Главный редактор вечерней газеты поправил галстук и ещё сильнее вжался в кресло. Вопреки своему обыкновению он хотел стать как можно меньше, как можно незаметнее. А ещё он хотел, чтобы его посетители, наконец, ушли.
— Пока что младшему сотруднику Кристен не удалось ничего выяснить. Но она очень старательная девочка. — Редактор заискивающе улыбнулся. Как же у него от этого ныли зубы! — Если удастся выяснить хоть что-то, я обязательно вам сообщу, будьте уверены!
— Разумеется. Мы же вам платим. — Один из братьев Лангов, тот, что вольготно развалился в кресле для особых гостей, насмешливо посмотрел на редактора. Они действительно ему платили — не очень много, за самые свежие сплетни. И вполне достаточно, когда им было нужно что-то особое, как сейчас. Он никогда не оказывался в накладе — получал и деньги, и материал — но они его пугали. Их интересы были, мягко говоря, странными, болезненными и извращёнными. Но они платили и платили хорошо. Поэтому он не задавал лишних вопросов и старался сделать свою работу как можно лучше и быстрее. А потому напрягал всех, кого мог.
— Как вы с таким красноречием только получили это место? — Второй из братьев — редактор их никогда не мог различить — стоял у первого за спиной и ухмылялся точно так же. — Нам нужны комментарии полиции по этому делу. Любыми способами. Можете даже шантажировать их, нам всё равно.
— Но вам самим было бы легче разузнать… — ещё до того, как редактор договорил, он понял, что совершил ошибку.
— Предлагаешь нам самим руки пачкать? Или забыл про то, чем мы можем шантажировать тебя? — Первый Ланг сделал ударение на последнем слове. Редактор помнил, даже слишком хорошо — ошибки совершают все, но некоторые на них ещё и попадаются.
— Я помню. Я приложу все усилия. Но вы уверены, что хотите, чтобы этим занималась именно Кристен? — Редактор замялся. Его уговорили взять эту девушку на работу, можно сказать, надавили. Она так и не смогла закончить журналистский факультет и сейчас где-то ещё училась. И работала в его газете на полставки. Шустрая, общительная, но не достаточно беспринципная для скандальных статей. — Я мог бы найти кого-то более компетентного.
— Нет, мы хотим, чтобы этим занималась именно она. — Второй Ланг положил руку на спинку кресла. — Нам пора, будем ждать от вас новостей. Хороших новостей, разумеется.
Редактор пробормотал что-то просительно-утвердительное и с облегчением вздохнул, когда за братьями Лангами закрылась дверь. Всё-таки они трепали ему нервов больше, чем приносили прибыли.
Клавдий Ланг поправил воротник своего плаща и шагнул из-под козырька под дождь. Юлий едва успел открыть над ним зонтик. Некоторое время они шли молча.
— Почему ты решил взяться за Дэвиса? Уже не веришь, что они его поймают, и хочешь получить хоть что-то? — Юлий брезгливо скривился, он никогда не довольствовался малым, всегда добиваясь того, чего хотел. Не важно, сколько времени, сил или средств это требовало.
— Не говори глупостей, любезный братец. Мне интересен инспектор Дэвис. Если ты затруднишь себя хоть немного подумать, ты тоже это увидишь. — Клавдий пожал плечами. Разумеется, Юлий не мог не заметить чего-то, столь очевидного. — Инспектор Дэвис столько лет был в тени мрачной личности инспектора Нэвана, но разве человек, так сильно увлечённый чем-то, может быть скучным?
— Ты прав, братец. Дэвис действительно не так банален, как кажется на первый, да и на второй взгляд. — Губы Юлия дрогнули в намёке на улыбку. Всё-таки Клавдий прав, как и всегда. Долгое наблюдение за Нэваном сделало совершенно незаметным Дэвиса. Ведь замкнутый и мрачный детектив притягивал их взгляды, как чёрная дыра — свет. Рядом с ним инспектор Дэвис казался обычным неудачником. — К тому же, в этом деле он — главный актёр. Мы же наблюдаем за его игрой из первого ряда.
