Прикрыв глаза, Дэвенпорт в легкой полудреме лежал на крыше собственного дома. Он выложил крышу одним слоем черепицы из зеленого стеклопластика и не собирался крыть ее по второму разу. Лопатками Лукас чувствовал тепло крыши, легкий ветерок шевелил черные волоски на его руках. Влажный воздух был насыщен запахом приближающейся грозы, на западе тут и там возникали серо-розовые вспышки молний.
Лежа с закрытыми глазами, Лукас слышал, как по улице шлепают кроссовки любителей вечерних пробежек, грохочут ролики, вопят радиоприемники в проезжающих машинах. Если бы он открыл глаза и посмотрел в небо прямо над собой, то увидел бы орла, оседлавшего теплый воздушный поток над крутым берегом. Внизу, под утесами, его глазам предстала бы Миссисипи, похожая на толстую коричневую змею, свернувшуюся на солнышке. В грязной воде подпрыгивал буй цвета кетчупа, который направлял лодочное движение в сторону шлюза Форд.
Все казалось прекрасным, как будто здесь, на крыше, время остановилось.
Когда у тротуара припарковалось такси, Лукас подумал о нем, но не стал смотреть, кто приехал. Никто из его знакомых не мог явиться к нему в гости без предупреждения. Такой стала теперь его жизнь: никаких сюрпризов.
Хлопнула дверца машины, и высокие каблучки застучали по тротуару.
Лили.
Она ходила не так, как местные. Возможно, как полицейский или просто жительница Нью-Йорка. Как человек, который прекрасно знаком с потрескавшимся асфальтом и собачьим дерьмом и внимательно смотрит, куда ставит ноги. Лукас лежал не шевелясь, с закрытыми глазами.
— Что ты делаешь там, наверху?
У нее был точно такой же, как он запомнил, голос, чуть низкий для женщины, со старательно контролируемыми бруклинскими интонациями.
— Охраняю свою собственность.
На его лице появилась улыбка.
— Ты меня чуть не обманул, — возмутилась Лили. — У тебя такой вид, будто ты спишь.
— Я отдыхаю между приступами бешеной активности, — сказал Лукас, сел, открыл глаза и посмотрел на нее.
Он заметил, что она похудела. Лицо казалось уже, его черты стали более резкими. А еще она подстригла волосы: прежде они были длинными, до плеч. Теперь она носила короткую прическу, не такую, как у панков, а асимметричную, с выстриженными почти до самой кожи участками около ушей. Необычно и сексуально.
Ее волосы изменились, а вот улыбка — нет. И зубы остались такими же жемчужно-белыми на фоне оливковой кожи.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он.
— Даже не начинай, Лукас. Мне и без тебя хватает проблем, — ответила она, но не сдержала улыбку, и один из верхних резцов зацепился за нижнюю губу. — Это деловая командировка.
— Вот как…
Беккер. Газеты только о нем и трубят. Шесть человек убито. Трупы без век. Множество различных повреждений, но тела не изуродованы. Беккер делал все очень профессионально, как и положено дипломированному патологоанатому. Он писал статьи о совершенных убийствах — странные, извращенные, квазинаучные рассуждения о своих умирающих жертвах и о том, что происходило с ними перед самой смертью, а потом отсылал заметки в научные журналы.
— Ты занимаешься этим делом?
— Нет, но я… имею к нему отношение, — ответила она.
Лили смотрела на него с комичной беспомощностью, с какой стоящий на земле смотрит на человека, сидящего на крыше.
— Я себе шею сверну. Спускайся.
— А как же моя собственность? — чтобы подразнить ее, спросил Дэвенпорт.
— Ну ее к черту, — ответила Лили.
Лукас медленно спустился по лестнице, понимая, что делает это сознательно. «Пять лет назад я бы просто сбежал вниз… Проклятье, да еще три года назад… Я старею. Скоро сорок пять. Пятьдесят за горизонтом, но тень уже маячит».
Он делал растяжки, занимался тяжелой работой, колотил грушу до тех пор, пока не начинали болеть руки. В атлетическом клубе потел у тренажеров «Наутилус» три раза в неделю и пытался плавать в те дни, когда не ходил в спортивный зал. Сорок четыре, скоро сорок пять. В волосах появилась седина, а вертикальные морщины на переносице никуда не исчезают по утрам.
Глядя на Лили, он заметил, что два прошедших года оставили и на ней свой след. Она выглядела жестче, словно пережила сильное потрясение. А еще Дэвенпорт видел, что она страдала — в глазах сохранялась осторожность.
— Давай зайдем внутрь, — предложил он, наклонившись, чтобы она поцеловала его в щеку.
Ему не пришлось нагибаться слишком сильно: Лили была примерно одного с ним роста. «Шанель № 5», точно далекий ветерок, принес аромат деревенских цветов. Он взял ее за руку.
