13 декабря 2005 года
Амелия Гунтлиб смотрела на стоящую перед ней чашечку кофе и молчала. Торе тоже было нечего сказать. Маттиас только что отчитался обо всем связанном с трагической смертью Гаральда и предположил, что вряд ли вскроется еще хоть что-то мало-мальски важное. Слушая Маттиаса, Тора внутренне восхищалась, как он сглаживает те моменты, которые могли бы ранить мать Гаральда. Несмотря на все его старания, история по-прежнему выглядела отталкивающей и труднопереносимой даже для Торы, знающей ее от и до.
— Полиция установила местонахождение рукописи «Молота ведьм» и других книг, которые Гуннар откопал в пещере, — негромко сказал Маттиас. — И деньги нашлись. Гествик потратил крупицы. Остальное в банке.
Вчера, после того как полиция арестовала Гуннара, Тора с Маттиасом несколько часов просидели в полицейском участке, давая показания, и у Торы уже не было сил встречаться с Амелией Гунтлиб. Она уехала домой и, до того как поговорить с Гильфи о ребенке и Сигге, долго обсуждала свои семейные обстоятельства с подругой. Лаувейя посоветовала помочь Гильфи персонифицировать ребенка — к примеру, вместе с ним придумать младенцу имя. Тогда Гильфи яснее представит себе, что происходит. Вдобавок это его подбодрит.
А сегодня Тора с Маттиасом сидят в безлюдном кафетерии муниципалитета вместе с Элизой и Амелией Гунтлиб. Девушка поплакала во время рассказа Маттиаса, а ее мать хранила гробовое молчание. Она смотрела то на край своего подола, то на стоящую перед ней чашечку кофе. Потом подняла голову и глубоко вздохнула. Все молча ждали, что она заговорит, заплачет или как-то по-другому выразит свои чувства, но этого не случилось. Амелия Гунтлиб остановившимся взглядом смотрела сквозь большую стеклянную стену на озеро, наблюдая, как плавают по нему утки и прилетевшие с севера полярные гуси. Ветер поднимал рябь на поверхности воды, и птиц мягко покачивало на волнах. Неожиданно в середину спикировала чайка и разогнала пернатую компанию.
— Посмотрим на Исландию? — неожиданно предложил Элизе Маттиас. — Она в том зале.
Элиза рассеянно кивнула, они поднялись и прошли в примыкающий к кафетерию зал, где экспонировалась знаменитая объемная карта Исландии. Тора и мать Гаральда остались вдвоем.
Амелия будто и не заметила, что кто-то встал из-за стола. Тора вежливо кашлянула, но безрезультатно. Она подождала еще немного и сообразила, что фрау Гунтлиб надо помочь.
— У меня нет опыта в подобного рода делах и трудно подобрать слова соболезнования, но я хочу, чтобы вы знали — я испытываю к вам и вашей семье глубочайшее сочувствие.
Женщина гневно сверкнула глазами.
— Я не заслужила сочувствие. Ни от вас, ни от кого-либо другого. — Она отвернулась от окна и взглянула на Тору. Гнев еще отражался на ее лице, но затем оно смягчилось. — Извините. Я не в себе.
Фрау Гунтлиб положила руки на стол и начала крутить свои кольца.
— Сама не знаю, отчего во мне возникло желание поговорить с вами. — Она оставила украшения в покое и посмотрела на Тору. — Может быть потому, что я больше никогда вас не увижу. Или мне нужен повод оправдать свои поступки, после того как они привели к таким непредсказуемым последствиям.
«Неужели смерть сына для нее всего лишь „непредсказуемое последствие“?» — подумала Тора.
— Вы не обязаны передо мной объясняться или оправдываться, — произнесла она. — Я не вчера родилась, и знаю, что в жизни все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Амелия неопределенно улыбнулась. Тора отметила, что, несмотря на трагические события, она очень хорошо выглядит. Мать Гаральда по-прежнему великолепна, хотя возраст уже начал проявляться и красота постепенно уступала место элегантности. Это впечатление усиливал темного цвета ансамбль из платья и пальто, который явно стоил дороже, чем все траты Торы на одежду за год.
— Гаральд был замечательным ребенком, — погружаясь в прошлое, произнесла фрау Гунтлиб. — Мы были очень счастливы, когда он родился. Нашему первенцу, Бернду, едва исполнилось два года, и тут этот чудесный младенец. Люди по-разному представляют себе рай, для меня же он те несколько лет от рождения Гаральда и до рождения Амелии. Ничто не омрачало ни одного мгновения нашей жизни.
— Девочка была инвалидом с рождения? — спросила Тора.
