Когда приближаешься к главному корпусу Исландского университета, открывается величественная панорама. Архитектура здания заметно превосходит остальные корпуса своей монументальностью. Бриет сидела на ступеньках парадного входа и любовалась серповидной подъездной дорогой. «Хорошо бы купить машину», — думала она. Но об этом нечего даже мечтать, у нее не студенческий кредит, а слезы. Посмотреть бы в глаза тому жмоту, решившему, что на минимум, который он насчитал, можно жить. Эх, покончить бы с обучением и начать работать! Впрочем, историки много не зарабатывают. За большими деньгами надо было идти на другую специальность. Бриет надеялась охомутать кого-то, кто сможет обеспечивать ее и семью. Сестра сделала именно так, выйдя замуж за юриста, который работает в крупном банке. Они купаются в деньгах, сейчас строят огромный дом в пригороде, а сестрица, политолог по образованию, ведет роскошную жизнь: по утрам работает в министерстве, а остальную часть дня болтается по магазинам.
Бриет прислонилась к сидевшему рядом Дори. Этот парень что надо, невероятно красивый, и, кстати, врачи довольно много получают.
— Ты о чем задумалась? — спросил он, бросив снежок, который все это время лепил.
— Ох, не знаю, — устало ответила Бриет. — О Хюги.
Дори проследил за полетом снежка — как он взлетел высоко в воздух и упал рядом с памятником Сэмунду Мудрому.[5]
— А он, между прочим, колдун, — сказал Дори.
— Кто? — удивленно спросила Бриет. — Хюги?
— Нет, Сэмунд Мудрый.
— А, ну да.
Дори рассматривал скульптуру: колдун лупит тюленя молитвенником по голове. По легенде, в образе тюленя скрывался сам дьявол. Странная композиция. Дори не понимал, почему она стоит перед университетом.
Бриет достала из сумки пачку сигарет.
— Хочешь? Твой любимый брэнд. — Она усмехнулась, протягивая ему белую пачку.
Дори улыбнулся.
— Нет уж, спасибо, у меня свои.
Он достал сигарету, и оба закурили.
— Ну и дела… — сказал он.
— И не говори…
Не зная, что лучше ответить, Бриет решила быть осторожной. Нельзя, чтобы Дори совершил какую-нибудь глупость, с последствиями для него, а значит, с двойными последствиями для нее. При этом ей хотелось, чтобы он осознал, насколько она более чуткая и порядочная, чем Марта Мист.
— Меня тошнит от всей этой хренотени. — Халлдор молча уставился прямо перед собой, а потом добавил: — Остальные студенты совершенно на нас не похожи.
— Знаю, — сказала Бриет. — Мы не типичные. Я этим тоже сыта по горло. — Она понятия не имела, о чем они говорят.
Не обращая внимания на подругу, Дори продолжил:
— Больше всего меня поражает, что другие не тусуются бесконечно, не пьянствуют, а выглядят такими же довольными жизнью, как и мы.
Бриет, воспользовавшись случаем, положила руку на плечо Дори и прижалась лицом к его спине.
— И я так думаю. Мы слишком далеко зашли. Если Андри и остальные хотят, чтобы все так и оставалось, то это без меня. Пора опомниться и начать наконец делать что-то стоящее. По крайней мере я так и поступлю. Игры кончились. — Она нарочно упомянула Андри, а не Марту Мист.
— Забавно… Я вроде как чувствую то же самое… — Халлдор с усмешкой развернулся к Бриет. — Мы с тобой не такие уж разные.
Девушка мгновенно поцеловала его в щеку.
— Мы с тобой похожи, а про остальных забудь.
— Только не про Хюги, — сказал Дори, и ухмылка сбежала с его лица.
— Конечно. Про него нельзя забывать, — поддакнула Бриет. — Не перестаю о нем думать. Каково ему там?
— Хреново. Не могу этого больше выносить.
— Что? — Бриет остереглась дальше спрашивать. Она решила, что лучше его неправильно поймет, чем испортит то, что так хорошо завязывается.
Дори начал подниматься.
— Подожду еще несколько дней, а потом пойду в полицию. И насрать, что будет.
Приплыли. Надо срочно придумать, как привести его в чувство. Сейчас Бриет с радостью отдала бы Дори в руки Марты Мист.
— Послушай, ты ведь не убивал Гаральда? Ты ведь был в «Каффибреннслан»?
Он встал.
— Да. Я был в «Каффибреннслан». А где была ты?
