Не узнать сидевшего на переднем сидении «Ягуара» Прингельмана было невозможно.
Труднее было понять, зачем это он оторвал свой сухой задок от антикварного арабского кресла, сориентированного на песчаные барханы, отчего столь резко прервал свои упоительные наблюдения за пустынными сернами-махами и рванул следом за нами? Спасти? Утопить? Хотя утопить нас в этой пустыне было бы проблематично, проще зарыть.
— Ну что, испугались?! Неужели я такой страшный, что от меня надо бежать пешком через пустыню?
— Мы не пешком, то есть не только пешком.
— Да, уж! Наслышан. Бедного верблюда всем миром искали, еле успокоили несчастное животное. Верблюд головой тряс и на всех плевался.
— А охранник-индус тоже плевался?
— Охранник? Про охранника не знаю. Выгонят, конечно, беднягу с работы — джип вы украли.
— Ничего мы не украли. Временно арендовали. И, попользовавшись, оставили. В чуть перевернутом состоянии.
— Чуть — это как?
— Чуть — это на боку. Лежит себе джипик в песочке на бочку. Может, даже и не очень помятом бочку.
— Да-а, красотки! Я за вас вовек не расплачусь.
— Расплатитесь. Опыт есть, с налогами же расплатились, — съязвила Женька.
— Ага. И можете спать спокойно! — поддакнула я. Прингель захихикал.
— Нет, и все же! Неужели я такой страшный?
— Не страшный, а противноватый, — честно призналась я. Приукрашивать мужские достоинства я никогда не умела, да и не хотела. Противноватый, он и есть противноватый, и нечего мнить себя Джонни Деппом.
— Ну, противноватый-непротивноватый, а до города довезу. Не хочется вас наутро еще из тюрьмы выкупать. Здесь нравы строгие. На прошлой неделе застукали целующуюся парочку из числа украинских туристов, вычислили, что они не муж и жена, а муж и жена у каждого дома остались, так обоих в тюрьму посадили.
— И вы испугались, что мы с Ликой принародно целоваться станем? — Женька поглядела на Прингеля, как на недоумка. — И не надейтесь!
— Не надеяться, что принародно, или не надеяться, что станете? — снова захихикал Прингель. С чувством юмора у олигаршика явно были большие проблемы, ладно хоть оказался не самой большой сволочью, и на том спасибо.
Теперь Прингель был само очарование. Выслушав еще пару раз моего «Тореадора», заставлявшего меня вести невольные переговоры со свекровью по поводу ночной эвакуации и недоломанного сарая, Прингель расщедрился. Позвонил Беате, приказал по интернету найти в Ростове фирму, занимающуюся разбором старых построек и вывозом строительного мусора, поручить им свекровин сарай и даже собственной кредиткой прямо из Дубая оплатить заказ.
Душа-человек! Если б еще Оленю кинулся помогать столь же активно, цены б ему не было. Но с активностью в помощи Оленю у Прингеля явно возникла заминка. «Что же можно поделать… сами понимаете… откуда идет… кто же может противостоять…» Всему остальному Прингель был готов противостоять с превеликим удовольствием.
За остававшиеся до города сорок километров мы успели выяснить, что Беата действительно нашла «вторую моего первого», что Алина действительно перекрасилась. Более того, все время нашего отсутствия она провела в нашем же чудо-отеле. Сначала поедала золото в компании нашего Хана, а затем предавалась наслаждению в тамошних спа, столь же необыкновенных, сколь и дорогих.
— Она и сейчас в спа, ее водорослями натирают! — сообщила по телефону Беата, отправленная Прингелем следить за нашей «рыже-черной».
В принципе я собиралась не мудрствуя лукаво пойти и со своей последовательницей поговорить. Что, красавица, знаешь, — колись! Но передаваемые Беатой сводки с полей невидимого фронта напрягали все больше и больше. Мадам периодически отрывалась то от водорослей, то от масок из вытяжки спермы акул и общалась по телефону по-русски и по-английски.
