко распахнулись настежь, и, едва только в них показался молодой Король со своим войском, горожане, запрудившие улицы, закричали «виват!», ласточки взвились в воздух и защебетали, заиграла музыка и на всех колокольнях ударили колокола.
И по всему пути тучей взлетали подброшенные в воздух шляпы с перьями, лохматые шапки, вязаные колпаки с кисточками, женские чепчики с длинными лентами, которые взвивались кверху, как разноцветные змеи, и над толпой, точно закипела пена морского прибоя, трепетали белые платочки в руках девушек. Воздух дрожал и гудел от колоколов, лаяли собаки в городе, и из каждого окошка второго этажа на улицу свешивались праздничные флаги, пестрые ковры и мальчишки, не переставая вопившие «виват!».
Маленькая Вила стояла на ступеньках замка и, улыбаясь, с заплаканными глазами, встречала молодого Короля.
— Я победил врага! — радостно крикнул издали Король.
— Да, мне уже всё рассказали, — ласково ответила маленькая Вила, и Король увидел, что у нее на плече сидит пучеглазый зеленый кузнечик. Как видно, он только что потихоньку что-то стрекотал маленькой Виле на ухо. Он глянул на Короля очень смышлеными глазками, подпрыгнул и вылетел в открытое окно.
Маленькая Вила радостно протянула свои тоненькие ручки навстречу Королю, он ее обнял и спросил, отчего у нее мокрые глаза, когда все кругом радуются веселому празднику?
— Я радуюсь больше всех, но ведь это все-таки очень печальный веселый праздник, когда там, на лугу, осталось лежать столько воинов, которые не празднуют с нами.
— Может быть, и кузнечиков тоже? — ласково обнимая ее, хитро подмигнул Король. — Тебе ведь и кузнечиков жаль?
— Да, — сказала маленькая Вила удивленно. — Конечно. И кузнечиков. Много их растоптали на лугу во время битвы. А они так храбро трубили для вас перед битвой.
— Ну, сегодня праздник, и не будем хныкать о кузнечиках! — весело воскликнул Король и снисходительно подумал о том, что маленькая Вила, наверное, никогда не научится понимать все так, как настоящие люди.
Целый месяц продолжались в замке празднества, и балы, и всякие торжества. Соседние короли, герцоги и принцы, которые сами были не прочь напасть на молодого Короля, теперь присылали ему послов с самыми горячими приветами и подарками.
Шесть лучших художников королевства день и ночь без отдыха рисовали яркими красками на самом лучшем полотне большую картину. Они до того спешили, что, пока один рисовал морду лошади, другой с другого конца уже пририсовывал к ней хвост, а третий покрывал серебряной краской стремена, четвертый и пятый отделывали копыта, а шестой пририсовывал перо к шапочке всадника!
Картина изображала знаменитую битву на ромашковом лугу, как раз в тот момент, когда Король ударом меча раскалывал пополам доспехи Чужого Короля. Дровосек с его топором был изображен очень маленьким и стоял немножко в стороне. Борода у него была очень прилично подстрижена, и он приятно улыбался, наблюдая за тем, как на картине Король делает то, что на самом деле сделал он сам, но зато насколько красивее и лучше делает!
Когда готовую картину показывали гостям и придворным, они в восхищении закатывали глаза, качали головами и молча разводили руками, показывая, что совсем онемели от восторга.
Сам молодой Король долго смотрел на картину, смущенно почесывая за ухом.
— Ну, знаете! — сказал он наконец, неуверенно покашливая. — Что-то тут уж, пожалуй, слишком!
— Нисколько не слишком! Наоборот, как раз в точку! — лопотали придворные лизоблюды, подхалимы и блюдолизы.
— Не знаю, не знаю, — сказал Король, которому картина понемножку начинала нравиться. — Во всяком случае, художники потрудились, надо их наградить!
И все двинулись на большую площадь, где открывали новую статую.
Однако едва они сделали два шага, как Королева споткнулась, запутавшись в своем новом платье.
— Что это с тобой? — спросил Король.
— Сама не знаю, — ответила она. — Это платье мне, кажется, стало длинновато!
Она поскорее подобрала край парадного платья, и они вместе с пышной процессией торжественно вышли на площадь, где толпился народ около статуи, накрытой белым холстом.
Покрывало сдернули, и открылась серебряная статуя самого Короля в три человеческих роста.
«Виват!» — громко закричали все, кто любил Короля, но те, кто его ненавидел, закричали еще громче. Ведь они боялись, как бы Король не заметил, до чего они его ненавидят.
И в этот момент маленькая Королева Вила опять неловко споткнулась и чуть не упала.
— Платье мне совсем стало длинно, — виновато сказала она Королю. И это была истинная правда: платье стало ей длинно оттого, что она сама уменьшилась ростом!
