— Так что, князь Аскольд действительно платит им дань?
С моим собеседником, боярином Фроди, природным свеем и киевлянином во втором поколении, уже привыкшим к тому, что местные зовут его Фрудей, меня познакомили мои свеи, Вилмар и Торнюр. Братья Варгдропи приходились боярину четвероюродными племянниками. То есть довольно близкой родней по здешним меркам. Но расположением боярина я был обязан не этому родству, а тому, что я был ярлом кирьялов. Боярин углядел в этом отличную возможность нажиться.
Я был не против. Тем более что торговал Фроди не с кем-нибудь, а с хузарами. Хвастался, что ему доверяет сам набольший бек, второй человек после великого хакана. И когда в Киев приезжает представительство Итиля, то кто-нибудь из знати непременно останавливается у Фроди на подворье. Большое уважение. Которое еще увеличилось бы, прими боярин иудейскую веру. Но на этот радикальный шаг Фроди пока не решался.
— Конечно, платит! — подтвердил боярин. — Не скажу, что большую, и берут ее хузары в основном зерном, но…
— Но Аскольду это не нравится.
— Ясно, что не нравится. Какой ты конунг, если платишь дань.
— А что о Рюрике скажешь? — спросил я, дегустируя боярское пиво и покосившись на Зарю, которая о чем-то весело болтала с боярской младшей женой, румяной девчонкой примерно ее возраста.
— О Рюрике ты скажи, — свей-киевлянин подлил мне пива. — Ты с ним в вики ходил. И… ходишь?
— Ходил, — признал я. — А теперь… Теперь я с ним, бывает, но сам по себе. Веры ему больше нет.
— Вот это верно! — обрадовался боярин. — Нет ему веры. Аскольд зря в его сторону косится. Под хузарами ему лучше. Великий хакан далеко. Киев ему только данником и нужен. Зерна немного возьмет, и всей печали. А Рюрик, он загребущий. Вон Дир уже с ним надружился. Из Смоленска к нам прибежал. Теперь, думаю, и у Аскольда к Рюрику веры поубавится.
Какой-то он наивный для боярина, этот Фроди-Фрудя. Какая может быть вера у одного конунга в другого? Смешно. Хотя нет, может. В принципе. Вот братья Рагнарсоны друг другу доверяют. Хотя… Полное доверие друг к другу у них было, когда папа Рагнар был жив. А сейчас — не факт.
— Ночуй у меня, Ульф-ярл, — вдруг предложил Фроди. — Приму не хуже, чем хузарского бека!
Неожиданное предложение. Непонятное. Но угрозы от боярина я не чувствовал. Так что…
— Пожалуй, — согласился я. — Пиво у тебя доброе, беседа с тобой радует ум и сердце.
И спать в доме на холме поприятней, чем на палубе, и уединение какое-никакое. А у меня Заря не… В общем, есть у меня кое-какие планы на ночь.
— Как и с тобой, ярл, как и с тобой, — боярин важно кивнул седеющей головой. — В своих покоях тебе постелю, ярл. Мой дом — твой дом.
Пока мы беседовали, боярин основательно набрался. Настолько, что из-за стола выбирался с помощью аж двух холопов. Ну так и весил он — как Стюрмир в полном боевом.
Меня тоже сопроводили в спаленку. Девка. Но только до входа. Понятно, по ту сторону дверей — моя жена. И она вряд ли обрадуется, если…
Эх! Плохо я знал свою боевую подругу.
— Это еще что? — изумился я, обнаружив в предоставленной нам с Зарей спальне постороннее тельце.
Ну как тельце. Вполне себе качественное и юное тело с немного испуганной мордочкой и такими знакомыми глазенками.
По глазенкам я ее, собственно, и узнал. По здешним традициям, которыми проникся и киевский свей Фроди, замужняя женщина должна была быть задрапирована так плотно, что только личико и оставалось снаружи. Но глазки, щечки с носиком и очаровательный пухлый ротик безусловно принадлежали младшей жене гостеприимного боярина.
