Лукас работал над «Нароргом» до четырех утра, а шеф позвонил в восемь. Услышав телефон, Дэвенпорт перевернулся на бок и принялся шарить на тумбочке у кровати, точно утопающий в поисках соломинки. Он наткнулся рукой на аппарат, трубка упала на пол, и ему потребовалось еще некоторое время, чтобы ее найти.
— Дэвенпорт? Какого черта…
— Я уронил телефон, — сонным голосом ответил Лукас. — Что случилось?
— Новое убийство. Федеральный судья в Оклахоме.
— Вот черт! — Лукас зевнул и сел. — Похоже, убийце удалось уйти.
— Точно. У него были косы, как…
— …у того парня, что зарезал Куэрво. Получается, что их по меньшей мере трое, включая Блуберда.
— Да. Андерсон пытается выяснить, что известно полиции Оклахомы. Насчет снимков… мы получим их в девять. Встретимся в офисе Уинка.
— Проблем не возникло?
— Придется пройти обычную процедуру, но мы их получим, — ответил Даниэль.
— Кто-то должен позвонить Лили, — сказал Дэвенпорт.
— Моя секретарша. И еще кое-что…
— Что?
— К делу подключились федералы.
— Только не это, — застонал Лукас.
— Вот именно. Причем очень плотно. Час назад сделали официальное заявление. Я разговаривал с агентом из Миннеаполиса, так вот он сказал, что Лоуренс Дабервилль Клей взял дело под личный контроль.
— Сукин сын! А мы сможем не подпускать их к основному расследованию? Эти ребята все испортят.
— Я предложу им сосредоточиться на сборе информации, но из этого ничего не выйдет, — ответил Даниэль. — Клей рассчитывает, оседлав борьбу с преступностью, стать генеральным прокурором или даже президентом. Газеты называют эти убийства «национальным терроризмом». Он обязательно сюда явится. Помнишь, он отправился в Чикаго, когда там работали над делом о наркотиках, и в Лос-Анджелес, когда бушевала Армия зеленых. А как только он здесь окажется, развернет бурную деятельность.
— Да пошел он. Пусть делает что захочет.
— Попытайся вести себя прилично. А пока давай получим снимки в «Трибьюн» и начнем прочесывать улицы. Если нам удастся поймать этих уродов, Лоуренсу Дабервиллю незачем будет сюда тащиться.
Они встретились с представителями «Стар трибьюн» в кабинете Луиса Уинка, главного редактора газеты, голова которого напоминала бильярдный шар. Гарольд Пробст и Келли Лоуренс тоже присутствовали. Лили появилась под руку с Даниэлем; Лукас заметил, что его локоть прижимается к ее груди. Шеф надел серый костюм, как две капли воды похожий на костюм Уинка; на лице застыла довольная улыбка. Встреча продолжалась десять минут.
— Причина, по которой я выступаю против того, чтобы удовлетворить вашу просьбу, в следующем: оказываем ли мы содействие полиции? Ответ наносит вред нашей репутации и лишает нас доверия, — сказала круглолицая Лоуренс.
— Чьего доверия? — сердито поинтересовалась Лили.
Она была в шелковой блузке и новой юбке из твида. Лукас подумал, что у нее лучший в мире цвет лица или она отлично умеет пользоваться макияжем.
— Простых горожан, — ответила Лоуренс.
Она была в мятом хлопчатобумажном платье голубого цвета, который совсем не гармонировал с ее глазами. Лили выглядела намного лучше, и Лукас пожалел, что она не осталась за дверью.
— Ерунда, — фыркнула Лили. — Вы сидите в огромном здании, по которому болтаются яппи в дешевых мокасинах, и при этом беспокоитесь, что о вас подумают простые горожане? Боже праведный!
— Успокойтесь, — вмешался Дэвенпорт. — Она права. Это тонкий вопрос.
— Мы бы не стали вас ни о чем просить, если бы были совершены самые обычные преступления. Но прошлой ночью убили федерального судью, зарезали. А кроме того, одного из подающих надежды политиков и еще двух человек, — сладчайшим голосом проговорил Даниэль и повернулся к Лили. — Дело в том, что пресса находится в очень деликатном положении.
Затем он снова повернулся к Уинку и Пробсту, которые принимали все решения.
— Нам нужно только взглянуть на лицо человека, который, как кажется офицеру Ротенберг, является убийцей из Нью-Йорка. А также нас интересуют люди, стоящие вокруг него. Мы хотим их допросить. Вы можете напечатать эти снимки в газете, чтобы на них могли взглянуть все желающие. Вы же никому не обещали хранить конфиденциальность. По правде говоря, те люди сами привлекли к себе внимание, когда приняли участие в драке.
— Да, действительно, — сказал Пробст, и на лице Уинка вспыхнуло и погасло раздражение.
Пробст занимался рекламой.
— Вы сможете сделать из этого замечательную историю, — вставил Лукас. — И заткнете за пояс «Пионер пресс».
Лоуренс тут же просветлела, но Лили продолжала кипеть от возмущения.
— А если вы нам откажете, мы пойдем в суд и все равно заставим вас сделать то, что нам нужно, — сердито заявила она.
— Эй, послушайте…
Уинк выпрямился в своем кресле.
Даниэль перебил его прежде, чем он успел еще что-то сказать. Он наставил палец в лицо Лили и заявил:
— Нет, мы не станем этого делать, лейтенант. Если здесь будет принято решение не давать нам то, что мы просим, мы будем искать другие фотографии, но в суд не пойдем. А если вы и дальше собираетесь продолжать в том же духе, я отправлю вас назад в Нью-Йорк быстрее, чем вы успеете произнести «Авеню обеих Америк».[7]
Лили открыла рот и тут же его захлопнула.
— Ладно, — сказала она и посмотрела на Уинка. — Извините.
Даниэль наградил газетчика своей самой обаятельной улыбкой и сказал:
— Пожалуйста.
— Я думаю… нам следует попросить, чтобы сюда принесли кое-какие снимки, — сказал Уинк и кивнул Лоуренс. — Будьте любезны.
Все сидели молча, пока издатель не принесла три толстых конверта из плотной бумаги и не протянула их Уинку. Тот открыл один, достал несколько фотографий восемь на десять, посмотрел на них и передал Даниэлю. Тот положил их на столе перед Лили, которая встала, разложила фотографии по одной и принялась изучать.
— Это он, — через некоторое время сказала она и постучала пальцем по одному из лиц. — Наш человек.