— Господи, ты прекрасно выглядишь. И пахнешь здорово. Почему ты не звонила?
— А ты?
— Хм, конечно…
Он провел ее через главную дверь на кухню, которая два года назад пострадала от пожара и пуль. Над этим делом они с Лили работали вместе. Лукас покрасил здесь стены и установил новую дверь.
— Ты похудела, — сказал он по пути на кухню, пытаясь найти какую-нибудь личную тему для разговора.
— На двенадцать фунтов, согласно показаниям весов сегодня утром, — ответила она, бросила сумочку на стойку для завтрака и огляделась по сторонам. — Тут мило. — Она подтащила к себе табурет и села. — Я умираю, так хочу есть.
— У меня есть две бутылки холодного пива, — сообщил Лукас, заглянув в холодильник. — И я готов разделить с тобой сэндвич с ростбифом и салатом, без майонеза.
— Минутку, — отмахнулась от него Лили.
Дэвенпорт закрыл дверцу холодильника и прислонился к нему, глядя, как она достает из сумочки маленький коричневый блокнот на спирали. Шевеля губами, Лили произвела быстрые подсчеты.
— Еда в самолете вряд ли содержала много калорий, — сказала она скорее самой себе, чем Лукасу.
— Совсем немного, — согласился он.
— Пиво светлое?
— Нет… но, проклятье, у нас же праздник.
— Точно.
Она с невероятно серьезным видом записывала калории в свой блокнотик, и Дэвенпорт изо всех сил старался не рассмеяться.
— Ты сдерживаешь смех, — заявила она, неожиданно подняв голову и поймав его на этом.
У нее были золотые сережки-кольца, и когда она наклоняла голову набок, золото легкими прикосновениями ласкало оливковую кожу.
— И у меня получается, — сказал Лукас.
Он попытался ухмыльнуться, но вдруг понял, что ему трудно дышать; свисающие из ушей серьги гипнотизировали его, точно в магическом шоу.
— Господи, я ненавижу людей с ускоренным метаболизмом, — проворчала Лили и снова вернулась к своему блокнотику, не заметив, что Лукас задыхается.
Или заметив?
— Ускоренный метаболизм — это ерунда, — сказал Лукас. — Я читал в «Таймс».
— Еще один знак упадка: там пишут очевидную чушь, — проговорила Лили, сунула блокнотик обратно в сумку, отставила ее в сторону, положила ногу на ногу и обхватила руками колено. — Ладно, пиво и половинку сэндвича.
Сидя напротив друг друга за стойкой, они ели, говорили о пустяках, изучали друг друга. Дэвенпорт ушел из полиции и скучал по своей работе. Лили поднялась по служебной лестнице, больше не выезжала на места преступлений и занималась политическими вопросами вместе с заместителем начальника полиции.
— Как Дженнифер и Сара? — спросила она.
Лукас покачал головой, доедая свою половину сэндвича.
— У нас с Джен все закончилось. Мы попытались, но ничего не получилось. Слишком много плохого в прошлом. Мы остались друзьями. Она встречается с одним парнем с телестанции, где работает. Может быть, они поженятся.
— Хороший парень?
— Наверное, — ответил Лукас.
Но он невольно покачал головой, когда произносил эти слова.
Лили уловила его тон.
— Ты думаешь, что он придурок?
— Проклятье… Нет. Ну, не совсем.
Дэвенпорт прикончил сэндвич, подошел к раковине, вылил на ладонь «Айвори ликвид», включил воду и смыл следы оливкового масла. У него были большие и сильные руки, как у боксера.
— Он хорошо относится к Саре, к тому же у него есть свой ребенок, примерно на семь месяцев старше Сары. Они ведут себя…
— Как семья, — закончила за него Лили.
Лукас отвернулся и стряхнул воду с рук, а она быстро проговорила:
— Извини.
— Да в общем… какого черта, — сказал Лукас. Он вернулся к холодильнику, достал оттуда еще одну бутылку «Лейненкугеля» и открутил крышку. — На самом деле я совсем неплохо себя чувствовал, когда понял, что все закончилось. Я зарабатываю кое-какие деньги, путешествую, смотрю на мир. Пару недель назад побывал в Литл-Бигхорне. Потрясающее впечатление. Ты стоишь перед памятником Кастеру и представляешь себе это провальное сражение.[3]
— Правда?
Он выжидал, когда она скажет, зачем приехала в Города-близнецы. Но Лили оказалась терпеливее, и наконец он сам спросил:
— Почему ты здесь?
Она слизнула крошку жареного мяса с уголка рта, ловко поймав ее длинным языком, а затем ответила:
— Я хочу, чтобы ты поехал в Нью-Йорк.
