Вентнор покосился на меня и жестким рукавом куртки провел по моему лбу. Стало легче.
- За что вы меня? - спросила я тихо. - Объясни, пожалуйста, за что?
Вентнор помолчал, глядя вперед, потом так же тихо ответил:
- Не смеши меня. Ты сама все хорошо знаешь. И мы тебя знаем. Из-за тебя человек пойдет на смерть. Ты его обманула, а теперь спрашиваешь - за что?
- Я его не обманывала. Я здесь вообще ни при чем, понимаешь? - меня приводила в отчаянье эта равнодушная ненависть. - Вы меня приняли за другую, я совсем не та, никого я не обманывала! Да ты посмотри на меня!
- Замолчи, - все так же тихо, не поворачиваясь ко мне, сказал Вентнор. Посмотреть на тебя... Думаешь, один Боско в тебя целился? Лучше замолчи, иначе меня сменит Харен, а с ним тебе вряд ли будет уютно.
И я замолчала. Не потому, что испугалась. а потому, что поняла: не стоит. Он как глухой.
Возок вдруг резко встал. Распахнулась дверца, и Боско крикнул:
- Выходи!
- Что случилось? - спросил Вентнор.
- Сабрина разлилась, не успели проскочить. Мост снесло. До утра придется подождать.
- Ну подождем, - сказал Вентнор, подхватывая меня. - Мы же терпеливые.
Огня разводить не стали. Выпрягли коней, бросили на землю плащи и легли спать. Меня тоже уложили. Думала, что удастся заснуть. но не тут-то было. От сумасшедшей тряски ныло тело. Плащ был слишком тонким, чтобы сгладить все неровности земли. Все. что я могла сделать - это лечь на бок, поджать ноги и закрыть глаза. Несколько раз подходили то Вентнор, то Боско - проверяли крепость веревок. Наконец они угомонились, и мне почти удалось задремать.
Из дремоты меня вырвало чье-то прикосновение. "Опять..." - со злостью подумала я и хотела было взглянуть, кому это там не спится, но тяжелая рука легла на затылок и вдавило лицом в плащ. Было душно и щекотно. Я слышала чье-то дыхание и тихий непонятный скрип. И вдруг я почувствовала, что ноги у меня свободны, хоть я и не могу ими шевелить; сильные чужие пальцы разминали мышцы, пока в кожу не впились тысячи обжигающих игл. Тогда неведомый спаситель занялся моими руками, а я снова попыталась увидеть его, и снова меня бесцеремонно ткнули носом в плащ.
Потом этот человек ушел, так и не сказав ни слова. Когда его шаги затихли, я попыталась встать. С третьего раза мне это удалось, но через несколько шагов я зашаталась и упала бы, если б не успела ухватиться за дерево. Ноги ослабли, руки мелко дрожали, почти что не слушались. "Ну успокойся, успокойся," шептала я, прижимаясь к стволу. На поляне передо мной спали, завернувшись в плащи, трое. Один из них помог мне. Кто? И зачем? Некогда было думать об этом. Надо было уходить. И я пошла.
Должно быть, в темноте и спешке я свернула на неверную дорогу. Трава на обочине становилась все гуще, тропинка - все уже, из земли выпирали узловатые корни, кроны деревьев нависали над моей головой. Возвращаться, однако, было нельзя. Давно рассвело, давно уже обнаружен мой побег, и чем бы ни руководствовался мой неведомый спаситель, помочь мне сейчас он был не в силах. И я шла вперед даже тогда, когда тропинка ныряла под вывороченные корни лестовника и исчезала; я перебиралась через корни, обдирая одежду, спотыкалась, хваталась за сухие ветки, они ломались с треском... Паутина залепляла глаза, и я не сразу заметила, что выбралась на поляну. Поляна была небольшая. покрытая низкой жесткой травой, журчал невидимый, но близкий ручей, а посреди поляны стояла полуразвалившаяся плетеная хижина.
Неужели здесь живет кто-то? Ни знака людей, ни запаха дыма, ни звука. Решившись. я подошла к хижине. Покосившаяся полурастворенная дверь висела на одной петле.
Внутри было пусто и чересчур темно. Я распахнула дверь до отказа, утренний свет высветлил утварь в углу, земляной пол, заросшие мхом стены. В другом углу, в полутьме, виднелась как будто куча тряпья. Я подошла ближе, наклонилась - и отшатнулась: из-под тряпья блестел неподвижный и яркий глаз.
Преодолев первый страх, я отшвырнула тряпье. Там был человек, он лежал навзничь, почерневший рот приоткрыт. глаза глядят в потолок. Лицо серое, будто присыпанное пеплом. Мертв? Страх снова охватил меня. Скорее отсюда, из мрачной хижины, из бесконечного враждебного леса! И тут человек, будто услышав мои мысли, застонал.