Они получили два набора снимков и остановились на углу, прежде чем Даниэль отправился назад, в здание городского совета.
— Ларри Харт придет сегодня днем. Ему нужно закрыть текущие дела, — сказал Даниэль Лукасу. — Я дам ему фотографии. Возможно, он кого-то из них узнает.
— Хорошо. А я покажу те, что у меня.
Даниэль кивнул и посмотрел на Лили.
— Вам следует научиться сдерживаться. Вы чуть все не испортили.
— Газетчики очень меня раздражают, — сказала она. — Они над вами измывались.
— Надо мной никто не измывался. Все прекрасно знали, что будет. Но ритуалы следует соблюдать, — мягко проговорил Квентин.
— Ладно, это ваша территория. Прошу меня простить, — ответила она.
— Вам следовало извиниться. А поскольку я классный парень, я ваши извинения принимаю, — заявил Даниэль и направился на другую сторону улицы.
Лили пару секунд смотрела ему вслед, а потом сказала:
— Ну и тип.
— Он вполне ничего. Иногда с ним непросто, но он не дурак, — сказал Дэвенпорт.
— И кто такой Ларри Харт? — спросила Лили.
— Работает в социальном обеспечении, сиу. Хороший парень, знает улицы, возможно, знаком с тысячей индейцев. Занимает серьезное положение в местной национальной политике. Написал несколько статей, посещает церемонии и так далее.
— Он нам необходим. Вчера я провела на улицах города шесть часов и ничего не узнала. Тот, с кем я была…
— Ширсон?
— Да. Он не отличит индейца от пожарного гидранта. Господи, мне даже стыдно было, — сказала она, качая головой.
— Вы не собираетесь сегодня с ним ездить по городу?
— Нет. — Она совершенно серьезно посмотрела на него. — Кроме того что у него патологически низкий уровень интеллекта, у нас вчера возникла небольшая проблема.
— Вот как?
— Я подумала, что могла бы поехать с вами. Вы ведь собираетесь показать фотографии людям?
— Да.
Лукас почесал в затылке. Ему не нравилось работать с напарником: иногда он заключал сделки, при которых не нужны лишние свидетели. Но Лили была из Нью-Йорка и вряд ли могла доставить ему неприятности.
— Ладно. Я оставил машину вон там.
— Все говорят, что у вас самые лучшие связи в индейском сообществе, — сказала женщина, когда они шли к машине.
Дэвенпорт не сводил с нее глаз и споткнулся на неровном асфальте. Она ухмыльнулась, но продолжала смотреть прямо перед собой.
— Я знаком примерно с восемью индейцами. Может, их десять. Но не больше, — ответил Лукас, когда пришел в себя.
— Но это же вам удалось узнать про фотографию из газеты, — заметила она.
— Просто у меня был парень, которого я сумел прижать.
Лукас сошел с тротуара и обошел капот «порше». Лили шла за ним.
— Хм, вам сюда, — сказал он, показывая на пассажирскую дверцу.
Она удивленно посмотрела на автомобиль.
— Это ваша машина?
— Моя.
— Я думала, нам на другую сторону улицы, — проговорила Лили, возвращаясь на тротуар.
Лукас сел за руль и открыл для нее дверь. Она забралась внутрь и пристегнула ремень.
— В Нью-Йорке мало кто из копов осмелится ездить на «порше». Иначе все будут думать, что они нечисты на руку.
— У меня есть собственные деньги, — сказал Дэвенпорт.
— И тем не менее не было никакой необходимости покупать «порше», — прямо сказала она. — Вы могли выбрать хорошую машину за десять или пятнадцать тысяч, а оставшиеся двадцать или тридцать отдать на благотворительность. Например, «Малым сестрам бедняков».[8]
— Я об этом думал, — сказал Лукас, сделал запрещенный разворот и помчался на скорости сорок миль в час в деловой зоне, где было разрешено только двадцать пять. — И решил, что пусть катятся ко всем чертям.
Лили откинула назад голову и громко рассмеялась. Лукас ухмыльнулся и подумал, что у нее, конечно, имеется пара лишних фунтов, но, может, это не так уж и плохо.
Они отправились в Индейский центр и показали там фотографии. Двоих мужчин знали в лицо, но не по именам. Никто не мог сказать, где они живут. Лукас позвонил Андерсону и сообщил, что́ им удалось выяснить, тот обещал позаботиться, чтобы снимки были повсюду.
Они вышли из Центра и заглянули в дом, населенный по большей части индейцами, где Дэвенпорт знал двоих стариков, работавших сторожами. Но они не сказали ничего нового. А их враждебность, казалось, можно было потрогать руками.
— Они не любят полицейских, — сказала Лили, когда они вышли на улицу.
— Здесь никто не жалует копов, — проговорил Лукас, оглянувшись на обветшалое здание. — Когда они нас видят, мы по большей части эвакуируем их машины, оставленные на зиму. Они нас не любят, но, по крайней мере, не настроены против нас. Но сейчас тут кое-что другое. Теперь они именно против.
— Возможно, у них есть на это причины, — сказала Лили.
Она смотрела в окно на группку детей, сидевших на крыльце разваливающегося дома из вагонки.
— Дети должны сейчас быть в школе. Все это самые настоящие трущобы, только чистые. Улицы убирают дважды в неделю, а люди погрязли в нищете.
Остаток утра они провели, показывая снимки индейцам, которых знал Дэвенпорт. Лили оставалась у него за спиной, почти ничего не говорила, изучала лица людей, слушала, а они с любопытством поглядывали на нее.
— Они думают, что вы, возможно, индианка или метиска, но не уверены, пока не услышат ваш голос, — сказал Лукас между остановками. — Вы немного похожи на индианку.
— Я разговариваю совсем не как они.
— Вы разговариваете так, будто вы с Лонг-Айленда.
— На Лонг-Айленде есть индейская резервация, — сказала она.
— Правда? Я бы хотел послушать, как они говорят.
Когда утро подходило к концу, Дэвенпорт подъехал к дому Желтой Руки, по дороге рассказав о нем напарнице. Перед входом он расстегнул кобуру с Р-7.
— Могут возникнуть проблемы? — спросила Лили.
— Сомневаюсь, — ответил Лукас, — но вы же сами понимаете…
— Ясно.
Когда они вошли в дверь, она сунула руку в сумку, висевшую у нее на плече, и вынула оттуда короткий «кольт офисер» сорок пятого калибра и дослала в патронник пулю.