— Из-за Беккера? — скептически спросил он. — Ерунда это. Вы, ребята, и сами можете справиться с ним. А будь я нью-йоркским копом, мне бы очень не понравилось, если бы ко мне явился кто-нибудь со стороны. Да еще парень из маленького городка.
Она кивала, пока он говорил.
— Да, мы можем найти Беккера. У нас говорили самые разные вещи: что мы поймаем его через неделю, через десять дней… Но прошло шесть недель, Лукас. Мы его, конечно, возьмем, но политики начали терять терпение.
— И тем не менее…
— Было бы неплохо, если бы ты взял на себя средства массовой информации. У тебя хорошо получается общение с репортерами. Мы хотим, чтобы ты им сказал, что мы делаем все возможное и вызвали полицейского, который поймал его в первый раз. Тебе нужно подчеркнуть, что мы не сидим на месте. Наши ребята это поймут и оценят — они будут знать, что мы пытаемся снять напряжение.
— И все? Трюк из области связей с общественностью?
Дэвенпорт поморщился и покачал головой. Он не желал иметь никаких дел с репортерами. Ему отчаянно хотелось схватить кого-нибудь за глотку.
— Нет-нет. Ты примешь участие в расследовании, — сказала Лили. Она доела свой сэндвич и растопырила пальцы в поисках салфетки. Лукас протянул ей бумажное полотенце. — Будешь работать на улицах города вместе с остальными. Со всеми полномочиями, высший приоритет и так далее. Я действительно ценю твои способности.
Дэвенпорт уловил что-то в ее голосе.
— Но?
— Но если отставить все это в сторону, есть кое-что еще.
Он рассмеялся.
— Третий уровень? Уровень Лили Ротенберг? Чем ты занимаешься?
— Дело в том, что у нас серьезные проблемы. Даже хуже, чем Беккер, если такое можно себе представить.
Лили помедлила, потом пристально посмотрела на Лукаса, и он почувствовал ее напряжение. Она скатала кусочек бумажного полотенца в шарик и, не вставая, швырнула в мусорное ведро.
— Это должно остаться между нами.
Лукас раздраженно отмахнулся от ее слов, словно от назойливой мухи. Она кивнула, соскользнула с табурета, обошла кухню по кругу, взяла эмалированную кофейную чашку, повертела в руках и поставила назад.
— Мы расследуем тринадцать убийств, — сказала она наконец. — Беккер не имеет к ним никакого отношения. Там действует кто-то другой. Они все… совершены целенаправленно. По крайней мере, так кажется. Из этих тринадцати жертв — тринадцати, о которых мы знаем наверняка, но мы полагаем, что их больше, около сорока, — десять были настоящими преступниками. Двое из них довольно крупные деятели: оптовик картеля «Кали» и известный представитель мафии. Остальные восемь — разная мелкая рыбешка.
— Номер одиннадцать?
— Адвокат, — ответила Лили. — Защищал многих крупных наркодилеров. Он был хорошим юристом и сумел вернуть на улицы города достаточно тех, кому там находиться не следовало. Но большинство считали, что он работает честно.
— При таком роде деятельности трудно оставаться незапятнанным, — заметил Лукас.
— Но мы уверены, что он был честным человеком. Расследование не выявило ничего такого, что заставило бы нас поменять точку зрения. Совместно с федеральной и городской налоговой службой мы тщательно изучили его банковские счета и ничего не обнаружили. В самом деле, ему не было никакой необходимости преступать закон, он зарабатывал такие деньги, что больше просто не нужно. Три миллиона баксов за не самый удачный год.
— Хорошо. Кто был двенадцатым?
— Номер двенадцать — профессиональный черный… представитель. Лидер общины, крикун, демагог, как хочешь, так и называй. Но он не был негодяем. Всего лишь местный политик, который пытался подняться повыше. Его застрелили из проезжающей машины, предположительно пара мелких гангстеров. Но все это выглядело не в стиле таких ребятишек: хорошее оружие, угнанная машина.
— Тринадцатый?
— Коп.
— Сошедший с прямой дороги?
— Нет. Он расследовал возможность того, что внутри полицейского департамента, точнее, в отделе сбора данных работает группа преступников и именно они и убивают людей.
Несколько мгновений Дэвенпорт обдумывал услышанное.
— Проклятье, — произнес он наконец. — Значит, они убили тринадцать человек, а возможно, и сорок?
— Коп, которого убили, — его звали Уолтер Петти, — уверенно утверждал, что их было двенадцать. Он тринадцатый. Мы так думаем. Но он предполагал, что жертв может быть тридцать или даже больше сорока.
— Боже праведный. — Дэвенпорт задумчиво потеребил губу. Он отвернулся от своей гостьи и невидящим взглядом уставился на микроволновку. — Сорок? Вы должны были об этом узнать…
— Не обязательно, — проговорила Лили, качая головой.