— Я решил немного подстегнуть его, позволить проявить то, что он прятал от нас всё это время. — Клавдий плотоядно улыбнулся. Этот человек всё больше увязает в липкой патоке их интереса. Ещё немного, и он уже не сможет из неё вырваться.
— Но почему ты выбрал эту девчонку? Что в ней такого особенного? — Юлий знал ответ, сам же помогал найти информацию. Это было непросто, очень даже непросто.
— Сам же знаешь. Это весьма любопытная игра, но вряд ли им хватит мозгов, чтобы разгадать эту загадку. — Клавдий издал лёгкий смешок и подхватил брата под локоть.
— Скорее уж паранойи. Не у всех людей есть привычка копаться в чужих тайнах и чужом прошлом просто ради интереса. Не у всех есть для этого средства, желание и мозги, дорогой братец. Люди вообще очень разные. Иначе нам с тобой было бы просто скучно. — Юлий пожал плечами и поправил очки свободной рукой. Всего лишь игры — это то, чем они занимались с самого детства. Игры для них двоих. Игры с людьми. В конце концов, они не смогли найти ничего веселее.
Лай посмотрел на часы и ругнулся. Обеденный перерыв уже начался, если он хотел успеть сходить домой, стоило поторопиться. В дверях он опять чуть не столкнулся с Хлоей, она, кажется, пыталась предложить ему пообедать вместе. Глупая женщина! Уж если он отказался есть с Миком, то с ней не пойдёт точно! Лай привычно не стал анализировать её поведение. Слишком очевидным оно было.
На улице шёл уже привычный, как давняя зубная боль, дождь, несильный, но весьма ощутимый. Лай ругнулся под нос и поднял воротник плаща. Зонт он опять не взял, зря только надеялся, что эта дрянная погода изменится. Небо было обложено тучами до самого горизонта, прогноз тоже не обещал ничего хорошего. В ближайшие несколько дней точно.
Он успел дойти до самого дома, когда почувствовал головокружение. Перед глазами всё поплыло, на миг он увидел тёмное мокрое небо в отсветах отражённых огней. Дождь падал ему на лицо, оседал на ресницах, стекал со щёк. Всего на миг, потом его поглотила тьма.
Во тьме не было снов, только журчание, голоса, такие тихие, что слов не разобрать, и шипение. Где-то в самой глубине ворочалось что-то большое и сильное. Пульсировало огромное сердце, а может быть, он и сам находился внутри него и пульсировал вместе с ним. Постепенно звуки стали сильнее, назойливей, он уже почти мог уловить их смысл. Боль пришла резко, как будто ему вскрывали череп. Пульс в висках был похож на грохот походных барабанов в каком-то старом историческом фильме или на биение лопастей гигантской машины.
Лай открыл глаза и тихо, сквозь зубы, застонал. Старое покрывало сползло с его колен и теперь практически лежало на полу. Он сидел в древнем, потёртом кресле, которое осталось от прошлого владельца и которое они по какой-то неведомой причине перетащили на кухню. Эйчер стоял у плиты и что-то жарил, методично помешивая и встряхивая. Ритм его движений был настолько завораживающе ровным, что Лай некоторое время просто неотрывно за ним наблюдал.
— Эйч, сколько сейчас…? — Он едва смог выдавить из себя несколько слов. Горло так пересохло, что воздух в нём просто застревал.
— Сейчас…, - он с трудом проглотил повторяющиеся слова. — Уже вечер, Лай.
— Я был… когда? — Лай с трудом встал, всё тело болело, как будто он ворочал мешки с песком.
— Часа полтора назад. — Эйчер выключил плиту, но к Лаю так и не повернулся. — Ты сразу пошёл сюда.
— Не помню. — Лай подошёл к раковине, нашарил какую-то чашку, набрал себе воды и выпил залпом. Стало немного легче, но в голове всё ещё стоял туман. — Помню только, что пошёл обедать домой.