Амелия Гунтлиб мгновенно перестала улыбаться.
— Нет. Она не была больна. Совершенно здоровая девочка, точная копия меня в этом возрасте, по фотографиям заметно. Все мои дети в младенчестве хорошо спали и редко плакали, ни у кого не болели животики или ушки. Прекрасные детки.
Тора только кивала, не зная, что сказать. Она вдруг заметила, что глаза ее собеседницы увлажнились.
— Гаральд… — Голос Амелии надорвался. Она умолкла, но тут же взяла себя в руки и быстрым движением смахнула слезу. — Я никогда не обсуждала это ни с кем, кроме мужа и наших докторов. Муж сказал только своим родителям, и больше никому. Мы семья закрытая, делиться проблемами с чужими людьми нам сложно, да и не в наших правилах, и мы не умеем принимать сочувствие от посторонних. Не привыкли. Полагаю, это может служить объяснением.
— Да, это нелегко, — сказала Тора, хотя понятия не имела, каково это. К счастью, до сих пор ей не требовалось много сочувствия.
— Гаральд обожал свою младшую сестренку. Но и ревновал. Три года он был моим любимым малышом, и теперь с трудом принимал нового члена семьи. Мы не относились к этому серьезно — думали, со временем пройдет… — Слезы покатились по ее щекам. — Он ее выронил. Бросил на пол.
Она замолчала, отвернулась к озеру и снова стала смотреть на птиц.
— Гаральд бросил сестренку на пол?! — не поверила Тора. Она сохранила внешнее спокойствие, но по ее спине пробежала дрожь.
— Малышке было четыре месяца, она спала в машине, в своем креслице — мы ездили по магазинам и только что вернулись домой. Я пошла снять пальто, оборачиваюсь, а он стоит в прихожей и держит ее в руках. Нет, не на руках… За ножки, вниз головой, как тряпичную куклу. Конечно, она проснулась и захныкала. Он прикрикнул на нее и затряс. Я бросилась к нему, но не успела… Он посмотрел на меня, улыбнулся и отпустил ее. На кафельный пол.
Слезы одна за другой катились по ее щекам, оставляя на лице серебристые дорожки.
— Я не могу вычеркнуть это из памяти. Каждый раз, глядя на Гаральда, я видела выражение его лица в ту минуту…
Амелия замолчала, собираясь с силами.
— У малютки случился перелом черепа, в больнице она впала в кому, и в результате развилась энцефалопатия.
— Вас должны были обвинить в жестоком обращении с детьми и забрать ребенка на время расследования обстоятельств.
По взгляду фрау Гунтлиб Тора поняла свою наивность.
— Через все это проходить не пришлось. Нам помог семейный доктор. Да и другие врачи, которые за ней наблюдали, проявили исключительное понимание. Гаральда направили к психиатру, но признаков психического расстройства не обнаружили. Он был просто маленьким ревнивым ребенком, совершившим чудовищную ошибку.
Тора не могла назвать этот случай поведением нормального ребенка, но ничем не выдала своих сомнений. Да и откуда ей об этом знать?
— Гаральд все помнил или через какое-то время забыл? — спросила она.
— Если честно, не знаю. С тех пор я с ним почти не разговаривала. Думаю, что скорее всего он осознавал. По крайней мере он после этого был по-особенному добр к Амелии Марии. До самой ее смерти… Как будто пытался возместить то, что сделал.
— Значит, именно так испортились ваши отношения?
— Не было больше никаких отношений. Я не могла даже смотреть на него, находиться рядом с ним. Я всячески избегала собственного сына. Мой муж тоже. Поначалу Гаральд по-детски бунтовал и не понимал, почему мама больше не хочет его видеть возле себя, а потом привык и замкнулся. — Она больше не плакала, ее лицо посуровело. — Я должна была его простить… Но не смогла. Возможно, мне самой стоило пойти к психиатру, и тогда все бы было иначе. Гаральд вырос бы другим, а не таким, каким стал.
— Но разве он рос злым или мстительным? — спросила Тора, вспомнив рассказ его сестры, единственной из всех детей Амелии, оставшейся в живых. — Мне показалось, что Элиза говорила о нем, как о хорошем человеке и замечательном брате.
— Он рос, словно балансировал на грани. Назовем это так. Он все время добивался любви отца, но так и не завоевал ее. На меня он махнул рукой еще раньше. Его спасала только привязанность к деду, который был бесконечно добр к нему. Со смертью деда Гаральд потерял единственную опору. Он отделился от нас, начал употреблять наркотики и играть в игры со смертью. Один из его друзей и вправду умер. Собственно, из-за этого случая мы обо всем и узнали.