Дори посмотрел на нее сверху вниз далеко не ласковым взглядом и собрался уходить. Бриет, сообразив, что это полный провал, вскочила на ноги и закричала:
— Я не это имела в виду, прости. Я просто… Зачем идти в полицию?
Дори резко замер и развернулся.
— Знаешь, я больше не хочу понимать, чего вы с Мартой Мист так упираетесь. День расплаты все равно наступит, он всегда наступает, помни об этом, — сказал он и ушел.
Бриет, не зная, что делать дальше, достала мобильный и набрала номер.
Лора Амаминг зашла в холл института рукописей, где Глория возилась с пылесосом. Утром при всех Лора не смогла с ней поговорить, и вот теперь выкроила минуту наедине.
— Мне надо у тебя кое-что спросить.
— О чем? — удивилась Глория. — Я вроде делаю все как ты учила.
— Да я не о работе, — отмахнулась Лора. — Вспомни, в те выходные, когда произошло убийство, ты убирала в студенческой комнате отдыха. Не заметила ли ты что-нибудь необычное? До того, как нашли тело.
Темные глаза Глории расширились.
— Я тебе все рассказала… И полиции. Там ничего не было.
Лора сурово посмотрела на девушку, чувствуя неискренность ее ответа.
— Глория, скажи мне правду. Ты ведь знаешь, что лгать — большой грех. Бог все видит, и он знает, что ты обнаружила. Или ему ты тоже собираешься врать, когда придет время и ты перед ним предстанешь? — Она взяла девушку за плечо и заставила посмотреть себе в глаза. — Не волнуйся. Ты же не могла знать, что произошло убийство. Дверь, за которой стоит ксерокс, тогда еще никто не открывал. Так что ты видела?
По щеке Глории потекла слеза. Это была не первая слеза, которую девушка роняла на работе, а потому Лора осталась безучастна.
— Глория, соберись и все мне расскажи. Я в этой комнате нашла следы крови на оконной ручке. А что видела ты?
Появилась вторая слеза, потом третья, а затем они полились сплошным потоком. Сквозь всхлипывания Глория выдавила:
— Я не знала… не знала…
— Я понимаю, Глория. И все понимают. Откуда ты могла знать? — Лора вытерла ей щеки. — Так что там все-таки было?
— Кровь на полу, — выговорила девушка, в ужасе глядя на Лору. — Не лужа, а как будто кто-то пытался следы вытереть… Я сначала не сообразила, а потом, когда увидела на тряпке, поняла. Только я ни о чем таком не подумала, я же не знала… Ну, ты понимаешь…
Лора облегченно вздохнула. Пятна крови — и ничего больше. За Глорию можно не переживать. Из-за того, что она это утаила, неприятностей у нее не будет. Свою тряпку Лора на всякий случай сохранила, теперь ее спокойно можно отдать Триггви, а он пусть отнесет в полицию — они там установят, чья это кровь. В глубине души Лора не сомневалась, что убийство совершили в этой комнате.
— Глория, не переживай. Это все пустяки. Сходим в полицию, и ты скажешь, что не понимала важности информации. — Она улыбнулась, но девушка продолжала плакать.
— Есть еще кое-что, — произнесла она, шмыгая носом.
— Еще? — снова напряглась Лора. — Говори!
— Тем утром я кое-что нашла — в буфете, в ящике для ножей. Пойдем, я тебе покажу. — Глаза девушки блестели от слез.
Лора пошла за Глорией на первый этаж, в подсобное помещение. Глория вскарабкалась на стремянку, достала с верхней полки какой-то сверток и протянула Лоре.
— Я не выбросила, потому что чувствовала — это что-то странное. А когда нашли тело, я поняла, что это такое, и очень испугалась. Тут мои отпечатки, и полиция могла подумать, будто я его убила. А я никого не убивала.
Лора осторожно развернула бумажное полотенце. Увидев спрятанный предмет, она вскрикнула и перекрестилась. Глория разрыдалась.
Гвюдрун — для друзей Гюрра — едва не начала снова грызть ногти. От этой привычки она избавилась давно и уже не помнила, было это до или после того, как она вышла за Адли. Гюрра посмотрела на свои ухоженные руки. Жаль, на ногтях нет лака, можно было бы его сдирать — хороший способ избавиться от фрустрации. Она подумала, а не нанести ли его единственно с этой целью, но переборола искушение и пошла в кухню.