— Ты устал. — Эйчер наконец-то повернулся, на его лице, таком похожем и таком чужом, не было ни следа эмоций. Лай знал — он всё чувствует, он не такой, как о нём думают другие, но иногда всё же забывал об этом. — Хочешь есть?
— Да, очень. — Лай и сам удивился тому, насколько он голоден. Действительно, как будто мешки ворочал.
Ели они молча, слишком были голодны, чтобы прерываться. Потом уже, вернувшись в кресло с кружкой кофе, Лай начал думать. Ему это всё не нравилось. Нет, это его до дрожи пугало. Где он мог болтаться полдня? Явно не дома — он же пришёл сюда и сел в кресло, дошёл как-то, значит, не лежал в забытьи. Значит, у него случаются провалы в памяти. Это факт, с которым не поспоришь, но он объяснял все нестыковки с тем его самым первым обмороком. Он всю ночь пролежал без сознания, хоть сотрясение было небольшим, да и особого переохлаждения не было. Может ли быть, что он вовсе не лежал под тем кустом? Вполне вероятно, теперь он понимал это весьма отчётливо. Первый раз, когда он сам этого не заметил, и никто ничего не заподозрил.
— Лай, пару часов назад звонил Мик. — Эйчер принёс из гостиной свою любимую диванную подушку, положил её на пол рядом с креслом и сел.
— Чего он хотел? Меня искал? — Лай приоткрыл один глаз и покосился на Эйчера. Тот был необычно тихим, пришибленным. Никто другой бы не заметил мельчайших деталей, намёков, но Лай знал его всю жизнь.
— Сказал, что ты засранец и бросил его одного разбираться с отчётами. — Эйчер достал из кармана пачку сигарет и зажигалку и протянул Лаю. — Говорил, что звонил тебе.
— И? — Лай вытащил одну сигарету и щёлкнул зажигалкой. В самом начале Эйчер использовал только спички — любил их выкладывать так же, как сигареты, по тридцать две в ряд — но после очередного сильного ожога Лай купил ему зажигалку. Эйчу слишком нравилось смотреть, как спички прогорают, он, казалось, даже не замечал того, что огонь уже жжёт его пальцы.
— Ты сказал ему, что очень занят, и что он потом всё поймёт. — Эйчер стал на редкость разговорчив. Лай решил, что это хороший знак. Эйчер волновался за него, а теперь, когда он, наконец, дома — успокоился. — И усмехнулся.
— Не помню. Вообще ничего. — Лай выпустил в потолок струйку дыма. Какая-то часть его сейчас билась в панике и истерике, а какой-то было всё равно. Что-то происходило, и он не мог на это повлиять.
Эйчер курил медленно и как-то устало. Лай почти задремал, когда он поднялся на ноги.
— Знаешь, Эйч, мне страшно. Я не понимаю, что со мной происходит. Это сводит с ума. — Лай запрокинул голову и посмотрел на белёный потолок. Надо бы почистить или вообще заделать потолочной плиткой. — Я не верю себе.
— Верь. — Эйчер подошёл, обхватил руками его голову и прижал к своему животу. — Всё будет хорошо. Скоро уже. Всё будет хорошо. Хорошо, Лай.
Он повторял это снова и снова, как заклинание или молитву. Лаю хотелось верить ему, каждому слову и этому теплу. Он обнял его, прижался сильнее, ища защиты от ночных кошмаров. Как в детстве, когда защитить друг друга могли только они сами, когда никого другого у них не было. Лай старался не думать о том, что будет завтра, о том, как будет лгать Мику. Тот всё равно не сможет понять правды — её лучше не рассказывать никому. Капала вода в не до конца завинченном кране, в гостиной тикали часы, за окном лил дождь. Этого всего не было в той тьме, но самое страшное — там не было Эйчера.
— Всё будет хорошо. — Убеждённость, фанатичная и слепая. Это ложь, спасительная и целебная ложь — они оба это знали. И продолжали лгать.