«Мой дом — твой дом, моя жена — твоя…»
Стоп. Вообще-то у меня жена с собой, и она сейчас стоит рядом.
Я не трус, но я реально испугался. Если Зара прибьет малышку… Как там ее зовут? В общем, если она ее прибьет, то последствия будут самые нехорошие.
Я оглянулся и облегченно выдохнул.
Заря убивать не собиралась. Ее пояс уже лежал на полу поверх покрывала, и сейчас моя супруга поспешно избавлялась от длинного платья византийского покроя, которое надела поверх своего обычного костюма приличий ради.
Я перевел взгляд на девушку, занявшую наше ложе.
Та лежала неподвижно, плотно сжав белые ножки и зажмурившись.
— Мира тебя боится, — сообщила мне Заря, усаживаясь на пол, чтобы стянуть сапоги. — Она не знает, что ты нежный. Ты почему не раздеваешься? Хочешь на нас посмотреть? Кто лучше?
— Ты! — мгновенно ответил я.
И это чистая правда.
…Смуглые пальцы Зари, тонкие цепкие пальцы лучницы на животике Миры, снежно-белом даже в красноватом свете изложницы. Пальцы Зари… Они были такими… Настоящими. Вспомнилось вдруг, как я учил ее правильному хвату рукояти… И не только ему.
Я наклонился и поцеловал сначала пальцы, потом запястье, предплечье, такое же смуглое и сильное, при этом невольно втянув приторный дух благовоний, пропитавших белую кожу. Аромат их перебивал запах той, кого я любил. Это раздражало.
— Нет, не меня! — запротестовала Заря, отпихивая меня твердой ладошкой. — Сначала ее!
— У нее свой муж есть, — мериться силой с Зарей я не собирался. Я слишком хорошо ее знал, чтобы в этом возникла необходимость. К черту благовония! Запах любимой — лучшее из них!
— П-перестань… Подожди… Нет…
Я знал это «нет». И знал, что через минуту оно превратится в «да».
Но я недооценил чью-то силу воли.
— Нет! — решительно заявила Заря, за волосы оттягивая мою голову. — Ульф! Я обещала ей! Слышишь? Я обещала! Да послушай ты!
Да ладно!
Но Заря была серьезна как никогда.
У Миры проблемы. Она уже два года как жена, но так и не зачала. И дело точно не в ней. Старшая жена Фроди не рожает уже четыре года. Отчасти поэтому Миру и взяли младшей. Но старшая уже подарила мужу сына и дочь, а Мира…
— Да понятно мне, что дело не в ней! — перебил я.
— Помоги, любимый! Она же тебе не противна. Даромира хорошая. Смотри, как она похожа на нашу Бетти.
И впрямь похожа. Носик. Выпуклый лоб с крохотными капельками пота, и зеленые глазенки, такие же перепуганные, как у Бетти в начале нашего знакомства. Ну как знакомства… Когда она еще не знала, что я неправильный викинг. Добрый.
Нехорошо отказывать женщинам. И нет, малышка Даромира мне не противна.
— Поцелуй меня! — потребовал я. — Так, чтобы огонь! А потом мы вместе поможем твоей подружке.
— Вместе? — Искреннее удивление. — Как?
— Я покажу. Ты будешь меня целовать или…
— Ты напросился, Волчара! — почти прорычала Заря, выворачиваясь из-под меня и одновременно опрокидывая меня на спину.
Я не сопротивлялся. Это была ее игра. Но по моим правилам. Потому ее очередь была первой. А беленькая «надо помочь» пусть полюбуется. Может, хотя бы потеть от страха перестанет.
Нет, бояться она не перестала. Мы потом минут двадцать ласкали ее в четыре руки… Бесполезно.
Она еще и трястись начала. Вот что такое надо делать с женщиной, чтобы довести ее до такого состояния? Понятно, что для Фроди она — устройство для рождения сыновей. Но, блин…
Нет, такое вот существо, мокрое снаружи и сухое внутри, я оплодоворять точно не буду. Это не дружеский секс. Это практически изнасилование.
