Дикий виноград опутал ивы, наклонившиеся к воде. В тусклом свете, падающем с моста Мендота, остров напоминал трехмачтовую шхуну с черными парусами, плывущую из устья реки Миннесота в Миссисипи.
Двое мужчин вышли на песчаный берег у оконечности острова. Чуть раньше они развели костер, поджарили рыбу и разогрели банки со спагетти. Огонь прогорел, превратившись в угли, но запах горящей сосны все еще висел в холодном воздухе. Примерно в ста футах от кромки воды, под ивами, стояла парная.[3]
— Нам следует отправиться на север. Сейчас на озерах должно быть хорошо, — сказал более высокий мужчина.
— Слишком тепло. И много комаров.
Высокий человек рассмеялся.
— Какие комары? Мы же индейцы, тупица.
— Проклятые чиппева снимут с нас скальп, — весело возразил его собеседник.
— С нас не снимут. Убивай их мужчин, бери женщин и пей их пиво.
— Я не пью их пиво, — ответил второй, и между ними на мгновение повисло безмятежное молчание.
Потом тот, что был ниже ростом, тяжело вздохнул и сказал:
— Слишком много нужно сделать. Мы не можем себе позволить развлекаться на севере.
Его лицо стало серьезным. Высокий индеец этого не мог видеть, но почувствовал.
— Жаль, что я не смог помолиться над телом Блуберда, — сказал он и через мгновение добавил: — Я рассчитывал, что он продержится дольше.
— Он не отличался умом.
— Зато верил.
— Да.
Оба мужчины были из племени сиу мдевакантон, приходились друг другу двоюродными братьями и родились в один день на берегу реки Миннесота. Одному дали имя Аарон Сандерс, другому — Сэмюэл Клоуз, но так их называли только представители властей. Для всех остальных, с кем они имели дело, они были Воронами, в честь отца их матерей Дика Ворона.
Позже шаман дал им имена на языке индейцев дакота, которые было невозможно перевести. Кое-кто из дакота утверждал, что они означают Светлый Ворон и Темный Ворон. Другие говорили, что это Солнечный Ворон и Лунный Ворон. Третьи же уверенно выступали за Духовный Ворон и Практичный Ворон. Но кузены называли себя Аарон и Сэм. Если кто-то из дакота и белых считал такие имена недостаточно впечатляющими, их это не волновало.
Высокого звали Аарон, он был Духовным Вороном. Того, что ниже — Сэм, и он был Практичным. В багажнике их пикапа Аарон возил армейский сундучок, наполненный травами и самой разной корой. В кабине Сэм держал два пистолета сорок пятого калибра, бейсбольную биту и пояс с деньгами. Они считали себя одним человеком в двух телах, каждое из которых обладало одним аспектом. Это началось в тысяча девятьсот тридцать втором году, когда дочери Дика Ворона и их двое крошечных сыновей провели четыре месяца в холщовой палатке, страдая от голода и холода и пытаясь выжить. С декабря по март кузены жили в картонной коробке, заполненной разорванными армейскими одеялами. За эти четыре месяца две личности превратились в одну. Они был неразлучны почти шестьдесят лет, если не считать того времени, когда Аарон сидел в федеральной тюрьме.
— Жаль, что от Билли ничего нет, — сказал Сэм Ворон.
— Мы знаем, что он там, — тихо ответил Аарон Ворон.
— Но что он делает? Прошло уже три дня, а от него никаких вестей.
— Ты боишься, что он снова запил. Не стоит, потому что этого не произошло.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Сэм кивнул. Когда его кузен говорил, что он знает, можно было не сомневаться, что так оно и есть.
— Я волнуюсь насчет того, что будет, когда он соберется нанести удар. Нью-йоркские полицейские в таких вещах большие мастера.
— Доверься Билли, — сказал Аарон.
Он был худощавым, но не хрупким, а жилистым и жестким, точно вяленая говядина. Суровые черты лица подчеркивали нос с горбинкой и глаза, подобные черным камешкам.
— Он отлично соображает и все сделает правильно.
— Надеюсь. Если его сразу поймают, телевизионщики тут же поднимут шум. Слишком рано.
У Сэма было широкоскулое лицо с морщинками вокруг большого мягкого подбородка, оттого что он часто улыбался, волосы цвета соли с перцем и глубоко посаженные задумчивые глаза. Круглый животик нависал над широким ремнем с черепаховой пряжкой.
