9 декабря 2005 года
Тора читала до утра, встала разбитой и с тяжелой головой. Вчера она сначала долго исследовала выпавшую из книги бумажку с различными словами и датами. Тора предположила, что это рука Гаральда — его имя стояло на форзаце книги, а некоторые надписи сделаны на немецком. Почерк был не слишком аккуратный, поэтому Тора сомневалась, что все разобрала правильно. Но кое-что она расшифровала.
«1485 Маллеус», дата подчеркнута, а само словосочетание — дважды. Под этим — «Й.А. 1550?» — перечеркнуто. Дальше то ли две черточки, то ли две буквы L, и рядом с ними надпись «Loricatus lupus». Ниже что-то по-немецки, Тора перевела это как «Где? Где? Древний крест?» Часть листа занимает нечто вроде диаграммы со стрелочками, которые соединяют жирные точки с датами и названиями мест. Точки расположены таким образом, что получается как бы набросок карты. Одна помечена «Инсбрук — 1485», над этим «Киль — 1486», а еще выше «Роскилле». Рядом с этим названием сразу две даты: «1486 — умер» и «1505 — прибыл». Еще два кружочка стоят над этими тремя. У самого верхнего написано «Хоулар — 1535», но он перечеркнут, хотя сохранена связь с другой точкой — «Скаульхольт», рядом с которой еще две даты — «1505» и «1675». От последней разбегается целый пучок стрелок, и у всех на конце знак вопроса. Вдоль каждой стрелочки подписано: «Древний крест?» Другой ручкой добавлено слово «Gastbuch», что по-немецки означает «гостевая книга», и сразу за ним маленький крестик. Гостевая книга чего? Посетителей креста? Ниже запись: «кратер — печь — 3-й символ!», если Тора правильно перевела. В конце концов она устала расшифровывать схему и взялась за саму книгу.
Развлекательным чтением «Молот ведьм» не назовешь, однако Тору захватила невероятная чудовищность книги. Впрочем, от корки до корки она читать не собиралась — первая и вторая главы показались ей слишком дикими, и она не стала изучать их подробно. Книга составлена в виде катехизиса: в начале каждого параграфа задается вопрос или приводится утверждение сторонников черной магии, а затем следует ответ или разоблачение с помощью вопиюще небезупречной богословской софистики.
Рассказы о немыслимых злодеяниях и ритуалах ведьм создавали впечатление, что могуществу колдуний нет границ: они могли вызывать ураганы, летать, превращать людей в домашний скот и диких животных, насылать импотенцию и делать так, что мужское тело казалось лишенным половых органов. Значительное место уделялось обсуждению, действительно ли пенис исчезал или то была иллюзия. К какому заключению в результате пришли авторы, Тора так и не поняла. Для получения подобной власти ведьмы ни перед чем не останавливались, будь то поедание детей или половое сношение с дьяволом. Очевидно, одержимость авторов была вызвана обетом безбрачия, принятого ими как монахами-доминиканцами, и поэтому не только разоблаченные ведьмы, но и женщины вообще описаны в книге злобными и неприглядными. Отвращение к ним сквозит в каждой строчке. Весь этот бред Тора вынесла с трудом. Особо она отметила перл, что для сотворения Евы у Адама взяли реберную кость, которая сама по себе крива, — это якобы и привело к роковым последствиям. Вот если бы Бог взял прямую бедренную кость, то женщины были бы совершенны. С помощью подобных доказательств читателя убеждали, что дочери Евы легко становятся добычей дьявола, и поэтому большинство ведьм — женщины. Самые опасные и трудно поддающиеся разоблачению — из низшего сословия, поскольку у них нет чести и они умеют лгать более правдоподобно, чем богатые и знатные. В общем, страшно вообразить, как жилось в те времена женщине, особенно бедной.