Крис положил скальпель в ванночку со спиртовым раствором, стянул перчатку и выключил диктофон. На сегодня его работа была закончена. После разговора с Эйчером он смог проспать всего несколько часов, а потом вернулся обратно в морг. Когда он был занят делом, он быстрее успокаивался, легче приводил мысли в порядок.
Крис окинул взглядом лежащих на столах девушек и крепкого мужчину, убитого выстрелом в сердце и найденного в мусорном баке — этим занималась Хлоя. Ничего нового найти не удалось, все улики незначительны и соответствуют месту. Грязь, запахи, соскобы кожи, частички на пальцах и под ногтями — ничто из этого не смогло дать хоть сколько-нибудь значимого результата. Даже нитки ткани, найденные им на последнем трупе, были самыми стандартными. Ну, разве что, сокращали список подозреваемых до нескольких десятков тысяч. Крис снял халат и устало повёл плечами. В холодильнике оставались ещё бутерброды и пакет с соком. Чаще всего он брал себе яблочный или апельсиновый, но полицейские часто подсовывали ему томатный — шутки ради. Крис достал бутерброд с колбасой и полпачки томатного сока и сел за рабочий стол. Отчёт можно будет написать и утром, сейчас ему было, над чем подумать.
Успокоившись, он попытался разобраться, осмыслить их с Эйчером разговор. В итоге он ничего ему не сказал и не ответил на его вопрос. Могло ли тогда всё это быть ложью? Нет. Эйчер не мог так притворяться, не мог выдать такую достоверную реакцию. Но могла ли она, выпущенная из-под контроля намеренно, быть дымовой завесой? Что Эйчер может скрывать в таком случае? Зачем он это сделал? И мог ли он это сделать?
Крис шевельнул мышкой, оживляя компьютер. Он уже давно перетащил к себе личные дела всех сотрудников их управления так, на всякий случай. Дело Лая Нэвана, инспектора полиции, психологическая характеристика, полученная при поступлении в академию с рекомендациями к дальнейшей работе. Психика стабильная, эмоциональность пониженная, хороший уровень психологической адаптации, сниженные способности к коммуникации, повышенный уровень психопатических черт характера компенсируются ответственностью и высокой трудоспособностью. И ещё много чего подобного. В целом, весьма неплохая характеристика, если бы не одно "но". Крис знал его лично. Знал давно, ещё с тех пор, когда Лай был студентом. И он мог срываться и злиться по мелочам, слишком много курил, сторонился людей и не доверял им. Всё это совершенно не вписывалось в его характеристику. А ещё он был совершенно и полностью зациклен на своём брате. Такое бы точно обнаружили бы. Тесты безпрестрасны — это человека можно обмануть. Тогда как ему удалось это сделать? Крис никогда раньше не задумывался, не просматривал его личное дело в поисках противоречий с реальностью. Эйчер сказал, школа научила их лгать и притворяться. Мог ли Лай лгать на тестах, и тогда — мог ли Эйчер лгать ему сегодня? Зачем? Чтобы спасти Лая? Он знал, что Крис не предаст, что примет сторону его брата при любом раскладе. Чтобы погубить? Может ли Эйчер ненавидеть Лая за то, что он держит его в четырёх стенах, прячет от мира и мир от него? Он ведь и сам не стремился, так ведь? Так? Или эта вечная зависимость, этот плен тяготят его? Крис почувствовал, как кипят его мозги. Нет, точно, он этого просто не выдержит!
До дома инспектора Дэвиса он дошёл почти на автомате, сам не до конца понимая, куда и зачем идёт. Просто больше ему идти сейчас было не к кому. Он простоял на пороге минут десять, прежде чем ему открыли.
— Ленно, какого дьявола тебе нужно от меня среди ночи? — Мик недовольно посмотрел на незваного гостя, но отошёл в сторону, пропуская его внутрь. — Разувайся и снимай одежду аккуратней, грязи нанесёшь.