— Сорок пятый калибр? — удивился мужчина, когда она убрала пистолет в сумку.
— Я недостаточно сильная, чтобы драться с преступниками, — спокойно ответила она. — А если я в кого-то стреляю, я хочу, чтобы это было наверняка. Р-7 славный маленький пистолетик, но слишком легкий для серьезной работы.
— Вовсе нет, если умеешь стрелять, — сквозь зубы процедил Дэвенпорт, поднимаясь по лестнице.
— Я могу попасть летящему голубю в оба глаза, — ответила она, — не зацепив при этом ни перышка.
Дверь на верхнем этаже была открыта. Дома никого. Лукас осторожно шагнул в квартиру, огляделся по сторонам, затем прошел по разбросанным на полу газетам, апельсиновым коркам и одноразовым пакетикам из-под кетчупа, которые выдают в «Макдоналдсе».
— Он здесь был, — сказал полицейский и пнул ногой матрас Желтой Руки.
— Ощущение такое, будто тут никто не живет, — проговорила женщина и ткнула носком туфли пустую упаковку из-под соуса.
Бродяги воровали в заведениях фастфуда, а из кетчупа варили томатный суп.
— С деньгами у них совсем туго, — сказала Лили.
— Крэк.
Она кивнула, достала «кольт» из сумки, вытащила обойму, зажала ее между мизинцем и безымянным пальцем правой руки, передернула затвор, и ей на ладонь выпал патрон. Она вставила его обратно в обойму, которую вернула в рукоять. Лили проделала все это уверенно, спокойно и не думая. Лукас понял, что она хорошо знает свое оружие.
— В этом как раз проблема с автоматическими пистолетами: в самый неподходящий момент ты остаешься с пустой обоймой, — сказал Лукас.
— Это если у тебя мозгов не хватает, — ответила она, внимательно разглядывая мусор на полу. — Я научилась предвидеть подобные ситуации.
Дэвенпорт остановился и поднял предмет, который выглядывал из-под матраса Желтой Руки там, где он соприкасался со стеной.
— Что это? — спросила она, и он бросил ей свою находку. Она повертела ее в руках. — Трубка для крэка. Вы говорили, что он наркоман.
— Да, но мне интересно, почему он ее оставил? Сомневаюсь, что он куда-нибудь без нее ходит. Все остальные вещи исчезли.
— Ну, не знаю. Не вижу ничего особенного. Пока, — проговорила Лили, бросила на пол стеклянный тюбик и раздавила его ногой.
Выйдя снова на улицу, Дэвенпорт предложил заехать в контору Куэрво. Если кто-то продолжает там работать, сказал он Лили, они могут знать, куда исчез Желтая Рука.
— Я следую за вами, — кивнув, ответила она.
— Надеюсь, этот придурок не вернулся в резервацию, — сказал Лукас, когда они садились в машину. — Найти там Желтую Руку будет очень не просто, особенно если он не хочет этого.
Дэвенпорт бывал в офисе Куэрво несколько раз за прошедшие годы. На жалкого вида лестнице, ведущей к нему, ничего не изменилось. В здании отвратительно воняло застарелой мочой, мокрой штукатуркой и кошачьим пометом. Когда Лукас добрался до верхнего этажа, дверь офиса приоткрылась на длину цепочки и в щель выглянула женщина.
— Вы кто? — спросил Лукас.
— Харриэт Куэрво, — сердито ответила хозяйка.
Он видел только ее глаза цвета выстиранных в кислоте джинсов и бледный овал лица.
— А вы кто такой, черт вас побери, чтобы задавать тут вопросы?
— Полиция, — ответил Лукас, достал из кармана значок в футляре и показал ей. Лили ждала у него за спиной, на одну ступеньку ниже. — Мы не знали, что вы теперь управляете делами Рэя.
— Уже знаете, — проворчала женщина.
Звякнула цепочка, и она распахнула дверь. После убийства ее мужа на деревянном полу осталось едва различимое пятно, Харриэт Куэрво стояла ровно посреди него. Она была в ситцевом платье, прямом от шеи до самых колен.
— Я сказала другим копам все, что знала, — резко заявила она.
— Нас интересует информация другого рода, — ответил полицейский.
В ней было пять футов и девять дюймов роста, и весила она, похоже, сто фунтов, но это были сплошные кожа и кости. Выше и ниже губ шли короткие вертикальные линии, как будто ее рот когда-то был зашит.
— У вас есть в Пойнте постоялец по имени Желтая Рука?
— Да, есть.
Она открыла большой журнал и провела пальцем по недописанной колонке.
— Заплатил до завтра.
— Вы его не видели вчера или сегодня?
— Я не слежу за людьми, черт вас побери. Я сдаю квартиры, — заявила вдова. — Если завтра он не заплатит, вылетит на улицу, как миленький. А что он делает сегодня, мне плевать.
— Значит, вы его не видели?
— Нет. — Она уставилась мимо Лукаса на Лили. — Она тоже из полиции?
— Да.
Хозяйка оглядела Лили с ног до головы.
— Слишком хорошо одевается для копа, — фыркнула она.
— Если Желтая Рука не заплатит, вы сами пойдете туда и выгоните его из квартиры? — с любопытством спросила Лили.
— У меня есть помощник, — ответила вдова.
— Кто? — спросил Дэвенпорт.
— Лысый Патерсон.
— Правда? А я думал, что он уехал из города.
— Он вернулся. Вы его знаете?
— Да, давно.
— Слушайте… — Харриэт Куэрво прищурилась, сложила указательный и большой палец в виде пистолета и направила в сердце Лукаса. — А не тот ли вы коп, что отделал его много лет назад? И превратил в инвалида?
— У нас с ним были некоторые разногласия, — ответил лейтенант. — Передайте ему от меня привет.
Он сделал шаг к двери.
— А как насчет парня по имени Тень Любви? Вы его видели?
— Тень Любви? Никогда о таком не слышала.
— Он жил в Пойнте…
Она пожала плечами.
— У меня он ничего не снимал, — сказала она. — Наверное, его пустил к себе кто-нибудь из жильцов. Вы же знаете, как это бывает.
— Да, — сказал Лукас. — Мне жаль, что так получилось с Рэем.