Сегодня суббота, надо бы приготовить что-нибудь вкусненькое. Адли работал каждый день, кроме воскресенья, и только субботним вечером они могли спокойно побыть вместе. Гюрра посмотрела на часы — пока еще рано начинать готовить ужин. Она вздохнула. Все давно убрано и вычищено, не осталось никакой работы по хозяйству. Нет, если она не отыщет себе занятие, то сойдет с ума. Нужно придумать, как удержаться от паники. Появление полицейских с ордером на обыск верхней квартиры страшно перепугало Гвюдрун. И — невероятно, но факт — ничего не случилось. Их уютная вселенная на Бергстадастрайти не перевернулась. Все волнения оказались безосновательны, она только начала расслабляться — и, как оказалось, зря…
Зачем эти двое опять что-то вынюхивают? Неужели полиция недовольна результатами расследования? Чего ради будоражить все заново? Гюрра застонала. Господи, и о чем она только думала? Адли, конечно, бывал совершеннейшей свиньей и потерял к их браку всякий интерес, но она вовсе не хотела с ним расставаться. Наоборот, Даже предприняла некоторые шаги, стараясь вернуть его внимание. Сорок три — уже слишком много, чтобы снова выставлять себя на продажу.
Ну и дура же она. Спать со своим квартирантом! Самое смешное, что в этих апартаментах живали мужчины и посимпатичнее, не то что этот безбашенный немец. Она, видимо, была не в своем уме — и не важно, что это случилось больше, чем один раз, и, в общем, больше двух раз. Да только, чего уж отрицать, секс с ним был особенным. И конечно же, ее захватила атмосфера приключения, а осознание того, что они занимались чем-то запретным, добавляло остроту. Гаральд был значительно моложе ее мужа и такой горячий! Если б только не все эти шрамы, кольца и гвозди, хотя…
«Думай, думай». Она глубоко вдохнула. Ну и как они узнают? Да никак. Лично она не сказала о своей связи даже лучшей подруге — здравый смысл удержал. Гаральд тоже вряд ли кому-то хвастался. Да и зачем ему? Девицы текли через его квартиру нескончаемым потоком, и если бы он был из тех, кто любит афишировать победы на сексуальном фронте, то и ей рассказал бы о них. Она поправила себя: «нескончаемый поток» — на деле всего две девушки, высокая рыжая и миниатюрная блондинка. Словом, полиция об их близости ничуть не подозревала. Они беседовали с ней несколько раз, всегда коротко, и ничто в их словах или поведении не подразумевало, что они считают ее отношения с Гаральдом более тесными, нежели отношения хозяйки дома с жильцом. Тем более что под конец именно так и оказалось. Гаральд объявил ей, что хватит, мол, он не может больше отвлекаться, у него есть дела поважнее. Вспомнив об этом, Гвюдрун скривилась.
Она предпочитала бросать сама, а не оставаться брошенной. К его чести, он очень мило поблагодарил ее за памятные моменты, но она все равно вышла из себя. Гюрра покраснела при одном воспоминании. Как все-таки стыдно и нецивилизованно с ее стороны. На самом деле она психовала, потому что догадывалась — настоящая причина совсем не в его делах. У него появилась постоянная девушка. За неделю до убийства Гюрра их несколько раз засекла — видела, как они входили и выходили из его квартиры. Девушка незнакомая, раньше она у Гаральда не появлялась. Разговаривали по-немецки, так что скорее всего его соотечественница. Неужели исландские женщины хуже, когда доходит до этого? Гюрру тогда взбесило лицемерие Гаральда. То, что она, Гюрра, изменяет своему мужу, — это мы принимаем, это, выходит, нормально, а он, значит, не может изменять своей девушке. Надо же, какие мы честные.
Ладно, все кончено, и не стоит зацикливаться на том, что вместе с ее жильцом кануло в вечность. Она пошла в хозяйственную комнату. Надо бы тут прибраться. Комнатой, приспособленной для стирки-глажки и хранения уборочного инвентаря, пользовались как хозяева, так и жильцы. Они с Адли так придумали, когда купили этот дом и решили сдавать верхний этаж. Она подняла медный дверной крючок и вошла.
