— Мы все идем домой.
— Прибавьте шагу, tenente, — сказал Пиани. Он хотел поскорей пройти мимо.
— Tenente? Кто тут tenente? A basso gli ufficiali! Долой офицеров!
Пиани взял меня под руку.
— Я лучше буду звать вас по имени, — сказал он. — А то не случилось бы беды. Были случаи расправы с офицерами.
Мы ускорили шаг и миновали эту группу.
— Я постараюсь сделать так, чтобы его родных не притянули к ответу, — сказал я, продолжая разговор.
— Если война кончилась, тогда все равно, — сказал Пиани. — Но я не верю, что она кончилась. Слишком было бы хорошо, если бы она кончилась.
— Это мы скоро узнаем, — сказал я.
— Я не верю, что она кончилась. Тут все думают, что она кончилась, но я не верю.
— Viva la Pace![116] — выкрикнул какой-то солдат. — Мы идем домой.
— Славно было бы, если б мы все пошли домой, — сказал Пиани. — Хотелось бы вам пойти домой?
— Да.
— Не будет этого. Я не верю, что война кончилась.
— Andiamo a casa![117] — закричал солдат.
— Они бросают винтовки, — сказал Пиани. — Снимают их и кидают на ходу. А потом кричат.
— Напрасно они бросают винтовки.
— Они думают, если они побросают винтовки, их не заставят больше воевать.
В темноте под дождем, прокладывая себе путь вдоль края дороги, я видел, что многие солдаты сохранили свои винтовки. Они торчали за плечами.
— Какой бригады? — окликнул офицер.
— Brigata di Pace! — закричал кто-то. — Бригады мира.
Офицер промолчал.
— Что он говорит? Что говорит офицер?
— Долой офицера! Viva la Pace!
— Прибавьте шагу, — сказал Пиани.
Мы увидели два английских санитарных автомобиля, покинутых среди других машин на дороге.
— Из Гориции, — сказал Пиани. — Я знаю эти машины.
— Они опередили нас.
— Они раньше выехали.
— Странно. Где же шоферы?
— Где-нибудь впереди.
— Немцы остановились под Удине, — сказал я. — Мы все перейдем реку.
— Да, — сказал Пиани. — Вот почему я и думаю, что война будет продолжаться.
— Немцы могли продвинуться дальше, — сказал я. — Странно, почему они не продвигаются дальше.
— Не понимаю. Я ничего не понимаю в этой войне.
— Вероятно, им пришлось дожидаться обоза.
— Не понимаю, — сказал Пиани. Один, он стал гораздо деликатней. В компании других шоферов он был очень невоздержан на язык.
— Вы женаты, Луиджи?
— Вы ведь знаете, что я женат.
— Не потому ли вы не захотели сдаться в плен?
— Отчасти и потому. А вы женаты, tenente?
— Нет.
— Бонелло тоже нет.
— Нельзя все объяснять только тем, что человек женат или не женат. Но женатому, конечно, хочется вернуться к жене, — сказал я. Мне нравилось разговаривать о женах.
— Да.
— Как ваши ноги?
— Болят.
Перед самым рассветом мы добрались до берега Тальяменто и свернули вдоль вздувшейся реки к мосту, по которому шла переправа.
— Должны бы закрепиться на этой реке, — сказал Пиани. В темноте казалось, что река вздулась очень высоко. Вода бурлила, и русло как будто расширилось. Деревянный мост был почти в три четверти мили длиной, и река, которая обычно узкими протоками бежала в глубине по широкому каменистому дну, поднялась теперь почти до самого деревянного настила. Мы прошли по берегу и потом смешались с толпой, переходившей мост. Медленно шагая под дождем, в нескольких футах от вздувшейся реки, стиснутый плотно в толпе, едва не натыкаясь на зарядный ящик впереди, я смотрел в сторону и следил за рекой. Теперь, когда пришлось равнять свой шаг по чужим, я почувствовал сильную усталость. Оживления не было при переходе через мост. Я подумал, что было бы, если бы днем сюда сбросил бомбу самолет.