Крис немного ошарашено кивнул. Он не ожидал, что холостяцкое логово инспектора окажется таким чистым. Видимо, Мик предпочитал порядок не только в делах и в голове, но и в своём жилище. Вот только чай у него всё равно был в пакетиках.
— Так чего тебе, Крис. Выглядишь потерянным каким-то. — Мик опустился на стул напротив гостя и обхватил руками большую чашку в розовый цветочек. — Я же говорил тебе отдохнуть как следует.
— Мне хватило нескольких часов. Дел много, да и вообще… — Крис не знал, как ему начать разговор. — Меня Лай беспокоит.
— Почему вдруг? Ты что-то заметил в его поведении или словах? — Мик обеспокоенно посмотрел на него, словно пытаясь прочитать по лицу ответ. Он и сам замечал многое, но всё ещё убеждал себя, что это разыгравшаяся паранойя и переутомление.
— Сердце не на месте. — Крис не смог сказать ничего более конкретного, хотя и понимал, как глупо и наивно это звучит.
— Ты говоришь, что с моим другом и коллегой что-то не так сейчас, в разгар расследования, и все твои доказательства — сердце не на месте? — Мик усмехнулся, но без издёвки. Крис вздохнул и попробовал чай. Не так уж и плохо для пакетика.
— Не знаю, как объяснить. — Крис покачал головой. В головоломке не хватало слишком большого количества кусков.
— Он сегодня после обеда так и не явился в офис. Сказал, что у него какие-то срочные дела. Не знаешь, о чём он? — Мик с трудом подавил зевок и сделал большой глоток чая. Он заварил себе два пакетика сразу.
— Не знаю. Я заходил к Эйчеру, спрашивал его. — Крис не знал, имеет ли право рассказывать Дэвису всё. Чужие откровения и чувства — слишком большая ноша, не каждый сможет нести её. — Он толком ничего не сказал мне.
— Крис, ты просто не выспался. Серьёзно, ты просто устал. — Мик покачал головой и улыбнулся.
— Не замечал раньше, что ты такой… — Крис неуверенно улыбнулся в ответ.
— Какой? — На лице Мика было неподдельное удивление. Прозвучала эта фраза слишком непонятно, как будто с каким-то подтекстом.
Крис только пожал плечами. Надёжным. Лай таким никогда не был. Он мог спасти из прихоти, даже защитить — если ему такое придёт в голову. Но по-настоящему он заботился только об Эйчере, и такой заботы Крис не хотел. А Мик впустил его среди ночи и теперь сидит и слушает его невнятный бред, улыбается и пьёт слишком крепкий чай.
— Спасибо, что выслушал, Мик. Я слишком сильно волнуюсь за него, но Лай всегда был сам по себе. Тут ничего не поделаешь. — Крис пожал плечами и улыбнулся устало и как-то обречённо.
— Верно. Я ему завтра устрою за прогул, может быть, что-нибудь он мне и расскажет. — Мик допил чай, забрал у Криса кружку и пошёл к раковине. — Можешь у меня переночевать, уже очень поздно. А завтра, на свежую голову, обо всём подумаем и со всем разберёмся.
— Пожалуй, ты прав. — Крис устало выдохнул. Все эти волнения и мысли полностью его вымотали. Он однажды тоже сидел и вот так накручивал себя, только вот тогда не с кем было поговорить. Больше он такой ошибки совершать не собирался.
Дождь бесшумно барабанил по окнам, стекая каплями на подоконник. Юлий провёл рукой, стараясь стереть дорожки воды с другой стороны окна. Сумрачный свет раннего дождливого утра едва пробивался в комнату. Клавдий лежал на кровати у него за спиной, ему совершенно не хотелось вставать, благо сегодня он мог позволить себе немного лени.
— Помнишь тот ночной звонок? — Юлий не ответил, он спиной чувствовал хитрый, чуть прищуренный взгляд брата. Тому ответ и не требовался. — Это звонил инспектор Нэван. Ты удивлён?
