Хусейн — воин. Поэтому не заплакал. Ему было тяжело смотреть, как рыдает мать, приехавшая на заставу рассказать о новых потерях: в ночь с семнадцатого на восемнадцатое июня в Дагестане возле села Первомайское в бою погибли еще двое: двоюродный брат и лучший друг Хусейна.
А слез и не могло быть. Он их выплакал еще подростком, когда в том же Первомайском — только в январе 1996 года — чеченцами был убит первый из его двоюродных братьев — солдат внутренних войск.
Хусейн — потомок древнего туркменского рода. Русь приняла его предков, когда те нуждались в защите, и не отняла веру.
Прирожденные воины, поклонники горячих коней-ахалтекинцев и кривых сабель — это туркмены. Теперь Хусейн, в память о брате став солдатом внутренних войск, защищает Россию на заставе в Ставропольском крае, воюя против боевиков-чеченцев — рабов греха.
Выплакав все слезы на груди сына, мать вернулась домой к свежим могилкам, а Хусейн остался служить, еще крепче ценя свое оружие: БМП-2 и автомат 5,45 мм.
С известием о смерти тех, кто делил с ним детство, закончилась юность Хусейна, и он расстался с ней, тоскуя о загубленной молодости своих близких. Вместе с юностью истончился и его сон. Не было теперь на заставе более надежного часового. Луна ли на небе или солнце, ястребиной зоркости глаза Хусейна неустанно искали врагов: крадущихся, залегших в «зеленке», переправляющихся через Терек.
Вся нерастраченная любовь к погибшим братьям и другу теперь была обращена на защиту одетых в камуфляж товарищей, на общий воинский успех.
Вот что происходило на Тереке: на правом его берегу боевики-чеченцы молились о погибели русских воинов, на левом же берегу казачьей реки Хусейн молил Аллаха, чтобы чеченцы, осознав свои грехи, прекратили кровопролитие и вернулись к мирным заботам.
Хусейн знал: не все чеченцы враги России и жалел тех, кто взял в руки оружие, потому что в огне войны погибли родственники. Правоверный мусульманин Хусейн обязан был их простить. Он простил, но не Радуева, Басаева и Хаттаба. Эти не успокоились, готовя в учебных центрах все новых убийц. «Нет им прощения», — все больше ожесточался Хусейн и всем сердцем тянулся к командиру заставы Бахтияру, тезке недавно погибшего брата.
…Правая рука Хусейна на автоматном затворе. Не слышен в чащобе капитан Бахтияр Юсубахметов. В маскхалате разведчика, облегающем мускулистое тело, он гибок и осторожен, как рысь. Его спину «держит» Хусейн. Хоть и свой берег Терека, но в «зеленке» в любую минуту можно столкнуться с боевиками-чеченцами. Напротив заставы по ту сторону Терека их учебный центр. Только проходимый на бродах Терек разделяет два мира: тех, кто ведет войну и кто ей препятствует.
Далеко позади осталось станичное кладбище. Прибавилось могил в Ставрополье. Погибли, попав в чеченскую засаду, четыре казака-милицио-нера, один из которых успел выстрелить, убив диверсанта-налетчика. «Умер, как герой», — подумал о милиционере Хусейн и упрекнул себя, что надолго отвлекся в мыслях. В «зеленке» на Тереке победа за тем, кто первым заметил врага.
Поэтому все внимание лесу. Вокруг сладостный парад тутовника, диких яблонь и груш. Но рука юноши на затворе… Ствол автомата то вправо, то влево: где гуще заросли, там и опасность.
Слух напряжен, как у первобытного человека, ловящего каждый шорох. Капитан Бахтияр Юсубахметов на своей земле и не защищается, а сам ищет противника.
Хусейну нравится командирская выучка. Сокол Таджикистана, Бахтияр получил её в Санкт-Петербургском училище внутренних войск, а боевой опыт приобрел, воюя в Чечне, где терял товарищей, побеждал врагов, матерея в нелегких знаниях о войне и жизни.