— Хорошо, что кому-то жаль, потому что мне его совсем не жалко, — спокойно проговорила Куэрво, и на ее лице впервые за весь разговор появился намек на эмоции. — Я тут пыталась вспомнить про Рэя что-нибудь хорошее. Ну, хотя бы что-то. И вот что пришло мне в голову. У него была целая куча видеокассет, порно. Одна называлась «Сверхпроницаемая брюнетка». Знаете, что это значило? Это когда она была запечатана со всех сторон, если вы понимаете, что я имею в виду. Три мужика. А больше всего он любил эпизод, когда один из них кончает на грудь брюнетки. Всякий раз, когда он останавливал и перематывал пленку, на экране телевизора появлялась одна и та же передача. Знаете какая?
— Нет, даже представить не могу, — сказал Дэвенпорт и бросил мимолетный взгляд на Лили, которая завороженно смотрела на Куэрво.
— «Улица Сезам». Большая Птица спрашивает, как врачи измеряют кровяное давление. Тот парень кончает на грудь брюнетки, а у нас Большая Птица. Потом он снова кончает, и у нас опять Большая Птица. И так пятнадцать минут. Сперма, Большая Птица, сперма, Большая Птица.
Она остановилась, чтобы отдышаться.
— Вот как я запомнила Рэя, — сказала она.
— Мм, ладно, нам пора, — проговорил Лукас и подтолкнул Лили к двери.
Они уже спустились на десять ступенек, когда на площадку вышла Харриэт Куэрво и крикнула:
— Я хотела детей.
Лили ухмылялась, когда они шли к машине.
— Симпатичная особа, — сказала она. — Мы в Нью-Йорке не смогли бы выступить лучше.
— Старая крыса, — проворчал Лукас.
— А вы обратили внимание на календарь на стене? «Биг бойз банз»?
Дэвенпорт прищелкнул пальцами.
— Я знал, что там что-то изменилось, — сказал он. — У Рэя висел календарь «Спортс иллюстрейтед» с девицами в купальниках. Открытый на одном и том же месте: на снимке красотки в мокрой футболке. У нее такие огромные… э-э-э…
— Буфера?
— Точно. Он его никогда не переворачивал. Нашел то, что ему нравится, и оставил.
— Значит, хозяин поменялся, а стиль нет, — сказала Лили.
— Вы все правильно поняли.
В машине Лукас посмотрел, сколько времени. Они провели в разъездах три часа.
— Пора перекусить.
— В вашем городе есть место, где продают деликатесы?
— Не можете без них? — ухмыльнувшись, спросил мужчина.
— Не в этом дело, — ответила она. — Я слишком много питаюсь в отелях, и теперь вся еда имеет вкус овсянки.
— Ладно, деликатесы, — не стал спорить Лукас. — Примерно в двух кварталах от моего дома, в Сент-Поле, есть то, что нужно. А в задней части имеется ресторан.
Они поехали на восток по Лейк, перебрались на другую сторону Миссисипи, затем на юг вдоль реки через лес кленов, дубов и вязов, мимо колледжей.
— Это все религиозные колледжи. Здесь самое плотное население девственниц в наших двух городах, — сообщил Дэвенпорт.
— И район, где вы живете. Какой ужас, сколько работы, — заявила она.
— И что это значит? — спросил Лукас.
— Когда я говорила, что собираюсь поехать сегодня с вами, все на меня так странно смотрели. Будто хотели сказать: «О, прямо в руки к донжуану».
— Чушь собачья, — фыркнул мужчина.
Гастроном размещался в желтом блочном здании с парковкой позади. Когда они выбрались из машины, они заметили, что пожилая женщина наблюдает за ними в окно ресторана и жует маринованные пикули. Лили просветлела, увидев это.
— Пикули… Похоже, что здесь окажется очень даже неплохо, — сказала она.
Войдя внутрь, она пробежала глазами меню сэндвичей, затем заказала солонину, сырное ассорти, салат из сырой капусты, моркови и лука, картошку фри, семислойный сэндвич и «Перье» со вкусом малины.
— Тысяча калорий, — проговорила она через пять минут, грустно поглядывая на поднос, который поставил перед ней бармен. Он фыркнул и отвернулся. — Что, думаете, здесь больше тысячи? — крикнула она ему вслед.
— Милая, в сэндвиче шестьсот или семьсот, а это только половина заказа.
— Не хочу ничего про это слышать, — ответила Лили и снова повернулась к еде.
Дэвенпорт заказал колбасу на ржаном хлебе, пакет картофельных чипсов, диетическую колу и повел напарницу в глубь ресторана.
— Я люблю поесть, — призналась Лили, усаживаясь в кабинке. — Когда меня похоронят, я буду весить двести фунтов.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал Лукас.
— Я выглядела бы замечательно, если бы сбросила фунтов десять, — взглянув на него, ответила женщина.
— Я придерживаюсь своего прежнего заявления.
Лили отвернулась и занялась едой.
— Итак, насколько я понимаю, у вас крошечный ребенок, но вы не женаты, — сказала она через некоторое время.
— Точно.
— А это вас не смущает, хотя бы чуть-чуть?
Она слизнула крошку салата с верхней губы.
— Нисколько. Я хотел жениться, но моя подруга не желает. Мы продолжаем встречаться, но живем отдельно.
— А когда вы в последний раз просили ее выйти за вас замуж? — спросила Лили.
— Я предлагал ей это примерно раз в неделю. А потом сделал официальное заявление.
— Вы ее любите?
— Конечно, — кивая, ответил Дэвенпорт.
— А она вас?
— Говорит, что любит.
— В таком случае почему она отказывается выйти за вас? — поинтересовалась Лили.
— Она говорит, что из меня получится прекрасный отец и отвратительный муж.
— Хм.
Лили откусила кусок сэндвича и принялась задумчиво его жевать, наблюдая за ним.
— Похоже, вы любите немного развлечься, — заявила она, проглотив пищу.
— Ничего такого, когда она забеременела, — ответил Лукас. — А до того…
— Совсем чуть-чуть?
— Да. — Он ухмыльнулся. — Время от времени.
— А вы как? — спросил Дэвенпорт. — Я вижу у вас обручальное кольцо.
— Да. — Она забросила в рот картошку фри. — Мой муж — профессор социологии в Нью-Йоркском университете. Составлял официальные бумаги для Андретти. Это одна из причин, по которой меня сюда отправили. Я знакома с семьей.
— Хороший человек?
— Наверное, для политика — да.
— Я имел в виду вашего мужа.