— Этого не произойдет, если он не станет останавливаться. Он должен быть завтра в Оклахоме, если его машина не развалится, — сказал Аарон. — Когда две… атаки… произойдут одновременно, телевидение обезумеет. А письма уже готовы.
Сэм подошел к кромке воды, некоторое время смотрел на нее, затем повернулся и заговорил, словно обращаясь к песчаному пляжу.
— Я продолжаю считать, что первые две акции были ошибкой. Мы потеряли Тони во время второй. Эти убийства не произведут нужного впечатления…
— Нам требовалось начать с чего-нибудь не слишком рискованного…
— Для Блуберда получилось очень даже рискованно.
— Мы знали, что у него могут возникнуть проблемы, но хотим показать, что мы начали войну, а не совершили пару обычных убийств. Средства массовой информации должны говорить именно о войне. Нам необходимо раздавить мерзавца. И устроить грандиозное представление, если…
— Тысяча чертей, — фыркнул Сэм, — если нам не удастся с ним покончить, все будет зря.
— Не будет. Те, с кем мы уже разобрались, были настоящими подонками. Но его очередь тоже придет, — уверенно заявил Аарон. — Мы знаем, что он сюда приезжает. Нам известно зачем. И куда конкретно. Мы сумеем до него добраться.
— Нет, — возразил Сэм. — Мы знаем только то, что он сюда приезжал. Но возможно, больше он этого не делает. За ним очень внимательно наблюдают средства массовой информации. Он хочет стать президентом… И он невероятно осмотрителен…
— Но как только он здесь объявится, он не будет соблюдать осторожность. Учитывая его пристрастия.
— Возможно, ты прав, — сказал Сэм и засунул руки в карманы. — Однако я продолжаю считать, что в первых двух убийствах не было необходимости.
— Ты ошибаешься, — спокойно ответил Аарон.
Сэм снова посмотрел на воду.
— Просто я не хочу никого терять.
Он наклонился, поднял камешек и попытался бросить его, чтобы получились «блинчики». Но вместо этого камень разрезал поверхность, точно нож, и тут же исчез.
— Вот черт, — выругался он.
— Тебе никогда это не удавалось, — заметил Аарон. — Нужно лучше замахиваться.
— Интересно, сколько раз ты мне это говорил, — сказал Сэм и занялся поисками нового камешка.
— Примерно миллион.
Сэм швырнул камень в воду. Он ударился о поверхность и утонул. Сэм тряхнул головой, снова засунул руки в карманы джинсов, молча постоял несколько мгновений, а затем повернулся к кузену.
— Ты говорил с Тенью Любви? — спросил он.
— Нет.
— Ты по-прежнему намерен отправить его на Беар-Бат?
— Да. Я не хочу, чтобы он здесь засветился, — ответил Аарон.
— Тень Любви — это оружие, — проговорил Сэм Ворон.
— Он — наше дитя.
— «Каждый человек приходит на землю с определенной целью». Я цитирую знаменитого Аарона Ворона. Тень Любви — это оружие.
— Я не стану его использовать, — сказал Аарон и, подойдя к кромке воды, встал рядом с кузеном.
— Тебе не должно мешать то, что он наш ребенок, — настаивал Сэм.
— Дело не в этом. Просто Тень пугает меня. И в этом главная проблема. — Аарон сбросил потрепанные туфли и, сделав маленький шаг, вошел в воду. Она была холодной и успокаивающей. — Я боюсь того, что мы сотворили с мальчиком, когда оставили его Рози. У нас были важные дела, но… ты же знаешь, она была не совсем в себе. Славная женщина, но в голове у нее поселились неправильные мысли. Ты говоришь, что мы создали оружие. Я считаю, что мы воспитали безумца.
— Помнишь Безумную Лошадь?
— Это не то же самое. Безумная Лошадь любил жизнь воина. Тень не воин. Он убийца. Ты его видел: ему нравится причинять боль, и он стремится обладать властью и силой, чтобы это делать.
Оба на некоторое время замолчали, слушая, как вода с журчанием набегает на песчаный берег. Затем Аарон проговорил уже немного веселее:
— Как ты думаешь, когда нас возьмут?
Сэм откинул назад голову и рассмеялся.
— Через три недели. Может, через месяц.
— И мы умрем, — заявил Аарон, и его слова прозвучали как шутка.