— Вставай! — скомандовал я. — Вели мне меду хмельного принести. Два кувшина. Живо.
Заплакала. От печали и от облегчения одновременно.
Но реветь ей я не дал.
— Два кувшина! Бегом!
— Так есть же мед… — пробормотала она, стараясь на меня не смотреть. Последнее немного обидно. Я, конечно, роста не великанского, но сложен недурно даже по местным меркам. А шрамы… Ну так у кого из воинов их нет?
Нет, вру. Есть такие воины. Тот же Бескостный, например. Но Рагнарсоны — это особая порода. С ними себя сравнивать — только расстраиваться.
А хороший мед, духовитый, крепкий. Как здесь любят.
Даромира глядела на меня искоса, и я видел, как ее снова начинает колотить. Голый страшный ярл хлещет спиртное из кувшина. Напьётся и надругается. Потом горло перегрызет. И снова надругается.
— Хороший мед, — сказал я, протягивая кувшин, когда в нем оставалось около литра. — Пей, красавица. До дна.
Пить она не хотела. Но может ли кролик противиться удаву? Моему уж точно нет.
Мед она выдула. С ожидаемым результатом. Розовый ротик открылся. И из него потекло то, что накипело. А накипело много. Я, признаться, не слушал. Вычленил главное: муж спит, этаж от прислуги очищен (может, не такая уж она дурочка?), старшая жена с детьми вернется из «загородной поездки» только через три дня. В общем, все условия для тайного зачатия соблюдены.
Да, теперь уже точно все. Пышечка уже не боялась. Выболтала страх. И даже начала как-то реагировать на ласки Зари. А похоже, жене моей это тоже нравится. Однако. Как бы эта пухлая блондиночка не изменила моей жене ориентацию!
Нет, вряд ли. Если кто-то любит играть со щенком, то это вовсе не значит щенка потом — того.
А вот мне придется. И желательно пока бедняжка не вырубилась.
Ну что сказать? Было не так уж плохо. Разнообразие время от времени тоже нелишне. По крайней мере, мой организм ничуть не возражал. Податливость и беспомощность тоже иногда возбуждают. Возможно, не будь рядом Зари, было бы иначе. Но она была. И очень активно. Особенно после того, как ее новая подружка уснула.
А потом я отнес пускающую счастливые слюнки младшую хозяйку в ее горенку, рухнул в койку и спал почти до полудня.
Разбудила меня Заря. И сразу похвасталась колечком с бирюзой. Серебра в колечке — на дирхем. Камешек и того меньше. В другой ситуации Заря бы на него и не глянула: мусор. Но когда от сердца…
— Она сказала: не знала, что так бывает. Сказала: в тебе будто кровь Волоха! — с гордостью сообщила мне Заря. — Вот ты у меня какой!
— Это потому что она моего брата в деле не видела, — поскромничал я.
— Она нет, а я видела. Ну да, уд у него побольше, и что с того? Ты — самый лучший.
«Уд у него побольше»… Я напрягся было, но тут же успокоился, вспомнив, что здесь из секса таинства не делают. Тем более мой братец. А к Заре он даже не притронется. Чужая жена — табу. Разве что ты только что убил ее мужа. Или собираешься убить.
Убивать Фроди я не собирался. Такой, как он, мне в Киеве пригодится.
А если его жена родит, так и ладно. Пора уж перестать пользоваться моралью двадцатого века. Здесь родившийся ребенок — часть рода. И быть ему таковым или нет, решает только глава. Примет папа в род ребеночка собственной рабыни — и она уже не рабыня, а свободная женщина. А может и не принять. Откажет — так будто и нет младенца. Вынесут в лес и там оставят. Такое тоже бывало в бедных семьях. Особенно в голодное время.
А генетика… Да пофиг. Вот Вихорек генетического папу и не видел никогда. Что не мешает ему быть частью моего рода. Причем не просто усыновленным, а с правом на одаль. То есть часть общеродового имущества.