— И чего же он хотел? — Юлий всё-таки обернулся, через плечо посмотрел на Клавдия. Тому явно хотелось поиграть, он легко читал это в его полуулыбке, насмешливом взгляде. Что ж, играть, так играть.
— Он сказал, что я должен сделать то, о чём меня попросит инспектор Дэвис. — Клавдий усмехнулся, словно это было весёлой шуткой. И правда ведь — какая наглость!
— Кажется, он возомнил о себе невесть что. — Юлий высокомерно фыркнул. Иногда пешки совершенно задирают нос и мнят себя чем-то большим, чем просто пешки. — И что же мы сделаем?
— Разумеется, согласимся, дорогой мой брат. — Клавдий задумчиво уставился в потолок. Он никак не мог решить, вставать ему или нет.
— Тебе не кажется неправильным выполнять указания какого-то инспектора? — Юлий раздражённо передёрнул плечами. Брата иногда приходилось одёргивать, когда тот слишком увлекался. Для него Клавдий делал то же самое.
— Не просто инспектора, братец. Инспектора, который позвонил среди ночи и попросил выполнить просьбу, которую ещё никто не озвучивал. — Клавдий решил поваляться в постели ещё минут десять и потому блаженно вытянулся под одеялом. Сегодня слушание у него будет только после обеда, все материалы он уже подготовил. Определённо, преступник будет наказан, против него у адвоката не было ни шанса. Молодой и неопытный парень, весьма перспективный, но до профессионала ему ещё катастрофически не хватало практики.
— Иногда мне кажется, что этот Нэван…, - Юлий не глядя открыл лежавший на подоконнике портсигар, — … Дьявол! — Невольно выругался он. Пальцы нащупали пустоту. Не самое приятное начало дня.
Клавдий усмехнулся и кивнул. Он и сам об этом подумывал и не раз. Те, кто играет человеческими жизнями и судьбами, как они с братом — это игроки. А тот, кто отдаёт приказы игрокам…. наверное, Юлий всё-таки прав.
Адамс угодливо улыбнулся и протянул старшему инспектору Хэрли результаты опроса. Он лично перепроверил все показания и отметил те алиби, которые подтвердить не удалось. Особую радость ему доставил факт, что среди подозреваемых оказалась парочка наглых и заносчивых типов, которых он терпеть не мог.
— Старший инспектор, взгляните сюда. — Адамс перелистнул несколько страниц и указал начальнику на список тех, у кого не оказалось алиби ни на один из временных промежутков. — Здесь перечислены имена самых подозрительных личностей. Вам стоит обратить на них особое внимание.
— Чему ты так радуешься, Адамс? Подобные подозрения — несмываемое пятно на чести нашего участка. — Хэрли нахмурился. Всего по всем отделам вышло пятеро тех, кто не смог предоставить алиби ни на один из интервалов. — Нам придётся расследовать это тихо и надеяться, что никто, повторяю, никто ничего не разнюхает! Особенно та девчонка из вечерней газеты.
— Да, разумеется. — Адамс невольно вжал голову в плечи. Он даже и не задумался о таких последствиях. Но он ведь не старший инспектор, ему и не полагается думать о таком.
— Ладно, свободен. Отдам распоряжения позже. — Хэрли досадливо махнул рукой. Адамс раздражал его своей вечной угодливостью и злорадством, но он был вполне неплохим работником для двоюродного племянника какого-то начальства.
Теперь оставалось самое трудное — решить, что делать с подозреваемыми на собственном участке. Как только вообще могло произойти такое, что он подозревает своих? Да ещё и в серийных убийствах. Просто немыслимо!
Лай Нэван пришёл на работу минут за пятнадцать до начала рабочего дня, но так отчаянно зевал, что едва не усыпил других полицейских. Его хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться Хлое, когда она принесла ему кофе. Утром Эйчеру едва удалось его растолкать, он чувствовал себя вымотанным до крайности.