Принудительно загорающая в непосредственной близости Беата (Прингель, еще раз натужно расщедрившись, решил-таки оплатить обещающий быть астрономическим счет из спа, лишь бы Беата чуть загладила перед нами часть его предыдущей вины) из Алининого общения вывела немногое. «Не Агата!» — не преминула заметить Женька, подчеркивая, что личная помощница нашего олигарха не в пример сообразительнее. Но натертая экскрементами морского котика Беата все же сумела уловить, что через полтора часа «все должны собраться в роял-сьют», самом дорогом номере самого дорого отеля мира, ныне занимаемом демократически избранным руководителем дотационной российской республики.
— Так! — скомандовала Женька. — Тебе придется внедряться в роял-сьют, без тебя там никто ничего не разберет. А мы будем результата ждать на ближних подступах. — Я буду ждать! — поправилась Женька, заметив, как шея Прингеля после услышанного «мы» автоматически втянулась в плечи. — Если будешь задерживаться, отзвони. Я в Цюрих полечу одна, в Москве тогда встретимся.
Окончательно договориться не успели. «Ягуар» уже ехал по центру города.
— Тимка!!!
— Что?
— Тормозите! Тормозите же, говорю, или разворачивайте! Там Тимур!
Мне показалось, что на набережной среди облаченных в белые хламиды арабов мелькнул мой второй муж.
— Да тормози же, мать вашу! — но водитель понимал лишь указания непосредственного шефа.
— В этом месте остановка запрещена. И разворот запрещен. Здесь очень высокие штрафы за нарушение правил дорожного движения.
— Какое к черту дорожное движение! Тормози, тебе говорят! Не то прямо на ходу вывалюсь.
Пока до Прингеля не дошло, что надо приказать остановиться, мы продолжали ехать, и ехать с весьма немаленькой скоростью. Когда «Ягуар» затормозил, нужная мне часть извивающейся набережной с мелькнувшим на ней Тимуром уже скрылась за поворотом. Вырвавшись из машины, я побежала, как не бегала со времен институтских зачетов по физкультуре. Скорее, скорее. Исчезнет же в хитросплетении меленьких торговых улиц.
Степенные арабские мужчины с ужасом взирали на босую, растрепанную белую женщину, со всех ног мчащуюся и орущую «Тим!». Еще не хватало, чтобы меня арестовали за нарушение общественного порядка.
Сердце выскакивало на бегу. Тимка или не Тимка? Если он, то почему здесь? Разве бывает так, чтобы ткнуть пальцем в почти случайную точку на глобусе и именно там отыскать свою пропажу. Или это не пропажа? Мало ли какой европейского вида турист на Тимура похож.
Миновала поворот. На нужном мне отрезке набережной оказалось на удивление пусто. Совсем пусто. Лишь китайцы, перегружающие с маленьких баркасов на парапет свой проникший во все мировые щели товар.
Тимур мог исчезнуть в одной из этих разбегающихся от набережной узких улочек района ювелирных магазинов с неблагозвучным для русского уха названием «Голд сук». И тогда его уж точно не найти. Или мог уплыть на одном из туристских или торговых баркасиков, что бороздят воды бухты. И тогда, чтобы его догнать, надо знать, куда плыть — в сторону города или в сторону Персидского залива. Или это мог быть вовсе и не Тимур — приключений у меня сегодня хватало, могла и обознаться. Да и не видела я бывшего мужа пять лет, кто знает, как он теперь выглядит?
Впрочем, измениться радикально он вряд ли мог. Не видела же я его только живьем, а в новостях разных центральных каналов иной раз мелькали его репортажи из родного города, и каждое появление Тимура в кадре оглашалось громогласным криком «Папа!». Причем, как водилось в нашей чудной семейке, при появлении любого из отцов «Папа!» кричали и Пашка и Сашка разом. Отцов в их жизни было так мало, и сыновья подспудно решили эту малость по-братски делить на двоих…
— Упустила? — запыхавшаяся Женька уже стояла рядом со мной.
— А ты зачем бежала?