— Дэвида? Дэвид прекрасный человек, — уверенно заявила Лили. — Самый лучший из всех, кого я когда-либо встречала. Мы познакомились, когда я еще училась в школе. Он был аспирантом, преподавал у меня. Тогда в округе Колумбия творилось черт знает что, люди выходили на улицы, Маккарти баллотировался в президенты… Хорошее было время. Интересное.
— Значит, вы вышли замуж сразу после колледжа?
— До его окончания. Потом я получила степень, подала заявление в департамент полиции, когда начала действовать специальная программа по привлечению женщин, и вот я здесь.
— Вот как.
Дэвенпорт смотрел на нее несколько секунд, доел чипсы и выскользнул из кабинки.
— Я сейчас вернусь.
«У них проблемы, у Лили и Дэвида», — подумал он по дороге к стойке. Он заказал большой пакет чипсов и еще одну диетическую колу. «Она к нему хорошо относится, но неземной любви нет». Оглянувшись, он заметил, что она наблюдает за прохожими на улице. Луч солнца разрезал стол пополам и остановился на ее руках. «Красивая», — решил Лукас.
Когда он вернулся, она облизывала кончики пальцев.
— Куда теперь?
— Нужно повидать одну монахиню.
— Зачем?
Статуя из алебастра семи футов высотой, изображавшая Непорочную Деву, нависала над подъездной дорогой.
— Я никогда не была в монастыре, — пробормотала Лили.
— Это не монастырь, — ответил Лукас. — Это колледж.
— Вы сказали, что здесь живут монахини.
— В дальнем конце кампуса есть жилой комплекс.
— Как ей удается так закатывать глаза? — спросила Лили, которая продолжала разглядывать статую.
— Экстаз от безупречной молитвы? — предположил Дэвенпорт.
— А что она делает со змеей?
Под сандалиями Девы виднелся хвост змеи. Тело обвилось вокруг ноги, прикрытой одеянием, голова была поднята, словно она собиралась укусить ее за колено.
— Топчет. Это дьявол.
— Хм. Похожа на одного следователя из нашего отряда. Я имела в виду змею.
Лукас ходил в начальную школу вместе с Эллой Крюгер. Они встретились через много лет, Лукас уже работал в полиции Миннеаполиса, а Элла Крюгер стала психологом и сестрой милосердия. Ее кабинет находился на третьем этаже колледжа Альберта Великого. Лукас провел Лили по длинному холодному коридору, в котором гуляло эхо их шагов. У кабинета Эллы он один раз стукнул в дверь, открыл ее и просунул внутрь голову.
— Наконец-то, — сердито заявила Элла.
Она придерживалась традиций и была одета в черную рясу, на запястье у нее висели четки.
— Пробки, — в виде извинения сказал Лукас и вошел внутрь. Напарница не отставала. — Элла, это лейтенант Лили Ротенберг из департамента полиции Нью-Йорка. Она приехала, чтобы расследовать смерть Джона Андретти. Лили, познакомься с моим другом, сестрой Мэри Джозеф. Она здесь главный психоаналитик.
— Рада познакомиться с вами, Лили, — сказала Элла и протянула худую руку.
Женщина пожала ее и улыбнулась.
— Лукас говорит, что вы ему помогаете разобраться в некоторых делах.
— Если могу. Но по большей части мы играем, — ответила монахиня.
Лили посмотрела на Лукаса, и тот объяснил:
— У нас тут игровая группа, которая собирается раз в неделю.
— Интересно, — проговорила Лили, поглядывая то на одного, то на другую. — Что-то вроде «Подземелий и драконов»?
— Нет, речь о ролевых играх, — объяснила Элла. — Исторические реконструкции. Попросите Лукаса рассказать вам про его Геттисберг.[9] Мы разыгрывали его трижды за прошлый год, и все время по-разному. В прошлый раз Бобби Ли[10] забрался в Филадельфию.
— Мне все-таки придется что-то сделать с проклятым Стюартом,[11] — сказал Лукас монахине. — Если он отступает слишком рано, то нарушает все расчеты. Я думаю о…
— Ладно, хватит про игры, — перебила Элла. — Как насчет мороженого?
— Мороженого? — переспросила Лили и поднесла ко рту руку, чтобы скрыть небольшую отрыжку. — Хорошая мысль.
Когда они шли по коридору, Лили повернулась к монахине и спросила:
— Что вы имели в виду, когда сказали: «его Геттисберг»? Лукас придумал игру или что-то в этом роде?
Элла приподняла одну бровь.
— Вы не знали, что наш мальчик является знаменитым изобретателем игр?
— Нет, — ответила Лили и посмотрела на Дэвенпорта.
— Так вот это так, — подтвердила монахиня. — Он разбогател на своих играх.
— Вы богаты? — спросила Лили у Лукаса.
— Нет, — ответил тот и покачал головой.
— Поверьте мне на слово, он очень даже богат, — заявила Элла с напускной уверенностью. — В прошлом году он купил мне золотую цепочку, вызвавшую возмущение у всего крыла, в котором я живу.
— Похоже, приличная католичка-немка становится жертвой влияния ирландцев, — сказал Лукас.
— Ирландцев?
— Чепуха. — Лукас повернулся к Лили и театральным шепотом проговорил: — Я никогда не употребляю слова «дерьмо собачье» в присутствии монахинь.
Они сели в кабинку в кафе, где подавали мороженое; Лукас и Лили рядом, Элла напротив. Она заказала ванильное мороженое с горячим шоколадом, взбитыми сливками, орешками и мараскиновой вишенкой, Лили — банановый сплит,[12] а Лукас пил кофе и думал о теплом бедре напарницы, которое оказалось совсем рядом.
— Значит, вы расследуете убийство Андретти, — начала за них Элла.
— Складывается впечатление, что мы имеем дело с заговором, — ответила Лили.
— Индеец, убивший двоих человек в Миннеаполисе, и тот, что расправился с Андретти?
— Да, — сказал Дэвенпорт. — Только мы думаем, что в Миннеаполисе действовали два разных убийцы. А теперь еще судья в Оклахоме…
— Я не слышала…
— Прошлой ночью. Интересно, с какой организацией мы столкнулись? Если она вообще есть, эта организация.
— С религиозной, — тут же ответила монахиня.
— С религиозной?
— Мало что в мире может стать цементом для заговора, целью которого является убийство. Самой по себе ненависти недостаточно, потому что она слишком несфокусирована, в ней нет расчета. Непременно должна быть какая-то позитивная идея. Обычно именно религия рождает такие формы. Трудно быть разумным и одновременно совершать убийства, если для этого нет какой-то сложной причины.