Короткие волосы взлетели над ушами, как в телевизионной рекламе. Лукас хотел улыбнуться, но сдержался. Она ведь сказала, что приехала по делу.
— Прежде всего, — продолжила Лили, — их убивали на протяжении длительного периода времени — лет пять. И, учитывая, чем большинство из них занимались, их смерть ни для кого не стала неожиданностью. Разве что организованной более профессионально. Именно это бросается в глаза, когда становится понятно, что имеешь дело с определенной схемой, — квалифицированное исполнение. Бабах — и они мертвы. Никогда рядом не оказывается полиции, более того, один или два раза жертв заманили в ловушку. Ни разу не нашлось нормальных свидетелей. Пути отхода заранее спланированы. Никакого ущерба, никаких следов вроде растоптанных грибов и всего такого.
— Значит, у вас есть схема: мелких преступников убивают серьезные стрелки, — уточнил Дэвенпорт.
— Именно. Возьмем для примера парня, которого я встречала много лет назад, когда только-только перестала патрулировать улицы. Его звали Арвин Дэвис. — Она подняла глаза к потолку и облизала губы, вспоминая старое дело. — Когда его убили, ему было сорок два. Наркоман, пьяница и драчун, с двенадцати лет имел около двадцати приводов, и еще столько же раз его арестовывали за разные вещи. Мелочовка: уличный грабеж, кражи со взломом, угон машин, мошенничество, хранение наркотиков. Он засовывал нос в «ангельскую пыль» и избивал свои жертвы. Убил человека пять или шесть лет назад, но это не смогли доказать. Провел в тюрьме в общей сложности двадцать лет, но сроки были короткими. Выйдя в последний раз, он совершил пару ограблений на улице, а после этого кто-то его прикончил. Ему дважды выстрелили в сердце и один раз в голову. Третий выстрел, контрольный, сделали, когда он уже упал. Убийца просто ушел, — закончила Лили и снова забралась на табурет, стоящий у стойки.
— Профи, — заметил Лукас.
— Да. Какой-то особой причины, по которой профессионал захотел бы ликвидировать Арвина Дэвиса, не было. Он ничего такого собой не представлял. Но тот, кто его убил, навсегда убрал с улиц города настоящего мерзавца, совершавшего сорок или пятьдесят гнусных преступлений в год.
— И все остальные убийства похожи на это?
— Именно. Техника разная, но все они отлично подготовлены с профессиональной точки зрения.
Дэвенпорт кивнул, пристально глядя на Лили.
— Это все очень интересно, только непонятно, при чем тут я.
Она посмотрела прямо на него.
— Кое-кто из отдела сбора информации обратил внимание на систему, и они занервничали. На все жертвы, или называй их как хочешь, были заведены солидные досье. Получалось, будто их по этим делам и выбирали. Как только ребята доложили о своем открытии, была назначена группа из шести старших офицеров, в задачу которых входило разобраться в этом. Петти привлекли к этому делу для выполнения черновой работы.
— Он был мелкой сошкой, или как вы называете таких? — перебил ее Лукас.
Она покачала головой.
— Большую часть своей карьеры он выезжал на места преступлений, потом стал специалистом по компьютерам. Официально он занимал должность помощника детектива. А в этом деле отчитывался действующей группе, которую возглавляет мой босс, Джон О'Делл. Он у нас главный.
— Значит, никаких прошлых обид на деятельность отдела внутренних расследований, — заметил Дэвенпорт.
— Нет. А перед тем как его застрелили, в деле возникла одна странность… — Лили в задумчивости положила руку на макушку, словно решила себя погладить. — Черного крикуна, который был убит, звали Уэйтсом. Его дело еще открыто, и наши ребята им занимаются. Уолт получал все отчеты, имеющие отношение к неоконченным расследованиям. Он обнаружил доклад, где говорилось, что предположительно свидетель убийства Уэйтса узнал в одном из стрелявших полицейского. Имя свидетеля Корнелл, фамилия, возможно, Рид. Проблема в том, что, когда Уолт отправился к нему, оказалось, что Корнелл Рид исчез. Мы думаем, он уехал из города. Но Петти как-то сумел его найти. Он попытался связаться с нами ближе к вечеру, зашел в офис, а когда у него ничего не вышло, оставил сообщение на голосовой почте. Сказал, что знает, куда отправился свидетель.
— Куда?
— Мы не знаем. А вечером Уолта убили.
— Господи… Кто-то прослушал голосовую почту?
— Маловероятно, — возразила Лили. — Сообщение закодировано. К тому же убийство было слишком хорошо спланировано. Явно организовано заранее. По всей видимости, то, что Петти нашел свидетеля, лишь послужило дополнительным толчком.
