Дори с громадным облегчением выскочил из квартиры Гаральда и забежал за угол дома. Сойдя с тротуара, он оглянулся, но ни Тора, ни Маттиас из окна за ним не следили. Зато ему показалось, что дернулась занавеска на нижнем этаже, и он ругнул вечно все вынюхивающую хозяйку квартиры: эта костлявая сучка в своем амплуа. Не давала Гаральду ни минуты покоя, каждый раз поднимала вой, если кто кашлянул или перднул.
В одно прекрасное летнее утро, после того как они колбасили всю ночь, его послали выслушивать ее тираду у двери, и как же тогда эта тетка его достала! У него было чудовищное похмелье, и каждое слово, да что там — каждый звук отзывался у него в голове ударами молота. Вот уж действительно молот ведьмы. Дори передернуло от воспоминания. Все кончилось тем, что он высунул голову за дверь и блеванул ей под ноги. Разумеется, она грозилась вызвать полицию, но Гаральд ухитрился каким-то образом ее успокоить. Весь остаток лета Дори пришлось быть тише воды, ниже травы. Вся компания долго смеялась, когда он приполз назад и рассказал, что произошло.
Зазвонил мобильный: Марта Мист, кто же еще… На этот раз он ответил.
— Чего тебе?..
— Вы закончили?
Надо же, вся трясется от нетерпения.
— Мы тебя ждем, давай приходи.
— Куда? — Дори хотелось свалить домой и лечь, хотя он понимал: Марта Мист не отстанет, будет звонить и звонить, а если он не ответит, то сама придет. Лучше сразу с этим покончить.
— В «101», и быстренько, — сказала она и отключилась.
Было холодно, у него пересохло во рту, и он почти бежал. Через пару минут Дори уже стоял в вестибюле отеля «101», стряхивая с головы снег. Он пригладил волосы, потом снова растрепал их и вошел в бар. Естественно, все сидели в зоне для курящих, на столике — несколько чашек с кофе и бокал пива. Дори вдруг страшно захотелось пива! Он подошел и сел на стул сбоку, хотя Марта Мист и Бриет отодвинулись друг от дружки, освобождая ему место. Нет, оказаться зажатым между ними сейчас невыносимо!
Девушки старались не подать виду, что обижены, и постепенно сдвигались обратно, понемногу сокращая образовавшееся пространство. Марта Мист гениально умела сохранять хладнокровие и редко показывала какие-то иные эмоции, кроме ярости или презрения. Оскорбленная гордость в этом списке не значилась.
— Почему, черт возьми, ты не ответил на звонок?! — набросилась она на Дори. — Нам сдохнуть как надо было с тобой поговорить!
Халлдор взбесился.
— Ты что?! Я разговаривал с этими… Подумай, что я мог сказать по телефону? — Ему никто не ответил, и он повторил: — Как я мог что-то сказать?
Марта Мист пропустила вопрос мимо ушей.
— Я послала тебе сообщение. Мог бы сбегать в сортир и написать ответ. Не так уж много от тебя требовалось.
— Ну конечно, — саркастически сказал Дори. — Это выглядело бы замечательно. За кого бы они меня приняли? За описавшуюся девочку?
В их перепалку вмешался Бряудн.
— Все хорошо? — спросил он, спокойно прихлебывая пиво.
Дори не выдержал, заказал себе большой бокал и повернулся к группке.
— Все прошло нормально, если вам интересно. У них были кое-какие подозрения, но по-настоящему они ничего не знают.
Он забарабанил по краю стола пальцами правой руки, а левой шарил по карманам куртки в поисках сигарет. И не нашел.
— Тьфу. Я забыл там сигареты. Даст кто-нибудь одну?
Бриет бросила ему пачку, и Дори чуть не застонал:
дамские, белоснежные, с ментолом, и в довершение ко всему — супертонкие. Сигарету он все-таки взял. Досадно, что Марта Мист на него зла — она-то курит нормальные, «Мальборо». Он затянулся, вытащил сигарету изо рта, бросил пачку Бриет и покачал головой.
— Как ты куришь это дерьмо?
