Что-то тут было не так.
Вот уже два часа Камерон маялась в заточении гостиничной комнаты, пока чикагский департамент полиции предположительно занимался расследованием. Помощница прокурора имела достаточное представление об осмотре места преступления и опросе свидетелей, чтобы понять: дело движется не по стандартному регламенту.
Начать хотя бы с того, что ей никто ничего не сообщил. Полиция прибыла вскоре после водворения Камерон обратно в номер. Немолодой, слегка лысоватый и чрезвычайно раздраженный детектив Слонски представился, занял кресло в углу и принялся расспрашивать об услышанном минувшей ночью. И хотя за предоставленные несколько секунд уединения Камерон успела нацепить бюстгальтер и штаны, ей все равно было как-то неловко давать показания, сидя на застеленной наспех гостиничной кровати.
Первое, что бросилось в глаза полицейскому — полупустой бокал вина, заказанный в номер и до сих пор стоявший на столе, где был оставлен несколько часов назад. Это наблюдение, разумеется, тут же породило ряд предварительных вопросов об употреблении свидетельницей крепких напитков в течение вчерашнего вечера. После того как детектива, похоже, удалось убедить, что нет, она не злостная алкоголичка, и что да, ее словам можно хоть отчасти верить, тема выпивки наконец-то осталась позади. Камерон заметила, что Слонски представился не офицером, а детективом, и поинтересовалась, означает ли это его принадлежность к убойному отделу. Немаловажный момент, ведь ей очень хотелось знать, что случилось с девицей из номера 1308.
Единственным ответом стал строгий взгляд и краткое:
— Мисс Линд, вопросы здесь задаю я.
Камерон как раз заканчивала свой рассказ, когда еще один детектив в штатском просунул голову в дверь:
— Слонски, давай-ка лучше сюда, — и кивнул в сторону соседней комнаты.
Тот встал и смерил свидетельницу очередным строгим взглядом. Интересно, это он перед зеркалом в ванной так натренировался?
— Буду очень признателен, если вы побудете в номере, пока я не вернусь.
— Разумеется, детектив, — улыбнулась Камерон, раздумывая, не воспользоваться ли своим служебным положением, чтобы добиться хоть какой-то определенности, но решила этого не делать. Пока что. Всю жизнь она была окружена работниками правоохранительных органов и уважала их труд. Однако эта улыбочка должна дать детективу понять, что его штучки на нее не действуют. — Рада помочь, чем только смогу.
Слонски с подозрением зыркнул на собеседницу, вероятно, решая, не прозвучал ли в ее тоне намек на сарказм. Та выдержала острый взгляд на ура.
— Просто оставайтесь в своей комнате, — буркнул полицейский и вышел.
Следующая встреча с детективом состоялась через полчаса, когда тот заглянул в номер и сообщил, что ввиду некоторых «непредвиденных обстоятельств» свидетельнице придется не только пробыть здесь дольше, чем ожидалось, но возле ее двери еще и охранника поставят. Слонски также добавил, что мисс Линд «убедительно просят» не звонить никому ни по мобильному, ни по внутреннему гостиничному телефону, пока «они» не закончат с ней беседовать.
Тут помощница прокурора впервые запереживала, не угодила ли сама в переплет.
— А что, меня рассматривают в качестве подозреваемой?
— Я этого не говорил.
Камерон обратила внимание, что «нет» сказано не было, и пальнула в повернувшегося уходить детектива следующим вопросом:
— Кто такие «они»?
Слонски покосился через плечо:
— Прошу прощения?
— Вы заявили, что я не могу никуда звонить, пока «они» не закончат меня опрашивать, — пояснила Камерон. — Кого вы имеете в виду?
Выражение лица Слонски свидетельствовало, что отвечать он по-прежнему не намерен.
— Мы признательны за ваше желание и дальше помогать следствию, мисс Линд. Это все, что я могу сейчас сказать.
Через пару минут после его ухода Камерон посмотрела в глазок и, само собой, узрела только чей-то затылок — по-видимому, приставленного снаружи охранника. Пленница отошла от двери и вернулась на кровать. Взгляд на часы сообщил, что уже почти семь утра. Она включила телевизор — в конце концов, о запрете на телевидение ни слова не прозвучало — надеясь, что сможет хоть что-то узнать о происшествии из новостей.
Камерон все еще нажимала кнопки на пульте, пытаясь понять, как убрать с экрана эту чертову гостиничную заставку «Добро пожаловать», когда дверь номера в очередной раз распахнулась и в проем просунулась голова детектива:
— Извините, телевизор тоже нельзя.
Дверь закрылась.
— Дурацкие бумажные стены, — пробурчала Камерон себе под нос. Не то чтобы ее кто-то мог слышать. Хотя, с другой стороны…
— А хотя бы книжку читать мне разрешается, детектив Слонски? — вопросила она пустую комнату.
Тишина.
Затем из коридора донесся голос:
— Разумеется.
Да, стены тут и вправду тонкие. В ответе можно было расслышать даже намек на усмешку.
* * * * *
— Это становится просто нелепым. У меня есть права, понимаете? — Камерон уставилась в лицо своему сторожу, решительно настроенная получить кое-какие ответы.
Молоденький полицейский сочувственно кивнул:
— Понимаю, мэм, и прошу извинить, но я выполняю приказ.