— Сама не знаю. Наверное, чтобы бежать. Когда бежишь, легче. Остановишься, совсем плохо. Не он?
— Упустила. Прибежала, а на набережной уже никого. А здесь разве найдешь?
Спустилась вниз, к бухте, опустила испачканные песком ноги в воду — панталеты, кажется, я потеряла еще в пустыне. Рядом Женька расшнуровывала свои кроссовки.
— Может, не он?
— Чую, что он. Обознаться я не могла. Но что он здесь делает?
— Что? Ты же сама везла меня в Эмираты искать пропавших мужей, а теперь спрашиваешь, что они здесь делают. Или все это легенда?
— Легенда не легенда, но приврали изрядно. Олень просил увезти тебя хоть куда-нибудь, чтоб ты в четырех стенах не сидела. Развеять.
— Развеяли!
— А мужья мои реально пропали. Только дома. И зацепок не было. Олень обещал, что его «дизайнеры» всех на уши поставят, но мужей моих бывших найдут. Тебя ж в каком-то иноземном заточении нашли.
— Меня нашли, — согласилась Женька и, облегченно выдохнув, тоже опустила ноги в воду. — Но Эмираты при чем?
— И Эмираты особо ни при чем. Кроме Алины, зацепок здесь не было, да я и не очень рассчитывала, что будут. Больше на Оленя и его «дизайнеров» надеялась, но им теперь не до моих мужей. Мне и самой уже, кажется, не до мужей было, пока Тимка не мелькнул. Что он может здесь делать?
— Мог к этой рыжей, которая черная, прилететь. По-родственному, — предположила Женька. — Найдем ее, разберемся. Разберемся, а?
Последнее «а» было адресовано уже не мне, а подошедшему Прингелю. Бежать за нами он не стал, его правильный водитель нашел правильный разворот. И теперь недавний Оленев сподвижник с удивлением разглядывал свалившихся на его лысую голову дамочек, болтающих ногами в воде, и не знал, что лучше сделать — покрутить пальцем у виска или сбросить штиблеты из кожи пони и, наплевав на белизну льняных штанов, шлепнуться рядом.
— Дальше что? — поинтересовался отставной олигарх. Он поддался живому порыву и теперь с видимым наслаждением болтал пухлыми волосатыми ножками в воде.
— Дальше? Дальше все по плану. «Чемодан-вокзал-Ростов», — проскандировала явно посвященная в тайну спартаковских пристрастий Прингеля Женька.
— С предварительной засадой в роял-сьюте, — добавила я.
В ванне нашего многоярусного номера в отеле-парусе я быстро смыла песок с тех частей тела, которые невозможно было прополоснуть на набережной. Хотя я и на набережной прополоснула бы, с меня бы сталось, только после этого в строгой мусульманской стране от тюрьмы меня и Прингель бы не откупил. Но если сидеть на ночной набережной и болтать в воде ножками мне нравилось — век бы так и сидела, то закончить водные процедуры в этой навороченной ванной поспешила как можно скорее, чтобы вычурность золоченых кранов и унитазов не успела окончательно отравить мою дизайнерскую душу.
Пока вытиралась, Женька снова включила CNN.
— Российский бизнес серьезно озабочен сложившейся ситуацией… — бубнил министр-волчара, которому я полтора года назад оформляла кабинет и загородную домину в четыре наземных и два подземных этажа.
— Озабочен он, как же! — пробурчала Женька. — А сам, небось, уже давится от предчувствия, как сожрет Оленя.
— Откуда знаешь?
