Лили смотрела, как Лукас звонит Фелл, и наблюдала за его лицом, когда он назначал ей свидание. Лукас почти сразу же ушел, а она осталась стоять у окна с сумочкой в руках, глядя на улицу. Он остановил такси, посмотрел вверх, увидел Лили, указал на ее сумочку и помахал рукой.
А потом уехал.
Она прошлась по квартире, прикасаясь к разным вещам. Ее преследовало жуткое ощущение, что в ее жизни происходят серьезные перемены.
Кеннет? Нет. Но и представить себе, что это О'Делл, Лили не могла. Неужели он способен хладнокровно убрать одного из своих людей?..
Наконец она набрала номер телефона на яхте Кеннета.
— Лили, — сказал он, взяв трубку.
Польщенная, она спросила:
— А как ты догадался, что это я?
— Я подумал: может быть, это любовь, — ответил он. — Ты чувствуешь себя одиноко?
— Ты читаешь мои мысли.
— Река сегодня очень красивая…
Река спокойно несла воды, пахло тиной, нефтью и солью. Фал позвякивал об алюминиевые мачты. Ночной шквал ушел вдоль побережья на северо-восток, и далеко за огнями Манхэттена они видели в небе вспышки молний.
Когда Лили и Кеннет занимались любовью, для нее наступил момент полной ясности. Она слышала печальную песню группы «Crash Test Dummies» — звуки доносились с соседней яхты, приглушенные бесконечным шумом набегающих волн.
Позднее, в кубрике, Кеннет тихо сказал:
— Господи, я сижу здесь и порю чепуху, а ты устроилась напротив и плачешь. — Он осторожно вытер ей щеки. — Что с тобой?
— Я просто смотрела на реку и думала, какая красота кругом и как здесь чудесно. А потом вспомнила о Уолте — он никогда больше этого не увидит.
— Петти?
— Да. Будь оно все проклято.
— Этот парень притягивал тебя к себе, моя дорогая, — сказал Кеннет, стараясь, чтобы его голос прозвучал небрежно: он хотел разговорить Лили.
— А ты знаешь почему? — спросила она, принимая его приглашение.
— И почему же?
— Потому что мы были очень жестоки к нему. Мы, девочки-школьницы. Лукас заставил меня вспомнить прошлое…
— Мне трудно представить тебя жестокой, — заметил Кеннет.
— Тогда я об этом не думала. Проблема в том, что Уолт всегда был готов мне помочь. И неизменно делал это с радостью. А когда мы учились в школе — и даже потом, уже в те времена, когда я работала в полиции, — мы отвечали ему насмешками, дразнили за неумение одеваться, потешались над манерами, над авторучками, которые он всегда носил с собой. Мы превращали его в клоуна, а он им не был. Но всякий раз, когда он пытался быть серьезным, мы ему не позволяли. Мы причиняли Уолту боль. Вот о чем я сейчас думала — как девочки обижали его в старших классах и про несчастный взгляд, который появлялся на его лице, когда он пытался что-то сделать, отыскать контакт, а над ним смеялись. Он не понимал… О господи…
Она неожиданно разрыдалась, и Кеннет принялся беспомощно поглаживать ее по спине.
— Боже мой, Лили…
Немного успокоившись, она сказала:
— Ты католик. Ты веришь в знамения? В Деву Марию, в ее беседу с пастухами?
— Я бы хотел увидеть это своими глазами, — сухо произнес Кеннет.
— Дело в том, что я постоянно вижу Петти… — Она рассмеялась коротким печальным смешком и толкнула Кеннета в бок. — Нет, нет и нет, он не летает по моей спальне. Передо мной возникает его образ…
— Ничего себе!
— И картина получается такой четкой. Уолт бежит по улице, его напомаженные волосы тщательно приглажены, но уши все равно торчат… Господи! Уолт был единственным человеком, который меня любил и ничего не хотел в ответ. Ни секса, ни детей, ни одолжений; для счастья ему было достаточно просто находиться рядом.
Кеннет не нашел что ответить. Они молча сидели, поджав ноги, и смотрели на темную реку. Через какое-то время Лили снова заплакала.