— Да, да, — сказала она. — Теперь все кончено.
Мы оглянулись на Ринальди, который разговаривал с другой сестрой.
— Как ее зовут?
— Фергюсон. Эллен Фергюсон. Ваш друг, кажется, врач?
— Да. Он очень хороший врач.
— Как это приятно. Так редко встречаешь хорошего врача в прифронтовой полосе. Ведь это прифронтовая полоса, правда?
— Конечно.
— Дурацкий фронт, — сказала она. — Но здесь очень красиво. Что, наступление будет?
— Да.
— Тогда у нас будет работа. Сейчас никакой работы нет.
— Вы давно работаете сестрой?
— С конца пятнадцатого года. Я пошла тогда же, когда и он. Помню, я все носилась с глупой мыслью, что он попадет в тот госпиталь, где я работала. Раненный сабельным ударом, с повязкой вокруг головы. Или с простреленным плечом. Что-нибудь романтическое.
— Здесь самый романтический фронт, — сказал я.
— Да, — сказала она. — Люди не представляют, что такое война во Франции. Если б они представляли, это не могло бы продолжаться. Он не был ранен сабельным ударом. Его разорвало на куски.
Я молчал.
— Вы думаете, это будет продолжаться вечно?
— Нет.
— А что же произойдет?
— Сорвется где-нибудь.
— Мы сорвемся. Мы сорвемся во Франции. Нельзя устраивать такие вещи, как на Сомме, и не сорваться.
— Здесь не сорвется, — сказал я.
— Вы думаете?
— Да. Прошлое лето все шло очень удачно.
— Может сорваться, — сказала она. — Всюду может сорваться.
— И у немцев тоже.
— Нет, — сказала она. — Не думаю.
Мы подошли к Ринальди и мисс Фергюсон.
— Вы любите Италию? — спрашивал Ринальди мисс Фергюсон по-английски.
— Здесь недурно.
— Не понимаю. — Ринальди покачал головой.
— Abbastanza bene,[91] — перевел я. Он покачал головой.
— Это не хорошо. Вы любите Англию?
— Не очень. Я, видите ли, шотландка.
Ринальди вопросительно посмотрел на меня.
— Она шотландка, и поэтому больше Англии любит Шотландию, — сказал я по-итальянски.
— Но Шотландия — это ведь Англия.
Я перевел мисс Фергюсон его слова.
— Pas encore,[92] — сказала мисс Фергюсон.
— Еще нет?
— И никогда не будет. Мы не любим англичан.
— Не любите англичан? Не любите мисс Баркли?
— Ну, это совсем другое. Нельзя понимать так буквально.
Немного погодя мы простились и ушли. По дороге домой Ринальди сказал:
— Вы понравились мисс Баркли больше, чем я. Это ясно, как день. Но та шотландка тоже очень мила.
— Очень, — сказал я. Я не обратил на нее внимания. — Она вам нравится?
— Нет, — сказал Ринальди.
На следующий день я снова пошел к мисс Баркли. Ее не было в саду, и я свернул к боковому входу виллы, куда подъезжали санитарные машины. Войдя, я увидел старшую сестру госпиталя, которая сказала мне, что мисс Баркли на дежурстве.
— Война, знаете ли.
Я сказал, что знаю.