— А как насчет групп, которые формируются в тюрьме? — спросила Лили. — Например, несколько человек объединяются и объявляют войну…
— И собирают деньги на правое дело, обычно имеющее квазирелигиозную подоплеку. Спасем белую расу от загрязнения кровью черных. Арабов, евреев, кого угодно. То же самое вы слышите от представителей левых радикальных организаций, а также групп или пар убийц-психопатов, которых вы время от времени арестовываете. Ими всегда движет общее чувство угнетения, а их идеи имеют под собой религиозное основание. Обычно среди них есть некий мессия, говорящий, что убивать можно. И даже необходимо.
— Один из моих людей в индейской резервации сказал, что Блуберд…
— Это тот, кого убили в Миннеаполисе? — перебила его Элла.
— Да, тот. Он сказал, что Блуберд находился в поисках религии.
— Я бы сказала, что он ее нашел, — проговорила монахиня.
Она оставила вишенку напоследок и теперь отправила ее в рот, наслаждаясь сладким вкусом.
— Знаешь, как делают мараскиновые вишенки? — спросил Лукас, прикрыв глаза рукой, когда вишенка исчезла.
— И слышать не хочу, — ответила Элла и наставила длинную ложку на нос Лукаса. — Если убийства организовала группа, в ней, возможно, не больше двенадцати человек. Но скорее всего, пять или шесть.
— Шесть? Боже праведный, — выпалила Лили. — Прошу меня простить. Но шесть человек?
— А каковы шансы, что их всего трое? — спросил Дэвенпорт. — Блуберд, парень в Нью-Йорке и тот, что убил судью в Оклахоме?
Элла откинула назад голову и принялась задумчиво изучать потолок.
— Нет. Я так не думаю. С другой стороны, кто знает? Впрочем, мне кажется… Убийцам из Нью-Йорка и Оклахомы пришлось проделать немалый путь, чтобы добраться отсюда туда и совершить там задуманное. Если они были знакомы с Блубердом. Мне кажется, их туда отправили… что-то вроде миссии. Блуберд явно был готов умереть. Это более типично для тех, кто видит себя частью процесса, а не последним шансом для нанесения ответного удара.
— Значит, будут еще убийства?
— Да, будут. Но их количество имеет пределы. На самом деле не существует такого понятия, как грандиозный преступный заговор. По крайней мере, он не может быть тайным. Полагаю, что Адольф Гитлер и его палачи являлись участниками грандиозного преступного заговора, но им потребовалось сотрудничество всей нации, чтобы претворить его в жизнь.
— Значит, похоже, есть по крайней мере еще двое или трое, а может быть, шесть или восемь человек, которых объединяет какая-то религиозная идея, — сказал Дэвенпорт.
— Совершенно верно, — подтвердила Элла. — Если вы хотите их остановить, ищите проповедника.
В машине, когда они возвращались в офис, Лили принялась рассматривать Лукаса.
— Терпеть не могу, когда меня разглядывают, — заявил он.
— У вас интересные друзья, — заметила женщина.
— Я коп, — пожав плечами, ответил он.
— Вы сочиняете игры и играете в них с монахинями?
— Знаете, я очень непростой парень, — сказал Лукас, взглянул на нее поверх солнечных очков, подмигнул и снова стал смотреть на дорогу.
— О, мистер Крутой, — проговорила она. — Меня прямо всю жаром окатило.
«Меня тоже», — подумал Лукас и бросил на нее мимолетный взгляд. Лили отвернулась, но он заметил, что она покраснела. Она знала, какие мысли его посещали и что он чувствовал, когда они сидели рядом в кабинке кафе.
Дома Ларри Харт носил ковбойские сапоги, голубые джинсы и классические рубашки с галстуками-шнурками. Их всегда украшал кусочек бирюзы в серебряном зажиме. Он мог бы одеваться так на работу, прибавив к своему наряду пиджак, но никогда этого не делал. Для работы предназначались коричневые костюмы с галстуками коричневых и золотистых тонов, а также коричневые ботинки с острыми носами. Даже в середине лета, когда температура воздуха поднималась до тридцати двух градусов, Харт потел в коричневых костюмах, посещая, по долгу службы социального работника, крошечные квартирки своих клиентов.
Однажды Дэвенпорт спросил его, почему он так поступает, Харт пожал плечами и сказал: «Потому что мне нравится». На самом деле он имел в виду: «Мне приходится».
Ларри пытался втиснуть себя в стандартный образ муниципального служащего, но у него ничего не получалось, как бы он ни старался. Коричневый костюм не мог скрыть его происхождения. Он был широкоплечим и крепким, с черными глазами и волосами с проседью. Он принадлежал к племени сиу. Харт имел больше всех подопечных в отделе социального обеспечения, потому что некоторые из его клиентов категорически отказывались разговаривать с кем-то другим.
— Лукас, дружище, что происходит? — спросил Харт.
Дэвенпорт, положив ноги на край корзины для мусора, устроился в своем офисном кресле, а Лили раскачивалась взад-вперед — несколько дюймов туда, потом несколько дюймов обратно — в кресле на колесиках. Харт вошел в крошечный кабинетик и присел на край стола Лукаса.
— Ларри Харт, Лили Ротенберг, полицейский департамент Нью-Йорка, — представил их друг другу Лукас.
— Приятно познакомиться, — сказала Лили, разглядывая индейца. — Вы делали обход?
— Да. На Франклин…
Харт обошел индейское поселение, показывая снимки. Двоих из тех, кто был на них изображен, он знал сам.
— Медведь и Бродячий Олень живут в Роузбаде, — сказал он. — Крутые парни, но не сумасшедшие. Не могу себе представить, чтобы они ввязались во что-нибудь подобное.
— А больше никого с фотографий вы не знаете? — спросила Лили.
— По именам нет, но кое-какие лица мне знакомы. Нескольких я видел в Индейском центре. Вы спрашивали Андерсона про одного из них. В прошлом году я играл с ним в баскетбол.
— А можно получить списки команд?
— Как правило, люди подбираются случайным образом, — ответил Харт, — но если я немного поспрашиваю тут и там, возможно, мне удастся установить его имя. Еще несколько человек я видел на церемониальных собраниях в Верхнем Сиу и Фландро, Сиссетоне, Роузбаде, иными словами, везде.
— Они все сиу? — спросил Лукас.