Будет странновато, если у блондинки Даромиры родится черненький малыш, учитывая светлую масть Фроди. Но законы свои Мендель откроет еще нескоро, а в длинном ряду предков свея наверняка найдется и чернявый. А цвет волос карьере не мешает. Я тому живой пример. Вон Хальфдана-конунга вообще Черным зовут. Что не помешало ему подмять под седалище почти всю Норвегию.
И все-таки на душе у меня было не совсем благолепно, потому, обменявшись с Фроди обещаниями взаимной поддержки, я поспешил покинуть его подворье. И заняться собственными делами. Я же ярл, как-никак. Нехорошо все хозяйственно-воспитательные дела на брата перевешивать.
Нехорошо, но правильно. Медвежонок с этими делами справлялся точно не хуже. Особенно в части обслуживания техники. То есть кораблей.
Поскольку я уже сообщил, что мы пробудем здесь не меньше семи дней, профилактика наших морских коней была в полном разгаре. Корабли, как и кони, требуют постоянного ухода. И тщательной проверки состояния. Мелкая течь для судна скандинавской сборки — не проблема. Но игнорировать ее нельзя, потому что в шторм мелкая может превратиться в крупную. Следовательно, надо кораблик разгрузить, вытащить на берег, поменять шнуры между досками обшивки заранее. А то и сами доски заменить, если контролер сочтет это необходимым.
Уважаемая комиссия, в состав которой вошли Оспак, Свартхёвди, Витмид и Тормод Лошадиная Голова, оказавшийся вдобавок к прочим достоинствам изрядным корабельщиком, сочли, что особого внимания требует один из кнорров и мачта «Любимчика ветра».
Кнорр к моему приходу уже разгрузили и выволокли на берег, доски на замену были уже куплены, вспомогательные материалы тоже. С мачтой как раз решали. Старая была сосновой, но правильные сосны здесь не росли. Зато росли очень даже правильные дубы, и заготовок, вырубленных и высушенных по кораблестроительной технологии, было в избытке. Оспак и Тормод как раз отправились на один из складов — выбирать подходящую заготовку, пока Витмид контролировал работы по кнорру. А Медвежонок, которому заняться было нечем, устроил внеплановые строевые учения для молодняка. Так что, пока я спал, мои бойцы вовсю тренировались. Нагрузка еще та. Попробуйте побегать в доспехах по жаре. Полчаса — и поддоспешник уже выжимать можно, не говоря об исподнем. Но надо. Враг, он ведь, гад такой, напасть может в любую погоду.
— Муж!
Заря. На лошади. В полной экипировке, разве что без кольчуги.
— Мы в поле идем.
— Мы — это кто? — поинтересовался я, отпихивая кобылку, решившую поискать съестное у меня в волосах.
— Да вон.
Ага. Сотни полторы молодняка из кирьялов. И Бури с ними. Вернее, они с ним. Что ж, в таком составе пусть едет.
— Без ночевки, — уточнил я. — Бури скажи.
Короткий кивок, лошадка, поднятая на дыбы, развернулась на месте, ржанула сердито и стартовала галопом, одарив меня напоследок облаком пыли. Под завистливые взгляды варяжат, которых муштровал Медвежонок.
Я их понимал. Мчать по степи повеселей, чем перестраиваться из походной колонны в стену щитов. Причем на бегу.
С каким удовольствием я бы сейчас клинком поиграл. Но — увы. Надо Аскольда навестить. Сообщить, что я принял его предложение и готов «поставить дружину на довольствие» сроком на семь дней.
А там как получится.
Главное, чтобы никто из моих в Киеве не начудил. С брата я даже клятву взял: местных не провоцировать. И остальных строго предупредил. Самим не провоцировать и на провокации не поддаваться. Хочется верить, что за неделю в суд на нас никто не подаст. Недругов у нас хватает. Тот же Дир, к примеру…
В общем, понятно все.
Кроме женской души, само собой.
Я усмехнулся, вспомнив прошлую ночь.
Удивила меня Заренка. Хотелось бы мне знать, что там творится, в ее светлой прекрасной головке?
Хотелось бы… Но могу и обойтись. Она меня любит. Это я знаю. И этого довольно.