Да, здесь есть чем заняться. Пол до сих пор покрыт отпечатками лап: полицейские собаки везде искали наркотики. К счастью, ничего не обнаружили. Потому что если бы их нашли в общих помещениях, то ее с Адли включили бы в список подозреваемых или в какой-нибудь другой список, связанный с распространением наркотиков. От них потребовали присутствия во время обыска, и собака обнюхала и ее, и мужа. Бред какой-то! Они никогда не прикасались к наркотикам, по крайней мере она. За Адли нельзя поручиться — кто знает, какие он выкидывает фортели во время своих бесконечных командировок. Впрочем, все обошлось. Собаки ничего не учуяли, и полицейские утратили интерес к помещению. Один, правда, заглянул внутрь сушилки и стиральной машины — чисто из любопытства. А больше ничего и не случилось.
Гюрра открыла дверцу встроенного шкафа, достала ведро и веник. Вытаскивая ведро, она увидела за ним коробку. Когда она в последний раз здесь прибиралась, никакой коробки не было. Обычно шкаф пуст, за исключением приспособлений для уборки обеих квартир. Должно быть, это Гаральда. Она осторожно ее вытащила. Гвюдрун попробовала вспомнить, когда она здесь последний раз мыла полы. Ну конечно, как раз в тот день, когда он ее бросил. Он хотел постирать свои вещи, а она зашла и предложила ему — не пытаясь скрыть свои истинные намерения — «свои услуги». Вот тогда-то он и заявил, что хорошенького понемножку.
Поскольку этот малоприятный эпизод произошел незадолго до убийства, Гаральд, должно быть, поставил сюда эту коробку позже, перед самой смертью. Зачем? Гвюдрун предлагала ему пользоваться шкафом, в нем было четыре полки для вещей жильцов, но он говорил, что ему не нужно, и полки всегда пустовали. Возможно, он хотел что-то спрятать от своей новой подружки, положил в коробку и оставил здесь? Хотя по внешнему виду и экстравагантным украшениям Гаральда было непохоже, чтобы он пытался что-нибудь скрывать. Может, он тайно снимал все свои услады и боялся, что девушка это найдет? Хорошенькое начало взаимоотношений — подозревать, что стала частью сексуальной коллекции. Тут сердце Гюрры екнуло: а вдруг она тоже есть на пленке или фотографиях? Гвюдрун обеими руками схватилась за голову. Она стояла, сгорая от стыда, и глядела на коробку. Надо ее открыть, другого выхода нет — открыть и убедиться, что там не найдется ничего такого, что выдаст ее постыдный секрет.
Гвюдрун нагнулась и раскрыла картонные створки: внутри — ни дисков, ни пленок, ни фотографий. Несколько кухонных полотенец, в которые завернуто что-то, вероятно, бьющееся. Сверху какие-то листы в прозрачных папках. Какое счастье! Она достала один лист и увидела, что это очень старое письмо, похоже, ценное. Шрифт и текст были неразборчивы, и Гюрра решила рассмотреть его подробнее. Держа письмо в руке, она перебрала остальные бумаги, и, к огромному ее облегчению, в них также не содержалось ничего, связанного с их отношениями. Ее внимание привлек еще один лист бумаги — если это вообще бумага — темный, плотный, словно вощеный, с небрежной писаниной, выполненной красными чернилами, сплошные каракули. Сверху была начерчена руна, а внизу стояло две подписи, обе неразборчиво, но имя Гаральда она распознала — такая же подпись стояла на договоре аренды. Она положила лист обратно в коробку. Чудно.
Гюрра сдвинула бумаги в сторону, бережно достала со дна один из предметов, завернутый в кухонное полотенце. Что-то легкое, как если бы там вообще ничего не было. Она осторожно развернула ткань — и застыла в ужасе. Пронзительно закричав, отшвырнула полотенце, стиснула в кулаке старинное письмо и пулей выскочила из бытовки.
Гуннар поднял трубку и набрал внутренний номер Марии, директора института рукописей. Наверняка она еще на работе, хоть и суббота. Выставка работала последние дни, и, судя по общей суматохе, в институте кипит жизнь.
— Добрый день, Мария, это Гуннар, — важно начал он. Пусть знает: он натура самодостаточная, цельная, не желающая создавать о себе преувеличенное впечатление.
— А, это вы… — Директора, похоже, не проняло. — А я собралась вам звонить. Новости есть?
— Как сказать, — медленно и спокойно произнес Гуннар. — Я полагаю, что значительно продвинулся вперед в поисках документа.
— Мне было бы легче, если бы вы полагали, что уже нашли письмо, — саркастически сказала она.
Гуннар не поддался и не стал вступать в словесный конфликт.
— На факультете я проверил все и даже связался с представителями семьи Гаральда — они как раз начали заниматься его личными вещами. Документ среди них, это несомненно.