Тишина в «зеленке». Воздух упруг. Вот из-за Терека, к которому вышли Бахтияр и Хусейн, слышен один выстрел, другой. «Ветер в нашу сторону», — удовлетворенно подумал Хусейн. А капитан тем временем изучал в бинокль чеченский берег. Хусейн оглянулся, довольно прищурился. «Зеленка» скрывала еще троих бойцов, но он твердо знал, что они не выпускают командира из поля зрения. «Хорошо замаскировались», — размышлял Хусейн.
Движение вдоль Терека проходило без происшествий. Но в день похорон казаков-милиционеров десять чеченцев перешли Терек и, встретив старика-рыболова, сказали: «Старый ишак, ты нам не нужен. Был бы моложе, уволокли бы с собой!».
«Зачем было отнимать у старика хлеб?», — думал Хусейн, удивляясь мелочности боевиков, а потом догадался, что унижение человека — тоже война.
Потом все его мысли были об этих людях. Хусейн считал боевиков самыми разнесчастными. «Все против них, — думал он. — Газеты кричали об их безгрешности, о том, какие они лихие волки, тем самым расставляя капканы, укрепляя боевиков в грехе самолюбования и нераскаянности».
«Засады на дорогах — это страшный грех тела», — вспомнил Хусейн древние мусульманские заповеди. — А вот питаться за деньги, полученные в результате разбоя, грабежа, воровства, — это грехи живота».
Из разведки группа Бахтияра возвращалась другой дорогой — таков непреклонный закон боевых выходов. Где гарантия, что противник не заметил твое движение и не поджидает в засаде?
Только на выходе из «зеленки» капитан сорвал дикое яблоко, попробовал и улыбнулся. Румяный летний аромат плода напомнил далекий Таджикистан. Бахтияр защищал его путь к истине здесь, на границе с Чечней, в борьбе с теми, кто преступал тысячелетние законы добра.
Капитан смотрел на Хусейна, который теперь шел впереди, и сочувствовал его духовным терзаниям: желанию солдата во что бы то ни стало найти Радуева, чтобы отомстить за смерть брата, погибшего при освобождении заложников в дагестанском селе Первомайское в январе 1996 года, мечтам разгромить лагеря Хаттаба, а его самого судить международным судом, где были бы названы и доказаны все грехи этого человека, повинного в смерти родных Хусейну людей.
На заставу они вернулись, когда в небе добрым, согревающим душу светом зажглись первые звезды. «То глаза моих братьев, что погибли, смотрят на меня с небес», — думал Хусейн, обещая себе не складывать оружия, пока на Тереке не восстановятся справедливость и мир.
1999
С лейтенантом милиции Олегом Курбановым и командиром отделения ополченцев села Тухчар Шамилем Алхулаевым мы поднимаемся на высоту, где 5 сентября этого года приняли бой тринадцать военнослужащих Калачевской бригады внутренних войск. Шестеро из них погибли. Остальных спасли местные жители. Шамилю, который с карабином СКС идет впереди, обязаны жизнью восемь милиционеров и солдат-калачевец. Отец Шамиля — Абдул спас еще троих солдат. Ему же выпала горькая доля: погрузив с односельчанами на машину казненных российских военнослужащих, вывезти их, окровавленных, пролежавших на окраине Тухчара сутки, к Герзельскому мосту, чтобы передать тела федералам.
Мы на высоте — посреди красоты. Горе, ради которого мы поднялись сюда, не позволяет в нее, красоту предгорий, вглядеться. Прежде всего мы смотрим туда, откуда пришли враги — чеченские бандиты, что перерезали горло шестерым взятым в плен военнослужащим: сначала солдату-мусульма-ни-ну, потом старшему лейтенанту Василию Ташкину и остальным, кто больше трех часов, окруженные, дрались на высоте.