Больше заинтересовала Тору третья, заключительная часть, которая касалась правовых аспектов работы инквизиции и преследований ведьм. Как юристу, Торе претило, что обвиняемому можно клятвенно пообещать жизнь в обмен на признание, а потом не сдержать обещание, не считая это клятвопреступлением. Авторы предлагали три разных способа нарушения таких клятв. Еще они описывали надлежащую процедуру ареста ведьм: ни в коем случае нельзя позволять ведьме ступать на землю, ее нужно нести в корзине или на плечах и так препровождать в тюрьму, ибо если она прикоснется к земле, то дьявол наделит ее силой отрицать обвинение под самыми страшными пытками. В тюрьме ведьму необходимо обыскать, чтобы она не пронесла под одеждой колдовские амулеты, сделанные из убиенных и расчлененных младенцев. Ведьму рекомендовалось обрить, поскольку она могла спрятать эти амулеты в волосах; впрочем, по вопросу о необходимости брить волосы на лобке мнения авторов расходились.
Излагались также способы препятствия защите. Так, свидетельства обвинения следует записывать на двух листах: на одном — только показания, а имена свидетелей — на другом, чтобы невозможно было определить, кто именно и в чем именно обвиняет. Показывать эти свидетельства обвиняемому надлежит не во всех случаях. В отдельном параграфе обсуждалось, когда это допустимо, а когда нет. При этом в суде над ведьмой показания мог дать любой, в то время как по другим обвинениям — только честный человек.
Авторы расписывали, как следует проводить пытки, какой должен быть между ними интервал, и особо отмечали необходимость постоянно проверять, плачет ли жертва на дыбе в присутствии судьи, — если да, то это указывало на невиновность. Но следует различать настоящие и ненастоящие слезы, ведь ведьма может обмазать щеки слюной и притвориться плачущей. Возможно, к приходу судьи у этих страдалиц уже не оставалось слез. Да и были ли они в своем уме после непрерывных пыток? Плач в отсутствие судьи — в узилище, камере пыток или где-либо еще — не считался. Конечная цель всех действий и ухищрений — выбить признание в колдовстве и участии в ведьминских ритуалах, описанных в предыдущих частях книги, и продемонстрировать бесовскую природу женщин. Любой здравомыслящий читатель, по крайней мере современный, сразу же осознает, что такие признания ложны, лишены логики, получены под пытками и сделаны, лишь бы угодить палачам и прекратить собственные страдания.
Так и не отойдя от эмоций, вызванных ночным чтением, Тора села в постели, взглянула на дьявольскую книгу на столике у кровати и попыталась взбодрить себя оптимистическим заключением, что с 1500 года человечество все-таки сделало шаг вперед. Потом она встала и направилась в душ, по пути постучав в дверь комнаты сына. Завтрак, как обычно, был походным, но нормально поела только Соулей. Когда они садились в машину, Тора напомнила детям, что сегодня они остаются у отца. Дети никогда этого особенно не жаждали, но, возвращаясь в воскресенье вечером, всегда были довольны — особенно если получалось увильнуть от верховой езды.
Высадив детей, Тора поспешила в офис. Выпавший вчера из книги лист с записями она взяла с собой — показать Маттиасу. В конторе еще никого, хотя уже полчаса как должно быть открыто. Масса времени: можно приготовить кофе, проверить почту и узнать, что происходит в мире помимо этого жуткого убийства, занимающего все ее время.
Лекция начиналась в четверть девятого. Бриет подошла к аудитории, но у входа ее остановил декан. Всего пару слов с Гуннаром — и уже не до лекции. Вместо этого она побежала курить на крыльцо, успокоить нервы. Надо позвонить остальным и рассказать невероятную новость. Она глубоко затянулась длинной ментоловой сигаретой. Марта Мист считала эту марку настолько слабой, что, как она сказала, Бриет с абсолютно чистой совестью может утверждать, что не курит вообще. Сама Марта Мист курила «Мальборо». Бриет терзала мобильник в поисках номера подруги и думала, что сейчас им понадобится кое-что покрепче.
Марта Мист наконец ответила.
— Привет, — нервно сказала Бриет.