— А вы не пробовали наладить отношения? — спросила Тора, хотя ответ знала заранее.
— Нет, — отрезала Амелия и продолжила: — Еще в нем развился этот зловещий интерес к черной магии. Дед его приобщил. Когда Амелия Мария умерла, он пошел в армию. Мы не пытались его останавливать. Оказалось, зря — я не буду вдаваться в подробности, но его выдворили через год. Денег у него было предостаточно, дед ему оставил наследство, и мы почти не виделись. Лишь когда он решил поехать сюда, то позвонил нам, поставил нас в известность.
Тора задумчиво смотрела на мать Гаральда.
— Если вы просите меня о понимании — нет, я не понимаю… Но действительно вам сочувствую. Я не знаю, как бы я себя повела… Возможно, так же, хотя надеюсь, что нет.
— Мне бы хотелось стать другим человеком, восстановить отношения с Гаральдом… Однако сейчас уже слишком поздно. Надо смириться.
Тора усмотрела в ее ответе насмешку судьбы. Или это действует заклинание?
— Я не хочу причинять вам еще больших страданий, но должна сказать, что трагедия вашей семьи коснулась и других людей. Сейчас в тюрьме держат одного студента-медика. Подружившись с вашим сыном, он стал изгоем, общество его оттолкнет.
Амелия посмотрела на озеро.
— Что с ним будет?
Тора пожала плечами:
— Вероятно, его обвинят в сокрытии информации о найденном трупе, а еще — в надругательстве над телом. Какое-то время он проведет в заключении и, по-видимому, не сможет дальше учиться: обратно в университет его не примут. Мне кажется, он взял на себя всю вину, спасая остальных приятелей, но это лишь предположение. Кстати, Гаральд упомянул его в завещании. Хоть какая-то компенсация.
— По-вашему, он был хорошим другом Гаральду? — спросила Амелия, уже не та надменная женщина, что неделю назад позвонила ей в офис.
— Как ни странно, да. По крайней мере он сдержал данное Гаральду обещание, каким бы отвратительным и глупым оно нам ни представлялось. Ваш сын был волен выбирать себе друзей по собственным меркам, а не по тому, насколько они нормальны.
— Я о нем позабочусь, — прошептала Амелия. — Будет изучать медицину за границей. Нам это не составит труда. — Она вытянула вперед ладони, сжала кулаки, будто почувствовав приступ артрита. — Мне станет легче, если я хоть что-то сделаю. Это немного ослабит боль.
— Маттиас все организует, если вы действительно искренне желаете помочь. — Тора приготовилась встать. — Полагаю, мы закончили, — сказала она, очень надеясь, что это именно так. С нее достаточно.
Амелия сняла сумку со спинки стула и повесила на плечо. Потом встала, застегнула пальто и пожала Торе руку.
— Пришлите счет, мы его оплатим без промедления.
Они попрощались, и Тора стремительно пошла к выходу. Надо срочно глотнуть свежего воздуха.
Проходя мимо зала с чудо-картой, она остановилась, глядя, как Маттиас и Элиза гуляют вокруг Исландии. Маттиас заметил ее, тронул Элизу и показал на Тору. Они что-то сказали друг другу, и Маттиас подбежал к Торе.
— Ну как? — спросил он, когда они проходили по фойе мэрии мимо окон с поэтическими строками о Рейкьявике, выгравированными на стекле.
— Худо-бедно, — ответила Тора. — А если честно, то не знаю.
— Вчера мы так и не пообедали, так что ты задолжала мне ленч, — сказал он, открывая перед ней дверь. — Но поскольку я человек порядочный и совсем не голодный, то готов принять его натурой.
— Ты о чем? — спросила Тора, прекрасно понимая, как дальше будет развиваться сценарий.
Они направились к отелю «Борг».
Два часа спустя Тора выскользнула из постели и оделась. Маттиас не пошевелился. Она нашла на столе лист бумаги и ручку, начеркала записку и положила на прикроватную тумбочку.
Не разбудив Маттиаса Райха, она вышла из комнаты, а еще через минуту выпорхнула на улицу и зашагала в направлении Скоулавёрдустигур, за машиной с логотипом «Мастерская Бибби» во всю длину. Остаток дня принадлежит ей, она это заслужила.
В кармане пальто зазвонил телефон.
— Привет, мам, — весело сказал сын.
— Здравствуй, родной, — ответила Тора. — Как дела? Ты уже дома?
— Да, мы тут с Сиггой, — сконфуженно произнес он. — Обсуждаем имена, как ты советовала. Как думаешь, Пепси — больше подходит для девочки или для мальчика?
Больше книг на сайте - Knigoed.net