— Другой сказал бы спасибо, — проворчала Бриет.
— Прости. Просто я заведен.
Принесли пиво. Дори не отрываясь сделал несколько больших глотков, раздул щеки и выдохнул:
— Полегчало…
— Ты ведь ничего им не сказал, да? — сказала Марта Мист. Кажется, она успокоилась.
Дори вновь приложился к бокалу, отрицательно мотая головой.
— Нет, ничего важного, хотя они беспрерывно меня поджаривали и надо было что-то отвечать.
Марта Мист чуть задумалась, потом кивнула, по всей видимости, удовлетворенная.
— Абсолютно уверен?
Дори подмигнул.
— Абсолютно, не волнуйся.
Марта Мист улыбнулась.
— Мой герой…
— А ты что думала? — небрежно сказал он, помахивая перед лицом гламурной сигареткой. — Ну разве я не милашка?
Андри гоготнул и бросил ему через стол свою пачку сигарет.
— Как думаешь, что они будут дальше делать? Захотят еще раз с нами встретиться?
— Нет, вряд ли, — ответил Дори.
— Это хорошо, — сказал Бряудн. — Будем надеяться, что они посуетятся без толку и на этом все кончится.
— А как же Хюги? Вы про него забыли? — вдруг спросила Бриет, которая одна не радовалась и глядела на всех с возмущением.
Улыбка тут же исчезла с лица Дори.
— Нет, что ты! — Он отхлебнул пива, но вкус был уже не так хорош.
Марта Мист изо всех сил треснула Бриет по руке. Девушка вскрикнула.
— Да что с тобой, Бриет? Говорю тебе, они не отступятся и что-нибудь обязательно раскопают. А это поможет Хюги. Важно, что мы к этому не будем иметь отношения. Мы тут ни при чем, несмотря на весь твой пессимизм.
— Человека никогда не посадят за убийство, если он не убивал. Хюги отпустят, вот увидишь, — со смешком сказал Андри.
— Ты с луны свалился? — спросила Бриет, игнорируя боль в руке. Она редко осмеливалась противостоять Марте Мист, но сейчас была задета тем, как та ведет себя с Дори. — Невиновных постоянно сажают.
— Хватит ругаться, — сказала Марта Мист, впившись глазами в Дори. — Все будет хорошо, не переживайте. Пошли поедим чего-нибудь. Жрать хочу.
Все поднялись и пошли расплачиваться за выпивку. Марта Мист оттащила Дори в сторонку.
— Ты избавился? Ну, от этого…
Дори увернулся от взгляда Марты Мист, но она схватила его за подбородок и развернула лицом к себе.
— Да или нет?
Дори кивнул.
— Все в порядке, ничего больше нет. Не волнуйся.
— Я даже сигареты с марихуаной боюсь дома держать. Очень надеюсь, что и ты осторожен. Если эти двое начнут гнать волну, у копов могут возникнуть идеи, и к нам придут с ордерами на обыск. Ты точно все подчистил?
Дори выпрямился, посмотрел ей в глаза и твердо произнес:
— Клянусь. Все.
Улыбнувшись, Марта Мист отпустила его подбородок.
— Иди заплати.
Дори смотрел ей вслед. Как занятно, что она поверила. Она, которая всегда видела его насквозь. Он явно делает успехи в искусстве лжи.
Тора старалась не отвлекаться на необычайно кустистые брови мужчины напротив. Они с Маттиасом сидели в кабинете Торбьёрна Оулафссона, научного руководителя Гаральда.
— Спасибо, что согласились встретиться, — с улыбкой сказала она.
— Не за что, — спокойно ответил Торбьёрн. — Я лишь выполняю просьбу Гуннара, хотя не предполагал увидеть вас так скоро.
Оулафссон позвонил сразу после того, как Дори ушел из квартиры Гаральда, и Тора с Маттиасом решили, что пойдут к нему немедля.
Торбьёрн отложил карандаш, который до этого крутил в пальцах.
— Так что вы хотите знать?
— Я полагаю, Гуннар вам объяснил, какое отношение мы имеем к Гаральду? — начала Тора. Торбьёрн кивнул, и она продолжила: — Хотелось бы услышать ваше мнение о нем, а также нас интересуют исследования, которыми он занимался под вашим руководством.