— Хм. А как насчет файлов Петти? Какие-то заметки остались?
— В офисе ничего, но он не держал там никаких записей, поскольку дело весьма щекотливое, — ответила Лили. — По большей части он работал на дому. И тут возникло новое обстоятельство: кто-то проник в его квартиру раньше нас. Исчезли все компьютерные диски, а с внутреннего — кажется, он называется жестким — стерта вся информация. Я не знаю, как это делается, но восстановить ничего не удалось.
— Еще один компьютерщик?
— Не обязательно. В том, что они сделали, нет ничего особенного. С этой задачей нетрудно справиться при помощи двух-трех коротких команд. Что-нибудь вроде «отформатировать». Похоже на правду?
— Да. Петти наверняка успел с кем-то поговорить о том, что получил важную информацию. И его вовсе не случайно застрелили в тот самый вечер. Кому он мог рассказать о свидетеле? — спросил Дэвенпорт.
— Мы не знаем, — ответила Лили. — Но нам известно, что он заходил в офис и искал нас. Мы с О'Деллом провели довольно много времени, разъезжая по городу и задавая вопросы. Тем вечером мы разговаривали с ребятами, занимающимися одним из дел. Уолт не пытался дозвониться к нам в машину — водитель ждал в ней, но никто не позвонил. Возможно, когда Уолт зашел на работу, он натолкнулся в коридоре на кого-то из нашей следственной бригады. Он ведь не стал бы разговаривать на эту тему ни с кем другим.
— Получается, что Петти случайно столкнулся с человеком из группы, а тот проболтался.
Лили нахмурилась.
— Видишь ли, убийство произошло слишком быстро для случайной утечки. Тот, кто передал эти сведения преступной группе, сделал это напрямую. По телефону. Иными словами, информатор знает убийц. Возможно, даже является их главарем.
— Сукин сын! Но если вам известно, что это один из шестерых членов следственной бригады…
Улыбнувшись, Лили покачала головой.
— Все не так просто. Во-первых, каждый из шестерых перед кем-то отчитывается, во-вторых, у каждого есть помощники и некоторым из них известно, чем занимается группа.
— Не похоже на тайную операцию, — заметил Лукас.
— Примерно человек пятнадцать знают все детали и еще двадцать пять представляют проблему в общих чертах, — сказала Лили. — Для нашего департамента это очень высокая степень секретности… но ты же понимаешь, в каком мы оказались положении. Если кто-то из сотрудников сообщил убийцам то, что выяснил Уолт, значит, им известно все. Мы парализованы. Рабочая группа назначила нового старшего следователя, капитана из другого подразделения, но он ничего не делает. Его задача — прикрыть нас в случае, если произойдет утечка. Ну, знаешь, чтобы мы могли сказать, что расследуем дело под руководством старшего офицера.
— И ты хочешь, чтобы этим занялся я? — спросил Дэвенпорт.
Лили кивнула.
— Мы обсудили это с моим боссом. Нам нужно, чтобы расследование было проведено секретно. Никто ничего не будет знать, только мы двое. Другого пути нет. А благодаря Беккеру для тебя появляется идеальное прикрытие. Эти чертовы средства массовой информации на нем свихнулись — и телевидение, и «Пост», и «Ньюс». Доктор Смерть и все такое прочее. Невозможно сесть в такси, чтобы не услышать по радио передачу о нем. Поэтому мы привезем тебя, полицейского, который поймал его в первый раз, в качестве консультанта. Но пока ты будешь искать Беккера, мы сведем тебя с парой людей, заинтересовавших Уолта.
— Хм… — Дэвенпорт надолго задумался, затем поднял голову. — Тот парень, которого застрелили… Ты называешь его Уолтом, как будто он не обычная жертва. Я должен что-то знать?
Лили смотрела на его лицо, но избегала встречаться взглядом. Неожиданно ее собственные глаза стали какими-то пустыми, лишенными выражения, как будто перед ее мысленным взором появилось чье-то другое лицо.
— Уолт был моим самым старым другом, — проговорила она.
А потом рассказала Лукасу свой сон.
Сон впервые приснился ей в ту ночь, когда убили Петти; он начался не с картинки, а с запаха озона, как будто где-то горели электрические провода. Затем Лили увидела себя, окутанную постепенно рассеивающейся дымкой. Она сидела на простой мраморной скамье, какие часто ставят на кладбищах, а на коленях у нее лежало окровавленное, простреленное тело Петти. Очень похоже на пьету.[4] Она вообще ничего не делала, просто сидела и смотрела на его лицо. Во сне лицо находилось на переднем плане, как будто камера медленно приближалась и в последний момент выхватила не божественное умиротворение, а лицо, изрешеченное высокоскоростными пулями, и желтые зубы, скользкие от крови.