Кое-как она добралась обратно до своей опочивальни и сейчас же села подшивать платье. Она выглядела очень печальной, и, когда Король спросил ее, что с ней, она сказала:
— Эта статуя там, на площади, так похожа на тебя, как будто бы ты раздвоился, и я боюсь, что теперь я никогда не буду знать, где ты настоящий: тут, около меня, или там, на площади.
Король весело засмеялся и сказал, чтоб она поторопилась подшивать подол, потому что все уже сидят перед накрытыми столами и облизываются, не смея притронуться ни к фаршированным поросятам, ни к жирным паштетам, ни к дрожащим желе, ни к конченым окорокам, пока не сядут за стол Король с Королевой.
Когда торжества кончились, Король всерьез занялся государственными делами. Он легко завоевал соседнее королевство Чужого Короля, и после этого дел у него стало гораздо больше. И чем больше он занимался делами, тем больше этих дел становилось: то нужно было кого-нибудь припугнуть, то наградить, то ввести новые налоги, то назначить нового министра, то выгнать прежнего!
И все жители серьезно занялись делами, теперь им уже не мешал легкомысленный смех, и купцы всерьез вздували цены на свои товары, а покупатели не на шутку проклинали их за это.
Жители стали иногда поругивать своего Короля. Новая забота министрам: раз появились недовольные, надо было ставить у дверей замка двух часовых там, где прежде стоял один, и на ночь привинчивать новую задвижку к воротам.
Однажды в трактире подвыпившие лесорубы, грустно покачивая головами, заговорили о том, что Король стал уже совсем не тот.
А какой-то пьянчужка из-под стола, куда он съехал после того, как скамейка отказалась его держать, выкрикнул:
— Король?.. Разве такие короли бывают!.. М-м-м!.. Да чихал я на такого короля!
А наутро все, кто был в трактире, предстали перед судом, и строгие судьи, которым уже давно не выдавали перед вынесением приговора булочек с изюмом и сладкого вина, решили: раз нельзя установить, кто именно произнес оскорбительные для всего королевства слова (ведь голос шел из-под стола), чтоб не было ошибки, отправить в тюрьму всех разом!
Королю принесли решение суда на подпись, и он, хмурясь, долго колебался и подписал нехотя, потому что среди приговоренных был и молодой Лесоруб, который прикрыл его щитом во время битвы на ромашковом лугу.
И в тот момент, когда он с досадой отшвырнул длинное белое перо, подписав бумагу, он услышал, как громко вскрикнула у себя маленькая Королева Вила.
Он бросился в спальню и увидел, что она, печальная и испуганная, стоит, запутавшись в складках своего платья, — она еще уменьшилась в росте. Она сама была очень испугана тем, что с ней происходит, и огорчена, но ничего не могла поделать. И Король огорчился и тут же подумал, что, как это ни грустно, она, пожалуй, слишком маленькая для того, чтобы быть хорошей королевой такого грозного и могущественного королевства!..
И после того как эта мысль запала ему в сердце, он на придворном балу встретил рыжую красавицу, которая с восторгом смотрела на него блестящими зелеными глазами. У нее была белая кожа, и яркий румянец горел на щеках, и она держалась гордо выпрямившись и едва отвечала лебезившим перед ней герцогам и баронам, презрительно кривя коралловые губы, и только на Короля смотрела с восторгом.
И когда Король встретил ее взгляд и она вспыхнула и еще больше выпрямилась от радости, он услышал, как будто кто-то едва слышно вскрикнул.
Обеспокоенный, он вернулся в свои комнаты и увидел, что там пусто: маленькая Вила исчезла. Сморщенное платье валялось все в складках на полу. Окно было раскрыто, и на подоконнике сидел смышленый кузнечик. Он что-то сердито прострекотал, увидев Короля, повернулся, подпрыгнул и вылетел в окно.
Ужасная тоска охватила Короля, и он, едва дождавшись лунной ночи, побежал в лес, где он давно не был, и долго стоял на полянке и звал маленькую Вилу, но она так и не появилась.
Король вернулся в замок и занялся делами — ему как раз нужно было строить десять сторожевых башен, чтоб наблюдать за врагами.
Он погоревал некоторое время, но по совету министров, которые всегда советовали то самое, что ему самому хотелось, женился на зеленоглазой красавице.
Королева из нее вышла просто хоть куда! На тропе она сидела как настоящая королева и даже с мужем наедине разговаривала, как королева. Она даже сморкалась как королева, и, если случалось чихнуть, она чихала, как королева. И если вдруг самому Королю хотелось иной раз ласково пошутить, она только удивленно поднимала свои красивые брови — ну сразу видно, что настоящая королева!