Наверное, сказывалось недовольство от сидения взаперти в течение вот уже пяти — да-да, целых пяти! — часов, но Камерон готова была придушить мальчишку, если тот еще хоть раз «мэмнет». Ей же не шестьдесят, а всего-навсего тридцать два. Хотя, пожалуй, она утратила право называться «мисс» примерно в то время, когда начала думать о двадцатидвухлетних полицейских, как о юнцах.
Рассудив, что наезжать на рядового копа не лучший маневр, когда предположительно еще десятка два околачиваются сразу за дверью (уверенности не было, ведь ей не разрешили даже выглянуть в коридор, не то что ступить за порог), Камерон попробовала применить другую тактику.
— Послушайте, может, ранее об этом не упоминалось, но я — помощник федерального прокурора, работаю в чикагском офисе…
— Если вы живете в Чикаго, то почему ночуете в гостинице? — перебил парнишка.
— У меня сейчас покрывают лаком пол. Дело в том…
— Правда? — собеседника, казалось, очень заинтересовало ее сообщение. — А я как раз ищу кого-нибудь, чтобы привести в порядок свою ванную комнату. А то этот кошмарный черный с белым мрамор и позолоченные краны, оставшиеся от прежних жильцов, смахивают на «Плейбой-мэншн». Не против, если спрошу, как вам удалось найти бригаду для такого небольшого объема работ?
Камерон насмешливо склонила голову набок.
— Пытаетесь меня отвлечь или вам действительно взбрело на ум заняться обустройством дома?
— Скорее, первое. У меня сложилось впечатление, что вы собираетесь вредничать.
Камерон пришлось спрятать улыбку. А паренек-то вовсе не так зелен, как ей показалось.
— Дело в том, — уведомила она, — что полиция не имеет права удерживать меня здесь против моей воли, особенно после того, как я уже дала показания детективу Слонски. Вы прекрасно это знаете и, что еще важнее, я тоже прекрасно это знаю. Данное расследование явно какое-то особенное, и хотя я желаю помочь и предоставила из профессиональной солидарности вам, ребята, небольшую отсрочку, однако намерена получить определенные объяснения, если хотите, чтобы я и дальше здесь дожидалась. Если лично вы не можете ответить на мои вопросы, ничего страшного, но тогда позовите мистера Слонски или кого там еще, с кем можно побеседовать.
Коп не был черствым.
— Послушайте, я понимаю, что вы торчите здесь уже долгое время, но парни из ФБР обещали, что поговорят с вами, как только закончат в соседнем номере.
— Ага, значит, данным случаем занимаются федералы?
— Пожалуй, мне не следовало упоминать об этом.
— А почему дело попало в ведение ФБР? — наседала Камерон. — Произошло убийство, верно?
Второй раз полицейский на наживку не клюнул.
— Извините, мисс Линд, но у меня связаны руки. Руководящий расследованием агент особо отметил, что с вами обсуждать случившееся запрещено.
— Тогда мне, пожалуй, следует поговорить с этим руководителем. Кто он? — Как обвинитель по Северному округу штата Иллинойс, Камерон работала со многими ФБРовцами из Чикаго.
— Какой-то специальный агент — имени я не расслышал, — сообщил охранник. — Хотя он, похоже, вас знает. Когда ставил меня у двери, то очень извинялся, что мне придется так долго находиться в непосредственной близости от вас.
Камерон постаралась не выказать никакой реакции, но почувствовала себя уязвленной. Да, сотрудничая с федералами, помощница прокурора не слишком панибратствовала: многие из них продолжали винить ее в инциденте трехлетней давности. Однако она и подумать не могла, что какой-либо сотрудник Бюро (за исключением одного конкретного агента, находившегося нынче за многие мили отсюда, в Неваде или Небраске) недолюбливает ее настолько, чтобы говорить о ней гадости в открытую.
— Как бы там ни было, я не считаю, что вы такая уж противная, — виновато глянул сторож.
— Спасибо. А этот неизвестный агент, который будто бы меня знает, говорил еще что-нибудь?
— Только чтобы я позвал его, если вы начнете беситься, — насторожился полицейский. — А вы как, уже начинаете?
— По-моему, да, — Камерон скрестила руки на груди и нахмурилась без всякого притворства. — Пойдите-ка, найдите этого агента, кто бы он ни был, и скажите, что нервной дамочке из номера 1307 надоело, что ей морочат голову. А еще передайте, что я буду очень признательна, если он прекратит упиваться своей мелкой властью и снизойдет побеседовать со мной лично. Потому что я желаю знать, как долго мне еще сидеть и ждать.
— Так долго, как я попрошу вас, мисс Линд, — прозвучало с порога.
Она стояла спиной к двери, но этот голос — низкий и гладкий, как бархат, — узнала бы где угодно.
Быть такого не может.
Обернувшись, Камерон уткнулась взглядом в мужчину на другом конце комнаты. Он выглядел точно так же, как и три года назад, в их последнюю встречу: высокий, мрачный и злой.
Камерон не потрудилась скрыть враждебность своего тона:
— Агент Паллас… Не знала, что вы вернулись. Как там Невада?
— Небраска.
Из его ледяного взгляда стало понятно, что сегодняшний день, и без того имевший зловещее начало, только что сделался хуже раз этак в пятьдесят.