— Думаю, все, кроме одного. Дай-ка снимки, я хочу еще раз взглянуть…
Он начал перебирать фотографии, пока не нашел ту, которую искал.
— Это чиппева. Имени я не знаю, вроде бы Джек, может быть, Джек Бордо. Мне кажется, он из клана «Белая земля», но я не уверен.
— И как мы узнаем того, кто интересует Лили? — спросил Дэвенпорт.
— В Южной Дакоте есть парочка ребят, которые, возможно, его знают. Помощники шерифа. Я дал Даниэлю их имена, он им позвонил, и они сегодня вечером приедут в Рэпид-Сити. Я лечу туда на шестичасовом самолете. Буду в Рэпид-Сити к половине восьмого. Прихвачу с собой фотографии.
— Вы думаете, они знают всех этих людей? — спросила Лили.
— Большинство знают. Они стараются отслеживать тех, у кого есть оружие, — ответил Харт.
— А почему мы не можем просто отправить туда снимки?
— Ребята из технического отдела сказали, что качество получится плохим, и мы решили, что будет лучше во всех отношениях, если я туда слетаю и сам с ними поговорю.
— Звучит разумно, — сказала Лили.
— А как твое генеалогическое древо, которое ты выстраиваешь? — спросил Лукас. — Насколько я понял, у тебя там имеются сведения касательно всех семей сиу, живущих в Миннесоте. Что-нибудь удалось узнать про Блуберда и Желтую Руку?
— Я проверил Блуберда. Он практически последний представитель своей семьи. Многие Блуберды уехали на восток, женились на могавках и тому подобное. Имеется еще несколько, но немного, членов клана Желтой Руки в Кроу-Крик и Ниобрара. Они были миннесотскими индейцами, сейчас они вымирают. Я знаю Желтую Руку, с которым ты разговаривал, он почти не поддерживает отношения со своей родней. Типичный неудачник, пропащий парень.
— Больше ничего?
— Боюсь, что нет.
Харт посмотрел на часы.
— Мне пора на самолет.
— Когда вы будете знать? — спросила Лили. — Про фотографии?
— Примерно через пять минут после того, как сойду с самолета. Хотите, чтобы я позвонил вам сегодня?
— А ты сможешь? Я вернусь сюда и буду ждать твоего звонка, — сказал Лукас.
— И я тоже, — добавила женщина.
— Мы будем все знать примерно в половине восьмого, — заверил их индеец.
— И что теперь? — спросила Лили.
Они стояли на тротуаре, Харт уехал в аэропорт на полицейской машине.
Дэвенпорт взглянул на часы.
— Мне нужно съездить к дочери и что-нибудь поесть, — сказал он. — Давайте встретимся здесь в семь. Подождем звонка Ларри и решим, что будем делать завтра.
— Это зависит от того, что ему удастся узнать, — сказала Лили.
— Да, верно, — проговорил Лукас и принялся вертеть ключи на пальце. — Подвезти вас до отеля?
— Нет, спасибо, — улыбнувшись, ответила она. — Я с удовольствием прогуляюсь.
Сара ползала по ковру в гостиной, когда приехал Лукас. Он опустился на четвереньки, подметая галстуком пол, и принялся играть с ней. Сначала он отодвигался назад, и она, радостно лопоча, ползла к нему; затем, широко раскрыв глаза, принималась пятиться, и он делал вид, что пытается ее поймать.
— Это все выглядело бы намного симпатичнее, если бы у тебя сзади не было этой большой штуки, — заметила Дженнифер из кухни.
Лукас вытащил из заднего кармана пистолет и положил на столик с лампой.
— Господи, только не здесь, — возмутилась Дженнифер. — Она может встать и схватить его.
— Она еще не умеет ходить, — возразил Дэвенпорт.
— Скоро научится. Так что это дурная привычка.
— Хорошо, — ответил Лукас, сунул пистолет в кобуру и подхватил на руки дочь, которая с восторгом ждала возможности полетать.
Он подбрасывал ее на руках, одновременно направляясь в сторону кухни, и остановился в дверях.
— Что-то не так?
Дженнифер резала салат.
— Нет. Если только у тебя нет никаких проблем, — повернув к нему голову, ответила она.
— Я только что приехал, и у меня все в полном порядке, — сказал Лукас. — Но мне кажется, что ты немного напряжена.
— Вовсе нет. Просто я не хочу, чтобы по всему дому валялись пистолеты.
— Ясно, — проговорил он. — Идем, Сара, пора спать. К тому же у твоей мамы плохое настроение.
Лукас терпеливо молчал во время обеда, наблюдая за лицом подруги. Он видел, что с ней что-то происходит.
— Удалось что-нибудь узнать про убийцу из Нью-Йорка? — спросила, наконец, она.
Слухи о встрече полиции с представителями «Стар трибьюн» ходили во всех средствах массовой информации. Даниэлю удалось отбиться от полудюжины репортеров, но утечка была неизбежна. Дженнифер, которой позвонил ее бывший коллега с «ТВ-3», целый день разговаривала по телефону со своими сослуживцами и к тому моменту, когда Дэвенпорт приехал, знала почти все.
— Возможно. Я жду звонка в половине восьмого.
— Ты собираешься вернуться на работу?
— Да, к семи.
— Если тебе позвонит Кеннеди с нашей станции, ты сообщишь ему что-нибудь для десятичасовых новостей?
— Ему придется сначала договориться с Даниэлем, — ответил Лукас.
— А он там будет сегодня вечером?
— Нет, не думаю.
— А дамочка из Нью-Йорка?
«Вот в чем дело», — подумал Дэвенпорт и сказал:
— Она придет.
— Я слышала, что она потрясающая красотка, — сказала Дженнифер, подняла глаза от тарелки и посмотрела прямо на него.
— Она достаточно симпатичная, — заметил Лукас. — Немножко полновата, возможно… А что, у нас теперь будут проблемы насчет того, с кем я работаю?
— Нет.
Дженнифер снова опустила глаза в тарелку.
— Видишь ли…
— Ладно, — сказал Лукас и положил вилку. — Выкладывай.
— Один парень с нашей станции предложил мне встретиться.
— Кто?
— Марк Ситон.
— А что ты?
— Я ответила… что я ему перезвоню.
— Значит, хочешь пойти?
Дженнифер встала, взяла свою тарелку и отнесла в раковину.
— Думаю, да, — ответила она. — Кроме того, это ничего не значит. Марк хороший человек. И он хочет с кем-нибудь сходить на симфонический концерт.