— Или нет. Мы можем сбежать в Канаду. В Долину Сиу. И спрятаться там.
— Мм.
— Что? Думаешь, у нас нет ни полшанса? И мы с тобой всего лишь пара мертвых придурков? — спросил Сэм.
— Люди, которые делают подобные вещи… им обычно не удается выйти сухими из воды. Так устроен мир. — Аарон пожал плечами. — И всегда существует вопрос: «А стоит ли пытаться?»
Сэм провел рукой по волосам.
— Господи, — пробормотал он.
— Вот именно, — поддержал его Аарон и резко рассмеялся. — Если мы погибнем… это привлечет к нам внимание. Все знают Сидящего Быка, потому что он умер. Все помнят Безумную Лошадь по той же причине. А кто слышал про Инкпадута? Он, наверное, был величайшим из них всех, но он сбежал в Канаду, состарился и закончил там свои дни. Мы собираемся начать войну, чтобы разбудить наш народ. Если мы потихоньку исчезнем, не думаю, что это будет правильно.
Сэм покачал головой, но ничего не сказал. Он нашел еще один плоский камешек и швырнул в воду, но он тут же утонул.
— Задница! — крикнул он камню.
Аарон обернулся на своего кузена, вздохнул и сказал:
— Я еду в город с тобой. Сегодня я слышу слишком много голосов. Это невыносимо.
— Тебе не следует приходить сюда так часто. Даже я их чувствую, они стонут под песком.
Он обвел рукой песчаную полоску берега, воду и холм. Когда-то на острове был лагерь смерти, в котором погибли сотни индейцев сиу, по большей части женщины и дети.
— Пошли, — сказал Аарон. — Загрузим машину и будем отсюда выбираться.
Билли Худ лежал на кровати в мотеле в Джерси и смотрел в потолок. Он провел предварительную разведку на другом берегу реки на Манхэттене и пришел к выводу, что справится. Он сможет убить свою жертву. Каменный нож висел у него на шее, касаясь груди.
Перерезать человеку горло… Внутри у Билли все сжалось. В прошлом году, во время охоты в округе Милль-Лакс в Миннесоте, он убил оленя. Он заметил его в березовой роще. Словно темный призрак мчался на фоне белых деревьев и снега. Это была самка, но довольно большая. Выстрел из ружья свалил ее, и она больше не встала. Впрочем, она не умерла. Она лежала на боку на тонком слое снега, ноги едва заметно дергались, словно она продолжала бежать. Один глаз будто подмигивал ему и его шурину Роджеру.
— Нужно добить ее, брат, — сказал Роджер.
Он улыбался. Испытывал восторг? Ощущал свое могущество?
— Избавь ее от страданий.
Худ достал из футляра охотничий нож, который был острым точно бритва. Затем схватил олениху за ухо, приподнял голову и перерезал ей горло одним быстрым, сильным движением. На снег брызнула кровь, олениха несколько раз дернулась, продолжая ему подмигивать. Затем глаз затянула пленка смерти, и она перестала шевелиться.
— Знаешь, только так можно увидеть настоящую красную кровь, — сказал Роджер. — На белом снегу. В лесу летом и осенью кровь всегда выглядит темной. А здесь, на снегу, она действительно красная.
Кровь жертвы будет казаться черной на бежевом ковре офиса. Именно до него удалось Худу добраться во время разведки. Все знали, что Андретти допоздна засиживается на работе. Другие кабинеты, расположенные в том же коридоре, закрывали, но его «команда» продолжала работать. Андретти называл их командой. На доске объявлений у двери висела фотография, на которой был изображен Андретти и его служащие в баскетбольной форме, собравшиеся вокруг праздничного пирога. У босса, разумеется, был номер один.
— Матушка, — сказал Билли и закрыл глаза, чтобы уснуть или, может быть, помолиться.
На душе лежал камень. Кровь Андретти будет выглядеть черной на ковре. Он сделает это завтра, после закрытия.
Ночь была темной и наполненной видениями, даже в душной комнате мотеля. Худ проснулся в час, потом в три, четыре и пять. В шесть он встал; он совсем не отдохнул, но спать не мог. Он побрился, привел себя в порядок, надел свой лучший костюм, чувствуя тяжесть каменного ножа, висевшего на шее, и маленького пистолета в кармане.