Нелепая картина, но она возвращалась ночь за ночью.
Причем ничего такого не происходило в тот вечер, когда застрелили Петти.
Ей позвонила ничего не понимающая, растерянная мать Петти, которой был семьдесят один год. Она сказала, что убили ее единственного ребенка, и в ее голосе прозвучала древняя боль. Уолт мертв. Мертв… Лили мысленно представила себе, как пожилая женщина стоит, склонившись над черным телефоном: ее тело дрожит, в морщинистой руке зажат платок, у нее за спиной на телевизоре лежат салфеточки, на стене изображение Христа. Лили даже уловила запах капусты и ржаного хлеба.
Пожилая женщина сказала, что Лили должна поехать в Беллвью, чтобы опознать Уолта. «Рядом с вами есть полицейский?» — спросила Лили. «Да, есть. И отец Гомес. А еще едет мэр».
Лили поговорила с копом, попросила его позаботиться о Глории Петти, жене полицейского и матери полицейского. Последней, кто остался в живых в их семье. Затем, дрожа от страха и горя, поехала в Беллвью.
Там тоже не было никакой пьеты.
Всего лишь тело на залитой кровью каталке, восковое, мертвое, недавно привезенное с места убийства. Труп был завернут в несколько слоев пластика, словно кусок говядины, приготовленный для транспортировки. Профессиональным взглядом Лили заметила, что одна из пуль разорвала щеку, выставив на всеобщее обозрение зубы, — так будет выглядеть голый череп Петти. А еще она подумала о его наивной, счастливой улыбке. Улыбке, которая появлялась всякий раз, когда он видел Лили и радовался тому, что она рядом.
Она вспомнила день из их общего бруклинского детства. Им было лет по семь или по восемь. Поздняя осень, голубое небо, прохладный воздух, напоминание о приближающемся Дне всех святых. В их квартале росли тополя, листья которых постепенно становились красными. Лили болела и не ходила в школу, но мама разрешила ей вечером посидеть на крылечке.
Она увидела, как по улице мчится Уолт. Над головой он держал листок бумаги, трепещущий на ветру, а в глазах у него плескалась радость. Ее диктант, написанный накануне. Отличная оценка. Для Лили обычное дело, но Уолтер так искренне радовался за нее… Улыбка, светлые волосы, смазанные вазелином…
И вот чем все закончилось — окровавленными зубами.
— Это Уолтер Петти, — сказала она помощнику патологоанатома.
Возвратившись домой и переодеваясь, перед тем как ехать к матери Петти, Лили вспомнила про свой школьный ежегодник. Она сходила в гостиную, вытащила из встроенного шкафа коробку и нашла целых три снимка. Фотография Уолта в старшем классе: вечно взлохмаченные волосы, худое лицо, слегка ошеломленная улыбка.
Лили не выдержала и разрыдалась. Ее тело сотрясалось от спазмов, и она никак не могла остановиться. Ничего подобного с ней еще никогда не случалось. Наконец буря чувств утихла, оставив ее в тупом изнеможении. Она с трудом закончила одеваться и шагнула к двери.
И почувствовала запах Петти — Петти, лежащего в морге; ей в нос ударила вонь крови и мертвого тела. Она бегом вернулась в ванную комнату и принялась мыть лицо и руки, снова и снова.
Глубокой ночью, после душераздирающей встречи с Глорией Петти, Лили попыталась заснуть хотя бы на пару часов, и ей приснилось, как она сидит на мраморной скамье, у нее на коленях лежит растерзанное, изрешеченное пулями тело Уолтера Петти и из его разорванной щеки скалятся окровавленные зубы…
Петти умер.
— Господи. — Дэвенпорт не сводил с нее глаз. — Я не знал, что у тебя…
— Что? — Она попыталась улыбнуться. — Что я могу так глубоко чувствовать?
— Что у тебя были отношения, которые уходят так далеко в прошлое. Ты же знаешь про меня и Эллу Крюгер…
— Монахиню? Да, знаю. Как бы ты поступил, если бы кто-нибудь ее убил?
— Нашел бы того, кто это сделал, и расправился с ним, — тихо проговорил Лукас.
— Вот этого я и хочу, — кивнула Лили и посмотрела на него в упор.
День близился к вечеру, и солнце приобрело красный оттенок, затем стало зловеще-оранжевым. В воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая далекими раскатами грома. Приближалась гроза, та самая, что Дэвенпорт видел с крыши. Когда Лили только появилась, он сказал: «Ты выглядишь потрясающе». Она охладила его, коротко бросив: «Даже не начинай, Лукас». Но между ними возникло скрытое напряжение, и сейчас оно вырвалось на волю и последовало за ними, когда они перешли из кухни в гостиную.