— Чего звонишь в такую рань! — Сиплый голос Марты Мист говорил о том, что Бриет ее разбудила.
— Надо срочно увидеться! Гуннар рехнулся — грозит, что нас всех отчислят, если мы не сделаем того, что он прикажет.
— Что за хрень! — Марта Мист окончательно проснулась.
— Нужно позвонить остальным, пусть тоже приходят. Если меня выгонят, папаша взбесится. Вдобавок не хочется терять студенческий кредит.
— Остынь на секундочку, — перебила ее Марта. — С чего это Гуннар нас отчислит? Не знаю, что у тебя, а у меня средний балл под потолок.
— Он сообщит в совет факультета, что мы принимаем наркотики, — говорит, у него есть доказательства. Сначала отчислят Бряудна и меня, а потом то же самое случится с тобой, Андри и Дори. Так что придется подчиниться. Я, во всяком случае, рисковать не собираюсь.
Бриет нервничала. Неужели не убедить Марту Мист хоть раз сделать так, как им велят?
— Что он от нас хочет?
— Он требует, чтобы мы встретились с этой юристкой и ответили на ее вопросы. И еще он намекнул, что мы далеко не всегда говорим правду, но его это мало волнует — мы должны с ней встретиться, и точка.
Бриет затянулась, быстро выдохнула и услышала, как кто-то спросил Марту Мист, в чем дело.
— Хорошо, хорошо, — сказала Марта Мист. — Ты уже всем позвонила?
— Нет, помоги мне. У меня сейчас лекция. Давай встретимся в десять и покончим с этим.
— Я поговорю с Дори. А ты позвони Андри и Бряудну. Собираемся в книжном. — Марта Мист без лишних слов повесила трубку.
Бриет зыркнула на телефон. Конечно, Дори у нее, чего ему звонить. Марта Мист, как всегда, вешает на подругу самое неприятное. Вот пусть сама и связывается с Андри или Бряудном! Бриет затушила сигарету о крыльцо и пошла к книжному, по пути выискивая в телефоне номер Бряудна.
Гуннар наблюдал за Бриет из окна своего кабинета. «Прекрасно, — подумал он, — вот и забегали!» Уж он постарался как следует припугнуть эту девицу. У него на них ровным счетом ничего не было — кроме уверенности, что они наркоманы и наверняка втянуты во что-нибудь гнусное. Он пообещал юристке организовать с ними встречу, совершенно не представляя, как это сделать. Эта компания всегда его раздражала. Разумеется, самым худшим был Гаральд, но остальные не многим лучше. Они отличались от Гаральда Гунтлиба только тем, что не уродовали свою внешность под стать тому, что было у них внутри. Наглые, заносчивые, они игнорировали любые просьбы. Даже смерть Гаральда их не изменила. Поэтому декан прибегнул к угрозам, полагая, что этот язык они понимают лучше, чем язык просьб, — и угадал. Единственная проблема заключалась в том, что, искренне желая избавить университет от мерзости, которую они называли «фольклорным обществом», он проверил их личные дела и, к своему изумлению, обнаружил, что почти все они образцовые студенты.
Гуннар опустил жалюзи и поглядел на телефон. На столе лежала визитная карточка юристки. Надо сохранять с ней хорошие отношения, и с немцем тоже, если он хочет найти украденное Гаральдом письмо. Украденное! Притворяться, что ему нравился этот омерзительный урод, говорить о нем уважительно, было невыносимо. Гаральд — обычный вор и опозорил себя и всех, кто с ним был знаком. Декан положил трубку на аппарат. Надо успокоиться, в таком состоянии звонить нельзя. Он глубоко вдохнул и приказал себе думать о приятном: например, о гранте по программе «Эразмус» — заявка подана, есть неплохой шанс, что ее одобрят. Гуннар собрался с духом, взял трубку и набрал номер с карточки.
— Тора, здравствуйте, это Гуннар, — сказал он как можно вежливее. — Вы хотели встретиться с друзьями Гаральда…