Вот их метко разившая бандитов боевая машина пехоты, в конце боя подбитая чеченским гранатометчиком и сгоревшая — одинокий памятник мужеству офицера и бойцов внутренних войск. Всего-то пять суток простояли в Новолакском районе — на южной окраине Тухчара командированные сюда калачевцы. Нетрудно догадаться, о чем, охраняя село, они думали по ночам. От ближайшего чеченского села Ишхойюрт до Тухчара два километра. Пограничная река Аксай для боевиков не преграда: на «Жигулях» переедешь. За ближайшей горкой другое чеченское село Галайты, где полно вооруженных до зубов боевиков.
Наблюдая за селом Ишхойюрт в бинокль, старший лейтенант Василий Ташкин, выпускник Новосибирского училища внутренних войск, фиксировал передвижения боевиков на технике, наличие зенитных средств, слежку за своим постом. Сердце этого командира было не на покое. Его задачей было огневое прикрытие двух милицейских контрольно-про-пускных пунктов: на въезде в Тухчар и на выезде из него в сторону Галайты.
Дагестанские милиционеры нравились ему улыбчивостью, доброжелательностью. Старший лейтенант В.В. Ташкин знал, что вооруженные только стрелковым оружием милиционеры с радостью восприняли появление его БМП-2 с солдатами на броне. Высота, которую он занял, господствовала над селом. Но сам-то старший лейтенант понимал, в какой они, военнослужащие и милиционеры, опасности. Новолакский район Дагестана почему-то был слабо прикрыт войсками. Рассчитывать можно было лишь на самих себя, на боевое содружество застав внутренних войск и дагестанской милиции. Но тринадцать военнослужащих на БМП — разве это застава?
Ребята вырыли капонир для боевой машины пехоты, зарылись в землю с целью круговой обороны. За пять с небольшим суток своего присутствия они не успели крепко-накрепко подружиться с тухчарцами, но искренне посочувствовали ополченцам-селянам, когда власти выдали на 378 лакских, 267 аварских и 140 чеченских дворов всего-навсего пять карабинов.
Карабин Шамиля Алхулаева без наплечного ремня. Чтобы носить его за спиной, он привязал к нему бельевую веревку. Наш разговор на высоте только о погибших ребятах.
— Защищая нас, мусульман, они сражались, как герои, — говорит с болью Шамиль. — Силы были неравны. У боевиков на каждых трех-четырех рация, много гранатометов. Они заняли позиции. И ударили не там, где их ожидали.
Орудие БМП было направлено на высоту, за которой чеченское село Галайты, а боевики открыли огонь с тыла — со стороны дагестанского села Гамиях.
Чечено-дагестанская граница в ночное время была и остается прозрачной. Если только построить подобную Великой Китайской стене оборонительную систему, можно будет вздохнуть спокойно. Вот такое кровавое бандитство подросло и укрепилось в Чечне, пока политикам в Москве думалось, что там все само собой разрешится и успокоится.
С первыми выстрелами БМП вышла из капонира и, находясь в движении, эффективно поражала боевиков, стремившихся сбить бойцов внутренних войск с высоты. Радиочастоты оказались забиты чеченцами, поэтому связаться с кем-либо не представлялось возможным. Милицейские КПП так же дрались в кольце.
Чеченские боевики — по морали бандиты, в военном смысле подготовленные, как диверсанты-террористы, могли быть отражены только массированным огнем артиллерийских и минометных батарей, вертолетными ударами, умелыми контрпартизанскими действиями спецназов. Слабые по огневым средствам милицейские КПП, усиленные одной БМП и тринадцатью военнослужащими внутренних войск, были обречены. Оставалось одно: выполнить Присягу, оказаться достойными памяти боевых товарищей, отдавших жизнь в борьбе с чеченскими экстремистами в 1995–1996 годах.
У Калачевской бригады внутренних войск — славная боевая биография. Не раз ее бойцы, как это было 22 апреля 1995 года под Аллероем, воевали и погибали бок о бок с милиционерами, выручая друг друга.