Лили присела на диван, плотно соединив колени, порылась в сумочке, нашла упаковку мятных конфет «Сертс», высыпала пару штук на ладонь и отправила в рот.
— Ты кое-что изменил, — заметила она, оглядываясь по сторонам.
— Тень Любви все тут разгромил, — сказал Лукас, опустился на самый край кожаного кресла и наклонился к ней. — Кое-где пострадала проводка, пришлось заменить пол. Да еще штукатурка. Он стрелял из проклятого AR-пятнадцать и устроил настоящее побоище.
Лили отвернулась.
— Уолта убили из такого же оружия. AR-пятнадцать. В него выпустили всю обойму. Части тела разбросало по всему кварталу.
— Господи… — Не зная, что сказать, Лукас предпочел сменить тему. — А ты как? В порядке?
— Конечно, — ответила она и замолчала.
— В прошлый раз, когда я тебя видел, ты так мучилась угрызениями совести из-за мужа и детей…
— Все по-прежнему. Я имею в виду угрызения совести. Иногда становится так плохо, что меня начинает тошнить, — призналась Лили.
— Ты видишься с сыновьями?
— Не слишком часто, — грустно ответила она, отвернувшись. — Я пыталась, но всем от этого только хуже. Дэвид постоянно… Он ведет себя высокомерно. А мальчики винят меня за то, что я ушла.
— Ты хочешь вернуться?
Она покачала головой:
— Я его не люблю. И даже не испытываю к нему симпатии. Я смотрю на него, и все слова, которые он произносит, кажутся пустыми. Это странно, потому что раньше я считала его умным. Мы ходили на вечеринки, и он рассуждал про постъюнгианские теории расизма и классовой борьбы, а разные придурки стояли вокруг него и дружно кивали, словно собирали яблоки. А потом я шла на работу и видела отчет о том, что какой-то двенадцатилетний мальчишка застрелил собственную мать, потому что она не давала ему продать телевизор и купить крэк. Затем я возвращалась домой — и опять это пустословие. Я больше не могла его слушать. Как можно жить с человеком, которого ты не можешь слушать?
— Да, трудно, — проговорил Лукас. — А работа в полиции только делает все сложнее. Думаю, именно по этой причине я так много времени проводил с Дженнифер. Она была профессиональным мастером обмана и отлично знала, что почем. Она хорошо изучила улицы.
— Вот-вот…
— Так как же ты живешь теперь? — спросил он снова.
Лили неуверенно посмотрела на него, не то чтобы нервно, но с какой-то тревогой.
— Я не хотела сейчас об этом говорить… Сначала мне нужно заручиться твоим согласием. Ты поможешь нам?
— Кто-то новый? — спросил он так, будто это не имело значения.
— Ты поедешь со мной?
— Может быть. Значит, у тебя кто-то есть.
— В некотором смысле.
— В некотором смысле? Что это значит?
Лукас вскочил с кресла и прошелся по комнате. Он думал, что не злится, но выглядел раздраженным. Он включил телевизор и тут же его выключил, услышав, как кто-то вопит резким голосом: «Бей, Кирби-и-и!»
— Что значит «в некотором смысле»? Одна нога всегда должна стоять на полу? Ничего ниже пояса?
Лили рассмеялась:
— Ты меня развеселил, Дэвенпорт. Это просто глупо.
— Итак?
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Серый грозовой фронт, расцвеченный розовыми сполохами, приближался к реке.
Лили пожала плечами и тоже посмотрела в окно.
— Да, я встречаюсь с одним человеком. Мы не начали искать квартиру, где могли бы поселиться вместе, но такой вариант витал в воздухе.
— Что же произошло?
— У него случился сердечный приступ.
Лукас минуту смотрел на нее, а потом сказал:
— И почему меня это не удивляет?
Она вымученно улыбнулась.
— На самом деле это совсем не смешно. Я боюсь. Он в ужасном состоянии.
— Полицейский?
— Да. — Улыбка погасла. — В чем-то он похож на тебя. Не в физическом смысле — он высокий, худощавый и седой. Но он работает… работал в отделе сбора информации и любит улицы. Он пишет для «Таймс» статьи о криминальной жизни города. У него самая лучшая сеть осведомителей в Нью-Йорке. А еще ему нравятся… ммм…
Она пыталась подобрать правильные слова.
— Темноволосые замужние женщины? — предположил Дэвенпорт, придвинувшись к ней.
— В общем, да, — не стала спорить она, и смущенная улыбка вернулась. — Но дело в том, что он любит… любил драки. Как ты. А теперь он не может пройти и дюжины шагов, чтобы не остановиться и отдышаться.
— Боже праведный! — Лукас провел рукой по волосам. Ему нередко снились кошмары о том, что он стал инвалидом. — А каковы прогнозы?
— Не слишком благоприятные. — В глазах Лили блеснули слезы, но она улыбнулась. — Вот черт. Я совсем не хочу плакать.