— В девяносто седьмом этот крендель Оленю залоговый аукцион проиграл и с тех пор все ждал, где бы ножку подставить. Подставил, нечисть…
Волчара в тускловатом свете смотрелся не столь фартово, как в декорациях собственного министерского кабинета, мною для него созданных. Скорее выглядел зловещей тенью в игре на контрсвете. Такой же зловещеватой тенью он казался в ночь, когда я его случайно заметила во дворе ханского представительства. Свекровь тогда еще позвонила, что мужей украли, я работать села, но не работалось, вот на балкон и вышла и засекла его…
Странно. Ведь я тогда с балкона видела Хана, который нынче здесь, ждет не дождется меня в королевском номере. И Шейха видела. Или не шейха, но так я тогда обозвала араба в длинной белой хламиде. А сегодня утром на противоположном эскалаторе я снова видела Хана и Шейха. Может, даже того самого. Поди пойми, он это или не он. С черной бородой и в белых накидках для меня они все на одно лицо. Странные параллели. Теперь Хан и Шейх здесь с моей рыжей последовательницей каким-то боком причастны к исчезновению моих бывших мужей. А Волчара-зверь, по словам Женьки, не может не быть причастен к истерии, устроенной вокруг Оленя. Какая между ними связь?
Додумать промелькнувшую мысль не успела, пора было внедряться на двадцать пятый этаж, в роял-сьют — королевский номер.
План был прост. Женя, разыграв очередной приступ, отвлечет дежурящую на этаже менеджершу, а я, стащив запасной ключ, внедрюсь в королевские покои. Так и случилось. Женьке и разыгрывать особо ничего не пришлось. При одном взгляде на нее становилось понятно — человеку плохо. Очень плохо. Нужна срочная помощь.
Пока менеджерша кинулась помогать теряющей сознание постоялице, я внедрилась в еще пущую роскошь роял-сьюта. И пожалела, что не прихватила с собой противорвотное. Все, что успела мельком разглядеть, пока протискивалась поближе к зале, откуда доносились голоса, сияло золотом. Богатство, прущее в этом отеле изо всех щелей, в его главном номере было удвоено, утроено, удесятерено. Эльке бы понравилось.
Если наш с Женькой «обычный» полуторатысячедолларовый номер был выдержан в модных пятилетку назад сине-золотых тонах, то десятитысячный (десять штук зеленых за одну ночь!) королевский сьют добивал золотом, замешенным на крови. Такое впечатление производил здешний красный со здешним золотым. Создававшие его дизайнеры были явно помешаны на золоте и на дорогом текстиле. Всюду подушечки с буфами, естественно, золотыми. Огромные персидские ковры ручной работы, тоже, разумеется, кроваво-золоченые — мечта тирана! А это что за дверка?! Мамочки родные, лифт между двумя этажами этого номера! У нас точно этот лифт за отдельные гостиничные апартаменты приняли бы.
О, а это уже апупеоз дизайна для особо избранных: невероятных размерищ багряная кровать, поднятая на постамент и заточенная в золотой круг с четырьмя черными траурными мраморными столбами по периметру. Bay! Кровать для комплексов! На таком ложе только тиранов умерщвлять, а нормальным людям спать и друг друга любить едва ли получится.
Впрочем, любить тут, кажется, никто никого и не собирался. Или собирался? Только не того, на кого можно было подумать. Ой, куда это я случайно нажала, что кровать эта закрутилась?! Вот для чего, оказывается, здесь круг! Точно, гроб на колесиках! Как это теперь остановить, не то на шум все сбегутся?! Выключайся давай, выключайся!
Обойдя королевский номер по кругу, я с тыла спальни подобралась к его главной гостиной, откуда и доносились голоса. Но не успела приложить ухо к двери, как дверь эта растворилась, стукнув меня по голове. На пороге стоял натуральный Кинг-Конг в арабской одежде. И с высоты своего дюжего роста смотрел на меня, ну что, мол, попалась!
Кинг-Конг указал в сторону двери и втолкнул меня в общую залу королевского номера. Последовательницы моей в комнате уже не было. Зато сидели Хан с Шейхом, тем самым, которого в свой последний московский вечер я заметила во дворе ханского представительства. Оба смотрели на меня весьма напряженно. Хан пугливо теребил мочку уха. Шейх с ухмылкой ненасытившегося варана крутил огромный перстень на среднем пальце правой руки. В какой-то из оборотов перстня Шейх почти снял его, и на открывшейся фаланге стал виден рисунок — четырехкратно обвившаяся вокруг пальца змея.