Трагическая гибель шестерых калачевцев пришлась на завершение не оправдавшей себя российской, призванной защищать Северный Кавказ военной стратегии. Армия и внутренние войска, милицейские подразделения России были заложниками политического решения о классификации боевых действий в Чечне как конфликта низкой интенсивности, за чем последовало противодействие противнику ограниченными боевыми средствами. Дескать, воюем-то со своим народом. Но и в 1995 году мы воевали с террористическим преступным интернационалом, к 1999 году набравшим в Чечне страшную силу, идеологией которого была дикая ненависть к России, ее правоохранительным органам, русским людям.
Штаб боевиков, напавших на Тухчар, был в чеченском селе Ишхойюрт. Атакуя пост внутренних войск и КПП милиции, на каждое свое действие чеченцы, обвешанные оружием, испрашивали разрешения полевого командира. Наблюдая из-за речки, как его люди несут потери, тот был раздражен. Быстрой победной атаки не получилось. Его силы, разделенные на случай подхода русских резервов, не укладывались вовремя. Гранатометчики, которые должны были жечь бронетехнику, что по расчетам полевого командира могла выдвинуться помочь осажденным, бездействовали.
— Амир, Амир! — все чаще обращались к нему в эфире. — У нас убитые. Русские и даги не хотят сдаваться!
Полевой командир мрачнел. Но боялся снять гранатометчиков и снайперов из засад. Битый в июне, июле и августе в ночных боях у русских застав, он до сих пор прихрамывал. И ждал подвоха, опасаясь грохота российских танков, вминающего в землю низкого вертолетного гула, прицельного огня минометов.
— Справляйтесь сами, — огрызался он, иногда срываясь на крик, недовольный наемниками.
В этой операции их было не так уж и много. А вот по деньгам наемники дорого стоили. «Если бы чеченцам так много платили, — думал Амир, — толку было бы больше».
Старший лейтенант В.В.Ташкин, воюя на высоте, не ждал помощи. Такой изощренности была война, что выручить его людей и дагестанских милиционеров, могла только бронегруппа из десятков машин. Все остальное стало бы легкой добычей хорошо замаскированных боевиков. А вот его солдаты верили, что скоро в синем дагестанском небе появятся вертолеты и понесутся к земле спасительные нуры, перемалывая боевиков, отбрасывая их за речку, которую те горделивым маршем перешли ночью.
У дагестанских милиционеров кончались боеприпасы. Вот уже захвачены КПП на въезде в Тухчар и поселковый отдел милиции. Все яростнее натиск боевиков на окруженную высоту. Чеченцы носились по селу, врываясь в опустевшие дома милиционеров, ища ценности, расстреливая из автоматов и пулеметов мебель, посуду.
Ворота домов поселковых милиционеров были помечены буквой «м». Кто-то из пособников сделал это, взяв в руки камень и дорисовав страшный своей непохожестью череп с костями. В школе даже ученические парты были расстреляны.
На третьем часу боя БМП калачевцев была подбита. Загорелась, но братской могилой пехоты не стала. То, как она, ненавистная боевикам, пылала и взрывалась, вызвало их ликование. И отвлекло внимание. Прикрытые огнем милицейского КПП, старший лейтенант Ташкин и его ребята, таща обожженных и раненых на себе, сумели вырваться с высоты. На КПП, державшем дорогу к чеченскому селу Галайты, защитников стало на тринадцать человек больше.
Увлеченные грабежом села, боевики ослабили огневой натиск на КПП, и старший контрольно-пропускного пункта лейтенант милиции Ахмед Давдиев решился пойти на разведку. В аварской части Тухчара в стычке, открыв огонь, он уничтожил двух боевиков-чеченцев и погиб, сраженный пулеметной очередью.
С высоты, вынужденно оставленной старшим лейтенантом В.В.Ташкиным, КПП у ее подножья выглядит печальным кострищем.