Она вытерла слезы костяшками пальцев.
— Это его третий приступ. Первый случился пять лет назад. Тогда все было очень плохо. Второй был через пару месяцев после первого и оказался не таким сильным. Реабилитация шла успешно, мой друг почти поправился, начал работать. И тогда произошел третий приступ, самый тяжелый. Сердечная мышца сильно пострадала. Но он не желает оставлять службу. Доктора говорили ему, что он должен в течение года заниматься дозированными физическими упражнениями, не перетруждаться и избегать стрессов. Он не стал их слушать. И мне кажется, что он продолжает потихоньку курить. Я чувствую запах на его одежде и в волосах.
— Значит, он умрет.
— Скорее всего.
— Это не так плохо, — проговорил Лукас, откинувшись на спинку кресла и глядя на нее. Его голос прозвучал ровно и сдержанно. — Какого черта? Делай, что тебе хочется, а если суждено умереть, так тому и быть.
— Ты бы вел себя именно так?
— Надеюсь, — ответил он.
— Мужчины просто идиоты, — заявила Лили.
— И чем вы заменяете секс? — спросил Дэвенпорт после долгого молчания.
Она чуть было не рассмеялась, но сдержалась, встала и взяла сумку.
— Лучше я пойду. Скажи мне, что ты поедешь в Нью-Йорк.
— Ответь на мой вопрос, — сказал Лукас и невольно придвинулся к ней.
Лили заметила это, почувствовала напряжение.
— Мы… ведем себя очень осторожно, — ответила она. — Он не может позволить себе слишком увлекаться.
Лукас вдруг почувствовал, что в груди у него все сжалось — возникло ощущение, похожее на гнев и ожидание одновременно. Между ними словно пробежал электрический разряд, и его голос неожиданно прозвучал хрипло:
— Ты никогда не любила осторожничать.
— О господи, Лукас… — пробормотала Лили.
Он подошел к ней совсем близко.
— Оттолкни меня.
— Лукас…
— Оттолкни меня, — повторил он. — И я отойду.
Она сделала шаг назад, уронила сумку. По тротуару застучали первые капли дождя. Женщина с собакой на поводке пробежала мимо дома.
Бросив взгляд на свою сумку, Лили повернулась на каблуках, схватилась за рукав Лукаса, чтобы сохранить равновесие, затем скинула туфли и шагнула в коридор, ведущий в ванную комнату. Лукас смотрел ей вслед. На полпути она обернулась, взглянула на него своими темными глазами и начала расстегивать блузку.
Позже она сказала, что их занятия любовью порой напоминают ей сражение. В них был привкус насилия, налет агрессии. Сначала партнеры пытались вести себя друг с другом нежно, но быстро обо всем забывали и начинали извиваться, метаться, изгибаться…
Ночью, когда гроза с ревом отправилась в Висконсин, Лили сидела на краю кровати в комнате, пахнущей потом и сексом. Она казалась усталой, но в уголках ее губ играла улыбка.
— Я такая мерзавка! — сказала она.
— О господи! — рассмеялся Лукас.
— Это правда, — проговорила Лили. — Не могу поверить. Я так долго была хорошей. Но мне это необходимо. Дело не в близости — в этом вопросе ты похож на медведя. Мне нужен секс. Нужно, чтобы меня имели. Правда, не могу поверить, что это я.
— Когда ты пришла сюда, ты знала, что переспишь со мной? — спросил Лукас.
Несколько мгновений Лили не шевелилась.
— Я думала, что это может произойти. Поэтому сначала поехала в отель и сняла номер. На случай, если мне кто-нибудь позвонит.
Он провел пальцем по ее позвоночнику, и она вздрогнула. Лили собиралась вернуться в отель на случай, если «кто-нибудь» позвонит…
— Тот парень, с которым ты спишь, он и есть «кто-нибудь»?
— Да.
— Что ты ему скажешь?
— Ничего. Я не хочу, чтобы он узнал. — Лили повернулась к нему. — И ты тоже ему ничего не говори, Дэвенпорт.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Лукас. — Разве я его когда-нибудь встречу?
— Его зовут Дик Кеннет. — В приглушенном свете спальни он заметил едва различимую грустную улыбку, снова появившуюся в уголках ее губ. — Он занимается делом Беккера.
Битва при Литл-Бигхорне — сражение между объединенными индейскими племенами и Седьмым кавалерийским полком армии США, произошедшее 25–26 июня 1876 года у реки Литл-Бигхорн, Монтана. Битва закончилась уничтожением пяти рот американского полка и гибелью его знаменитого командира Джорджа Кастера.
Пьета (ит. pietà — милосердие) — в изобразительном искусстве сцена оплакивания Христа Богоматерью.