— Так сходи, — пожав плечами, сказал Дэвенпорт.
Она искоса взглянула на него.
— Ты не против?
— Я против. Но я не стану тебе запрещать.
— Господи, это хуже, чем запрет, — сказала она и уперла кулак в бедро. — Ты пытаешься взывать к моей сознательности, Дэвенпорт.
— Послушай, если хочешь пойти, иди, — ответил Лукас. — Ты же знаешь, что я не поведу тебя на симфонический концерт. По крайней мере, не стану этого делать регулярно.
— Просто у тебя есть друзья и все, что ты делаешь: игры, рыбалка, полицейская работа… я и Сара. Ты встречаешься с разными людьми почти каждый день, я же никого не вижу, кроме своих коллег. И ты знаешь, как я люблю музыку…
— Так сходи на концерт, — повторил Лукас и ухмыльнулся. — Марка Ситона я перенесу. Он меня не беспокоит, — сказал он и наставил на нее палец. — Но я больше не хочу выслушивать глупости о женщине из Нью-Йорка. Она действительно очень симпатичная, а еще она замужем за каким-то солидным профессором и счастлива с ним. Ширсон вчера попытался к ней клеиться, так вот теперь он носит свои яйца в коробке для ланча.
— Ты слишком подробно возражаешь, — заметила Дженнифер.
— Ничего подобного. А ты ищешь повод…
— Давай не будем ссориться.
— Мы еще спим вместе? — спросил Лукас.
— Возможно, тебе повезет, — ответила Дженнифер. — Но немного романтики не повредило бы.
Когда Лили вошла в кабинет Дэвенпорта, он заметил над ее верхней губой узкую белую полоску. Они были одни в крошечном кабинетике, дверь которого была распахнута в темный коридор.
— Выпили стакан молока?
Она склонила голову набок.
— Вы еще и экстрасенс? В дополнение к сочинению игр и деньгам?
Он ухмыльнулся, протянул руку и провел указательным пальцем по ее губе.
— Нет. Просто тут остался небольшой след. Как у моей дочери.
— Как ее зовут? Вашу дочь?
— Сара.
— У нас Марк и Сэм, — сказала Лили. — Марку пятнадцать. Господи, невозможно поверить. Он уже учится в средней школе и играет в футбол. Сэму тринадцать.
— Вашему сыну пятнадцать? — переспросил Лукас. — Сколько же вам лет?
— Тридцать девять.
— Я думал, не больше тридцати четырех.
— О, какая галантность, — Лили рассмеялась. — А вам сколько?
— Сорок один.
— Сорок один. Ваша дочь начнет встречаться со всякими придурками в средней школе, а вы будете слишком старым и немощным, чтобы ей помешать.
— Я с нетерпением жду времени, когда стану немощным, — парировал Лукас. — Буду сидеть в роскошном кожаном кресле и читать стихи. Отправлюсь в свой загородный дом, устроюсь на веранде и стану наблюдать за закатом…
— С незастегнутой молнией на штанах и выставленным наружу хозяйством, потому что вам не хватит мозгов правильно одеться…
— О, ваша лесть впечатляет, — ответил Дэвенпорт и невольно рассмеялся.
— Просто вы слишком размечтались о том, как будете наслаждаться жизнью на старости лет, — мрачно заявила Лили.
Харт позвонил без четверти восемь из аэропорта Рэпид-Сити.
— Они его сразу узнали, — доложил он. — Его зовут Билл Худ. Сиу из Роузбада, но пару лет назад он женился на женщине чиппева. Живет в Миннесоте. Думаю, где-то в районе Красного озера.
— Что? — спросила Лили.
В кабинете не было параллельного аппарата, и она наблюдала за лицом Дэвенпорта.
Лукас кивнул ей и сказал в трубку:
— А как насчет остальных? Еще какие-нибудь имена удалось узнать?
— Да, они знают кое-кого. Во время той потасовки с байкерами они записали несколько фамилий. Я передам их Андерсону, пусть пропустит через компьютер.
— Что? — снова спросила Лили, когда Лукас повесил трубку.
— Вашего парня зовут Билл Худ. Предположительно он живет где-то около Красного озера.
— Где находится Красное озеро? — спросила она.
— Это резервация на севере.
— Вставайте. Нам нужно заехать в мой…
— Конечно. Предстоит еще много сделать. Сегодня мы начнем с наших контактов, попытаемся узнать наверняка, где он живет. Индейцы постоянно переезжают с места на место и оказываются то здесь, то в резервации. Мы ведь не знаем, может, он тут общался с Блубердом. А если нет, мы договоримся с ребятами на севере и только потом поедем туда. Если мы отправимся сегодня вечером, большую часть времени мы потратим на бессмысленные метания.
Лили встала, подбоченилась и наклонилась к нему.
— Почему здесь постоянно нужно ждать еще один день? Господи, в Нью-Йорке…
— Вы не в Нью-Йорке. Там, если вы хотите куда-то попасть, вы берете такси. Вам известно, на каком расстоянии отсюда находится Красное озеро?
— Нет.
— Примерно на таком же, как Вашингтон от Нью-Йорка. На такси туда не доберешься. Сегодня я сделаю несколько телефонных звонков, а завтра…
— Мы туда поедем.
Новое официальное название Шестой авеню, одной из главных улиц на Манхэттене.
Благотворительный католический фонд.
Битва при Геттисберге — сражение между юнионистами и конфедератами, произошедшее 1–3 июля 1863 г. в округе Адамс, штат Пенсильвания. Самое кровопролитное сражение в ходе Гражданской войны в США, считающееся переломной точкой в конфликте. Северянам удалось выдержать атаку армии Конфедерации и заставить их отступить.
Ли Роберт Эдвард (1807–1870) — американский военный, командующий армией Северной Виргинии и главнокомандующий армией Конфедерации.
Стюарт Джеймс Юэлл Браун (1833–1864) — американский военный, кавалерист, генерал-майор армии Конфедерации.
В классическом варианте банановый сплит состоит из очищенного банана, разрезанного вдоль, на который выкладываются шарики ванильного, шоколадного и клубничного мороженого; их поливают ананасовым и клубничным сиропами и шоколадным соусом. Затем сладкое блюдо посыпается орехами, украшается взбитыми сливками и мараскиновой коктейльной вишней. Банановый сплит подается обычно на продолговатой тарелке-лодочке.