В этом звуке было мало человеческого, он походил скорее на скрип песка о камень. Но это стонал человек. А я стояла над ним, не зная, что делать. Он ранен? Умирает? Может, напоить его водой? Или перевязать? Но ведь крови нет, да и чем перевязывать? Никогда еще мне не приходилось ухаживать за ранеными.
Все-таки я отыскала среди утвари берестянку и принесла воды. Проглотив немного, человек начал задыхаться и дрожать. Уж не повредила ли ему вода? Но нет, он успокоился и перестал стонать. Поставив берестянку на пол у его изголовья, я взяла широкий ржавый нож и вышла нарезать травы - не на голом же полу мне спать и не на тряпье с больным.
Странно прошел день. Я то засыпала, то просыпалась от стонов. Все, что я могла сделать - дать ему воды или положить на лоб мокрую повязку. Явных ран у него на теле не было, стало быть - неизвестная болезнь, а лечить нечем. Жара у него не было, кожа ледяная и липкая, и весь он мелко дрожал. И стонал. Эти стоны!.. Надо было уйти, ведь меня ищут, но - не могла. пыталась, но что- то властно возвращало меня назад, к неизвестному, умирающему в лесной хижине. Ну не могла я оставить его умирать одного! Слишком сильна была во мне жалость, сама даже не ожидала того. Уйду, если умрет.
А это могло наступить скоро. К вечеру он не подавал уже признаков жизни, только стонал изредка. руки его дергались, пальцы то сжимались, то разжимались, будто ловя что-то невидимое. Страшно! Но еще страшнее было вновь оказаться в плену, да еще отвечать за чужие грехи. И когда стемнело. я заснула в хижине на охапке травы и спала крепче, чем в прошлую ночь.
Утро пришло внезапно. Я проснулась т солнца, бьющего в глаза сквозь дыру в крыше. Подошла к больному. Он не шевелился уже и, кажется, не дышал. Я прижала ухо к его груди и услышала неровные редкие толчки. Или это бьется мое собственное сердце?
В хижине внезапно потемнело. Я подняла голову, и сердце гулко упало куда-то: на пороге. заслоняя солнце, стоял человек. Он шагнул вперед, выйдя из бьющего в глаза света, и я разглядела его лицо - Вентнор!
Я не закричала и не попыталась бежать. Слишком ошеломило меня это появление.
Вентнор подошел ближе, и наши взгляды встретились. Он не выказал ни удивления, ни прочих чувств. Будто и собирался встретить меня здесь. Почти не обратив на меня внимания, он склонился над больным и тут же резко выпрямился, словно увидел призрак.
- Морна... - прошептал он, и даже в полумраке я увидела, как побледнело его лицо. Он повернулся ко мне:
- Давно ты здесь?
- Со вчерашнего утра, - ответила я.
- Почему не ушла раньше?
- Отдыхала, - объясняться еще с ним...
- С ума сошла, - тяжело выговорил он. - Это же морна. разве ты не видишь?
- Что это? Его имя?
На лице Вентнора написалось ошеломление.
- Да что с тобой? Ты же пережила Поветрие Скал.
- Ничего я не переживала, - устало сказала я. - Никакого поветрия. Ты все никак не можешь взять в толк, что вы ошиблись.
- Сейчас я, пожалуй, готов в это поверить, - невесело усмехнулся Вентнор. - Провести ночь под кровом, зараженным морной... Неужто пятен не заметила?
- Каких пятен?
- А-а, не время. Что делать-то? - он оглянулся. - По чести говоря, сжечь бы эту хижину и нас вместе с ней.
- Ты что?!
- Да, ты же не пережила Поветрие Скал, - он смотрел на меня с явной насмешкой. - Ты не знаешь, что будет, если морна вышла за пределы этой хижины.
- Может быть, уже вышла, - бросила я. - Кто знает, откуда он пришел и долго ли был здесь.
- Тоже верно, - сказал Вентнор, - и все-таки...Стой, где стоишь! - крикнул он, видя, что я иду к двери. - Не выходить, покуда не разрешу, ясно? Это тебе не шутки с людьми шутить, это морна!
- Подумаешь... - Я не могла ни понять, ни разделить его тревоги. Ну, болезнь, ну, опасная, но не настолько же... Вентнор зачем-то обошел хижину, оглядел каждый угол. Потом вернулся к больному и долго стоял над ним. Опять я попыталась пробраться к двери, и опять меня остановил окрик:
- Ни с места, я сказал!
Спиной он видит, что ли? Но было в его голосе что-то, заставившее меня подчиниться.
Вентнор выпрямился наконец и негромко произнес:
- Все.