— То есть вы полагаете, что это несомненно?
— Послушайте, я позвонил, чтобы обрисовать вам ситуацию, поэтому не надо хамить. — Гуннар подавил желание бросить трубку.
— Простите. Мы здесь так замотались с этой выставкой. Я на пределе. Не обижайтесь, — дружелюбно сказала Мария. — Помните, я сдержу свое слово, Гуннар. У вас на поиски всего несколько дней, до закрытия выставки. Я не стану покрывать ваших студентов.
«А „несколько дней“ — это сколько?» — не решился спросить Гуннар. Едва ли больше пяти, а вероятнее всего, три. Давить на Марию и уточнять ни в коем случае не стоит, а то она и этот срок сократит.
— Ясно. Как только что-нибудь выяснится, немедленно дам знать.
Они сухо попрощались. Гуннар навалился локтями и грудью на стол, обхватил голову руками. Письмо надо найти! Если нет, то ему, вероятно, придется подать в отставку. Для декана факультета немыслимо оказаться замешанным в кражу старинных документов, к тому же присланных из-за рубежа. В нем вскипела ненависть. Проклятый Гаральд Гунтлиб! Пока он тут не появился, Гуннар лелеял мечту, что когда-нибудь выставит свою кандидатуру в ректоры. А сейчас он мечтает только об одном — чтобы жизнь просто стала нормальной. Все.
В дверь постучали. Гуннар распрямился и сказал «войдите».
— Здравствуйте, простите за беспокойство, — начал Триггви, смотритель здания. Он закрыл за собой дверь, медленно подошел к столу Гуннара, хотя от предложения присесть вежливо отказался.
— Одна из уборщиц нашла это в комнате отдыха студентов… — Он протянул руку и раскрыл кулак.
Гуннар взял с ладони смотрителя маленькую стальную звездочку. Рассмотрев ее поближе, он удивленно взглянул на Триггви:
— А что это? Вряд ли что-то ценное.
Смотритель потер подбородок.
— Я думаю, это от ботинка убитого студента. Уборщица нашла ее пару дней назад, но сказала об этом только сегодня.
Гуннар посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— И что? Я не совсем улавливаю смысл…
— Есть кое-что еще. Если я правильно ее понял, уборщица обнаружила следы крови на окне. — Триггви смотрел Гуннару в глаза, ожидая ответа.
— Крови? Разве его не задушили? — недоверчиво спросил декан. — Это, наверное, какие-то старые пятна…
— Его ведь не только задушили…
Гуннар напрягся при воспоминании о неслыханном надругательстве над телом.
— Да, верно. — Он озадаченно крутил в руках звездочку.
— Понимаете, она с ботинка, который на нем был во время убийства, — продолжил Триггви. — Нет, конечно, она могла оторваться и до того. Я решил отдать ее вам, а там уж делайте что хотите.
— Так-так, — пробормотал Гуннар. Стиснув зубы, он серьезно посмотрел на Триггви, поднялся из-за стола и сказал: — Спасибо. Возможно, это не имеет отношения к делу, но вы правильно сделали, что сообщили мне.
Смотритель спокойно кивнул.
— Но и это еще не все, — сказал он и достал из кармана сложенное бумажное полотенце. — Женщина, которая убирала комнату отдыха в те выходные, обнаружила на полу не до конца стертые следы крови и нашла еще вот это… — Он вручил сверток Гуннару. — Думаю, надо сообщить в полицию.
Триггви поблагодарил профессора и вышел.
Декан задумался, как поступить. На самом ли деле это так важно? Не откроет ли он звонком в полицию ящик Пандоры? Снова начнутся расспросы… Этого нельзя допустить. Особенно сейчас, когда все возвращается на круги своя, к повседневной рутине. Если, конечно, не считать это проклятое письмо. Тяжело вздохнув, Гуннар смахнул звездочку в ящик стола — до понедельника подождет — и развернул бумажное полотенце. Он не сразу понял, что за предмет лежит перед ним и как он связан с делом. А когда понял, то зажал рот рукой, чтобы сдержать вопль. Он поднял трубку и набрал номер экстренного вызова полиции. До понедельника это ждать не могло.
Сэмунд Мудрый (1056–1133) — исландский священник, писатель и ученый. Со временем стал героем легенд и сказок. Скульптура Аусмунда Свейнссона «Сэмунд, побивающий книгой дьявола» установлена перед главным зданием Исландского университета как символ победы знания над тьмой и невежеством.