Он дошел пешком до железнодорожной станции, переехал на другой берег реки и прогулялся до Центрального парка. Заглянул в зоопарк и музей Метрополитен. Не обращая особого внимания на Ван Гога и Дега, остановился около Ренуара и Моне. Худу нравились яркие краски, которыми изображали мир импрессионисты. Его родные места по берегам Миссури в Южной Дакоте большую часть года оставались темно-коричневыми. Но иногда весной, там, где небольшие ручьи спешили влиться в реку, можно было наткнуться на крохотные участки земли, заросшие дикими цветами. Билли смотрел на Моне и ощущал аромат жарких прерий, мечтая о черноглазой Сьюзен…
Ему казалось, что время тянется бесконечно. Когда пришла пора действовать, он отправился в центр на метро, заставив себя постепенно избавиться от всех эмоций. Он вспомнил время, проведенное на Беар-Бат, и суровую красоту тех мест. Далекие крики Блэк-Хиллз, истерзанных бледнолицыми, которые отмечают каждую тайну природы потускневшими хромированными табличками.
К тому времени, когда Худ добрался до здания городского совета, он чувствовал, что внутри у него все окаменело — как никогда прежде. Около пяти он поднялся по лестнице на пятый этаж.
Отдел социального обеспечения, который возглавлял Андретти, занимал двенадцать этажей здания, но его личный офис состоял из четырех комнат. Худ выяснил, что в них, как правило, работали от шести до восьми человек: директор и его секретарша; регистратор; три помощника, один мужчина и две женщины; кроме того, пара клерков, то приходивших, то уходивших. Клерки и регистратор заканчивали ровно в пять. Так что ему придется иметь дело не больше чем с пятью.
На пятом этаже Билли проверил коридор, затем быстро прошел в туалет, выбрал одну из кабинок и распахнул рубашку. Обсидиановый кинжал висел у него на шее на шнурке, сделанном из кожи оленихи, которую он убил в прошлом году. Он снял его и спрятал оружие в левый карман куртки. Пистолет лежал в правом.
Худ посмотрел на часы. Три минуты шестого. Он решил подождать еще немного и, сидя на унитазе, наблюдал, как двигается секундная стрелка. Часы были новыми и стоили двенадцать долларов. «Таймекс». Ему купила их жена, когда они рассчитывали, что он получит место в государственной компании дорожных работ. Но из этого ничего не вышло, и он остался без работы, зато с часами.
Когда «Таймекс» показал 5.07, Билли встал, чувствуя, что его душа стала безжалостной, точно кинжал. В коридоре было пусто, и он быстро зашагал к офису Андретти, бросив короткий взгляд направо, когда проходил главный холл. Около лифта стояла женщина, которая посмотрела на него и тут же отвернулась. Худ, не останавливаясь, добрался до офиса, на мгновение замер, взявшись за ручку двери, затем распахнул ее. Регистратор ушла, но он слышал смех по другую сторону ширмы за ее столом.
Билли положил руку в карман и нащупал там пистолет, а затем обошел перегородку. Два помощника, мужчина и женщина, стояли, прислонившись к столам, и разговаривали. В открытую дверь он увидел Андретти, который сидел без пиджака под зеленой лампой с высоким абажуром. В кабинете находился по крайней мере еще один человек.
Когда Билли Худ появился из-за ширмы, женщина заметила его не сразу, а мужчина увидел и слегка нахмурился. Тогда женщина повернула голову и сказала:
— Извините, мы уже закрылись.
Худ вынул из кармана руку с пистолетом и сказал:
— Не говорите ни слова и не шумите. Просто идите в кабинет мистера Андретти.
— О нет, — выдохнула женщина, а мужчина сжал кулаки и отодвинулся от стола.
Худ направил пистолет ему в голову и сказал:
— Я не хочу вас убивать, но я это сделаю. А теперь вперед. — Он стоял так, что Андретти не мог его видеть. — Скорее! — велел он.
Они неохотно направились в сторону кабинета.
— Если вы шевельнетесь, хотя бы прикоснетесь к двери, я вас пристрелю, — тихо пообещал Билли, когда они подошли к кабинету.
Мужчина вошел первым, следом за ним женщина.
— Отойдите в сторону, — приказал им Худ.
— Босс, у нас проблема, — сказал мужчина.
— Вот черт! — выругался Андретти, когда поднял голову.