Торбьёрн чуть задумался.
— Не могу сказать, что хорошо его знал. Я не панибратствую со студентами: забочусь о том, чтобы они прогрессировали в учебе, и не вмешиваюсь в их личную жизнь.
— Но какое-то мнение о нем у вас сложилось? — спросила Тора.
— Весьма общее. Мне казалось, что он, мягко говоря, натура эксцентричная. И дело тут не только в его внешнем виде. Меня, например, Гаральд нисколько не раздражал, а вот Гуннар его на дух не переносил. Я люблю работать со студентами, которые умеют мыслить самостоятельно. Он был невероятно упорный, умел концентрироваться. Как правило, у меня нет иных требований.
Тора удивилась:
— Умел концентрироваться? Гуннар считает, что Гаральд никак не мог сосредоточиться на чем-то одном.
Торбьёрн хмыкнул.
— Гуннар — педант, человек старой школы. Он требует, чтобы студенты ни на шаг не отступали от утвержденного плана. Гаральд же принадлежал к тому типу, что предпочитаю я. В исследовании ему было любопытно, а что, образно говоря, за поворотом, в переулках. Это, так сказать, петляющий путь. Никогда не знаешь, куда он заведет, и времени он занимает больше, но иногда приносит неожиданные плоды.
— Значит, Гаральд не собирался менять тему диссертации, как утверждает Гуннар? — спросил Маттиас.
— И не думал, — ответил Торбьёрн. — Гуннар во всем видит конец света и всех подозревает. Наверняка он просто хотел, чтобы Гаральд как можно скорее завершил диссертацию, а не превратился в вечного студента, каких в университете десятки. А произошло, увы, наоборот.
— Вы не против немного рассказать об исследованиях Гаральда? — попросила Тора. — Мы хотим понять, не связана ли эта смерть с его интересом к черной магии.
Чудесные брови Торбьёрна взлетели.
— Вы серьезно?
Тора и Маттиас закивали.
— Не может быть… Трудно представить, что история может кого-то так взволновать, что он пойдет из-за нее на убийство. Что же касается научных интересов Гаральда, то он занимался сравнением охоты на ведьм в Исландии и на континенте. Как известно, за колдовство в Европе повсеместно сжигали женщин, а вот в Исландии — по преимуществу мужчин. Это было отправной точкой исследований Гаральда. Он приехал сюда с хорошим знанием исторических реалий по другим странам, а здесь сосредоточился на изучении исландских первоисточников и, соответственно, общей истории этого периода. На мой взгляд, к тому моменту, когда его убили, он уже прошел значительную часть пути.
— А в чем заключался этот путь? — спросил Маттиас.
Торбьёрн задумался, припоминая.
— Ну, сначала он увлекся епископом Йоуном Арасоном, особенно тем фактом, что епископ привез в Исландию первый печатный станок. Скажу откровенно, я никак не мог взять в толк, каким образом Гаральд связывает это событие с преследованием ведьм, однако не мешал ему идти дальше. Затем он неожиданно оставил этот аспект и переключился на епископа Бриньольва Свейнссона.
— Свейнссон поощрял охоту на ведьм? — спросила Тора.
— Не совсем так, — ответил Торбьёрн. — Считается даже, что в отношении всякого рода преследований он проводил мягкую политику и даже спас от сожжения на костре скаульхольтских школяров, у которых обнаружили колдовскую десть — сборник заклинаний. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что это необоснованная точка зрения. Например, епископ ничего не сделал для обуздания своего родственника, Паудля из Селаурдалура, одного из самых ярых гонителей ведьм. Когда заподозрили, что вспышка заболевания на ферме Паудля вызвана колдовством, то сожгли семерых мужчин.
— Гаральд что, изучал эту колдовскую штуку, о которой вы упомянули? — спросил Маттиас.
Торбьёрн медленно покачал головой.