В кресле, стоящем у стола, удобно устроилась женщина, на лице которой застыла улыбка, но она растаяла, когда она увидела Худа. Билли пришло в голову именно слово «растаяла», потому что улыбка очень медленно покинула лицо незнакомки. Словно она опасалась его побеспокоить. Или ей очень хотелось считать, что все это шутка.
— Где секретарша? — спросил индеец.
— Она сегодня ушла домой раньше, — ответил Андретти. — Послушайте, друг мой…
— Помолчите. Нам нужно кое-что уладить, но сначала я должен заняться этими людьми. Я не хочу, чтобы они мне мешали, когда мы будем разговаривать.
— Если у вас какая-то проблема…
— У меня действительно есть проблема, — перебил его Худ. — Как не выстрелить в одного из этих людей, если они не станут делать то, что я им скажу. Так, вы должны лечь лицом вниз на ковер вон у той стены.
— А откуда нам знать, что вы нас не убьете?
— Потому что я обещал этого не делать. Но даю вам слово, я вас пристрелю, если вы не ляжете на пол.
— Делайте, как он говорит, — приказал им Андретти.
Трое попятились к стене, а потом сели около нее.
— Ложитесь, лицом вниз, — сказал Худ.
Они распластались на полу, но одна из женщин повернула голову, чтобы на него взглянуть.
— Смотрите на ковер, леди.
Когда они дружно уставились на ковер, Билли медленно обошел стол. Андретти был крупным молодым человеком лет тридцати. Не больше тридцати пяти.
— А теперь я объясню вам, что сейчас произойдет, мистер Андретти, — сказал Худ на ходу. Он, Блуберд и их товарищи все обдумали и пришли к выводу, что лучше всего лгать. — Я надену на вас наручники, а потом позвоню в администрацию от имени моего народа. Браслеты нужны для того, чтобы вы мне не мешали, пока я буду разговаривать по телефону. Если все будут делать то, что я приказываю, никто не пострадает. Ясно?
— Я понимаю то, что вы говорите, но мне непонятно, чего вы хотите.
— Об этом чуть позже, — пытаясь его успокоить, ответил индеец.
Он уже стоял за спиной жертвы. Потянувшись вперед, он прикоснулся к его виску дулом пистолета.
— Заведите руки за спину и сцепите их.
Когда мужчина выполнил его указание, Худ проговорил:
— А теперь смотрите прямо перед собой. Нет, выпрямите спину и наклоните голову назад. Я хочу вам кое-что показать, прежде чем я это сделаю.
— Что? — спросил Андретти, откинув голову.
— Вот это, — ответил Билли.
Он поменял пистолет на кинжал, схватил мужчину за волосы левой рукой и перерезал ему горло, вонзив каменный нож намного глубже и сильнее, чем когда он добивал олениху.
— Ах-х-х, — пробормотал он, когда из шеи жертвы брызнула кровь.
Андретти принялся колотить руками по столу, он закашлялся и начал задыхаться, глядя на своего убийцу. Одна из сотрудниц приподнялась, увидела Андретти и закричала. Худ выстрелил в белое пятно ее лица, и она упала. Билли не знал, попал ли он, но мужчина откатился в сторону, а другая женщина поползла по ковру.
— Стоять! — крикнул Худ и выстрелил человеку в спину.
Он выгнулся, а индеец уже выскочил из офиса и, промчавшись по коридору, побежал вниз по лестнице, слушая, как затихают за спиной крики.
Он убрал пистолет и кинжал в карманы. Четвертый этаж. Худ посмотрел на свои руки. Чистые. Брюки. Чистые. Кровь на рубашке и пятно на куртке. Он запахнул одежду. Второй этаж. Первый. Вестибюль. Охранник за столом поднял голову. Он прошел мимо него и оказался на улице. Через квартал Билли спустился в метро. Подождал, прислушался, пытаясь уловить топот бегущих ног, крики, полицейские сирены. Ничего, только сырой воздух подземки и грохот приближающегося поезда.
Ему потребовался час, чтобы добраться до Джерси. Через полчаса после этого он сидел в своей машине и ехал на запад, в сторону заката.
В Оклахома-Сити Лео Кларк стоял перед зданием федерального суда и смотрел наверх. Он производил разведку, чувствуя на шее тяжесть каменного кинжала.
Парная — церемониальная сауна и важный обычай некоторых северо-американских индейцев. Так же называется церемония очищения, предшествующая духовному поиску.