— К сожалению, скаульхольтскую десть епископ уничтожил. Хотя есть версия, что он записал восемьдесят заклинаний из нее. Нет, Гаральда интересовала библиотека Бриньольва, в которой содержались разного рода манускрипты и книги. И конечно, личная жизнь епископа тоже весьма его занимала.
— Почему? — спросил Маттиас и добавил в порядке извинения: — Я не силен в исландской истории.
Торбьёрн снисходительно улыбнулся.
— Если в двух словах, то у Бриньольва было семеро детей, но только двое достигли зрелости: дочь Рагнхейдюр и сын Халлдор. Рагнхейдюр родила внебрачного сына через девять месяцев после того, как Бриньольв заставил ее публично поклясться, что она девственница. Клятва понадобилась, поскольку ходили слухи о любовной связи между ней и молодым помощником епископа, человеком по имени Дади. Незаконнорожденного у Рагнхейдюр забрали и отдали на воспитание родителям его отца. Сама же Рагнхейдюр умерла в заточении, когда ее ребенку еще не исполнилось и года. Халлдор, сын Бриньольва, учился за границей и умер там несколько лет спустя. Тогда Бриньольв призвал к себе сына Рагнхейдюр, Тордюра, которому к тому времени исполнилось шесть, и объявил внука своим наследником. Мальчик быстро стал зеницей ока для старика. Через три года после того, как Тордюр появился в Скаульхольте, умерла жена Бриньольва. В довершение трагедии внук епископа тоже умер в возрасте двенадцати лет от чахотки. Таким образом, епископ Бриньольв, одна из величайших фигур исландской истории, остался один, без семьи и наследников. Гаральда покорила эта история и то, что читалось между строк. Если бы Бриньольв отнесся к своей дочери с большей добротой, то все могло бы сложиться иначе и для него, и для его семьи. А Рагнхейдюр отомстила отцу за жестокость и публичное унижение. Бытует мнение, что в церкви она дала честную клятву, но в тот же вечер позволила Дади соблазнить себя.
— Неудивительно, что такая история привлекла Гаральда, — сказала Тора и подумала, что, конечно, он сочувствовал Рагнхейдюр. — А перед самой своей гибелью он все еще занимался Бриньольвом или продвинулся дальше?
— Пожалуй, о Бриньольве он знал все. Как раз перед убийством он не появлялся на факультете целую неделю, но я не в курсе, чем именно он в эти дни занимался.
— Вы не знаете, были ли у Гаральда в Исландии дела помимо учебы? Например, скупал ли он антиквариат или какие-то предметы, возможно, имеющие историческую ценность? — спросил Маттиас.
Торбьёрн засмеялся.
— То есть не искал ли он сокровища? Нет, ни о чем подобном я не слышал. Гаральд казался человеком, твердо стоящим на земле. Он был самозабвенным исследователем, и мне нравилось с ним работать, так что не обращайте внимания на истерическую подозрительность нашего декана.
Тора решила поменять предмет разговора и спросила о праздновании в здании факультета в ночь убийства.
— Совершенно верно, — сказал Торбьёрн, и лукавый огонек исчез из его глаз. — Я отвечал за проведение этого мероприятия. На нем присутствовало большинство преподавателей факультета. Вы на что-то намекаете?
— Отнюдь, — возразила Тора. — Я спрашиваю в смутной надежде, что вы заметили какую-то мелочь, какую-то деталь. Возможно, вы что-то вспомнили уже после того, как дали показания полиции. Память иногда мешкает.
— Те, кто был на этом вечере, вам не помогут. Все ушли задолго до того, когда, по словам полиции, в здании появился убийца. Мы отмечали получение гранта на совместные исследования с норвежским университетом. У преподавателей, в отличие от студентов, сил на подобные сборища нет, вот все и разошлись задолго до полуночи.
— Вы уверены? — спросил Маттиас.
— Абсолютно. Я уходил последним и сам включил сигнализацию. Если бы кто-то остался в здании, то начался бы жуткий трезвон. Однажды со мной такое случилось — приятного, знаете ли, мало. — Он посмотрел на Маттиаса, которого, похоже, не убедил. — Распечатка с охранного пульта может это подтвердить.
— Не сомневаюсь, — произнес Маттиас с каменным лицом.