Лай почти успел допить свой кофе, когда в его закуток нагрянул Мик. В глазах инспектора Дэвиса пылал праведный гнев и решимость как следует отчитать коллегу. Лай убрал стаканчик с остатками кофе за секунду до того, как Мик встал напротив него, с трудом уместившись в маленькой кабинке, и упёрся руками в стол.
— Инспектор Нэван, потрудись объясниться! Тебя почему полдня не было, что за срочные дела такие? — Мик говорил именно то, что Лай от него ожидал, но совсем не то, что хотел сказать на самом деле. Это была только прелюдия, начало разговора.
— Не могу сказать, это было личное дело. — Лай пожал плечами с максимально независимым видом. Наверное, у него действительно были очень важные дела. Иначе он не ответил бы так старому другу, правда?
— Личное дело? А ты знаешь, у кого в списке Хэрли нет алиби ни на один из временных интервалов? — Мик наклонился ниже, пытаясь поймать взгляд Лая. Ему надо было знать, лжёт ему его друг или нет.
— У меня, судя по твоей реакции. — Спокойно и как-то равнодушно ответил Лай. Ему было действительно наплевать — сделать с этим он всё равно ничего не мог. Какой смысл сожалеть о прошлом? Он и так знал, что ничего не сможет доказать.
— И у Мортимера, если быть честным. — Усмехнулся Мик. Это действительно было забавно — Мортимер был идеальным, даже слишком правильным, и теперь он оказался в одной связке с одним из самых эксцентричных инспекторов.
— Здорово. Зачем ты это мне говоришь? — Лай пожал плечами. Мик не будет его обвинять. Вот его собственный страх и паранойя — вполне могут, но с ними он предпочтёт разбираться сам. — Предлагаешь мне пожалеть всех этих неудачников?
— Ладно, к чёрту их. Знаешь, ко мне вчера ночью пришёл Крис. — Напускной гнев куда-то делся, оставив место искренней озабоченности. Мик как-то непривычно сгорбился и сильнее упёрся ладонями в стол. — Он беспокоится за тебя, Лай. Ты должен сейчас пойти и успокоить его. — Мик вскинул руку, останавливая собирающегося что-то ответить Лая. — Ты должен, парень. Ты — эгоистичная сволочь, мы оба это знаем. Не так много людей способны терпеть тебя. Ещё меньше — называть другом. Поэтому не смей отмахиваться от таких людей, слышишь? Иди к Крису, он переживает из-за одного психованного ублюдка. Иди и успокой его.
— С патологоанатомами не спорят. — Усмехнулся Лай. Мик был прав, он готов был подписаться под каждым его словом. Беспокоится, значит? Вот ведь наивный, глупый, добрый дурак! Незачем ему беспокоиться о таком законченном эгоисте. — Я пойду. Вот прямо сейчас, через полтора глотка кофе пойду. Если, конечно, ты не прекратишь загораживать мне выход.
Мик покачал головой и посторонился. Идя к моргу, Лай понимал — сейчас ему придётся лгать, лгать убедительно и много. Лгать человеку, которому он действительно доверял, и который искренне ему верил. Но так было надо — Мик же просил успокоить его, а не пугать ещё больше. А успокоить кого-то, когда сам трясёшься от страха, липкого, душного ужаса, можно только солгав.
В морге было холодно, опять протекала труба охлаждения. Лай недовольно поморщился — он не очень-то любил холод. Изо рта вырывался пар, пальцы мёрзли, а решимость кристалликами оседала где-то в области солнечного сплетения. Ледяной ком страха в желудке был холоднее промороженных трупов в камерах экстренного сохранения.
Крис занимался инвентаризацией. Он сверял данные из своего списка с бирками на дверцах выдвижных столов.
— Крис. — Прозвучало как-то неуместно и тихо. Лай мысленно отругал себя за эту слабость — он должен казаться более уверенным в себе. Хотя бы казаться.
— Дэвис прислал? — Крис обернулся и поднял глаза от списка. В его взгляде не было привычного света и жизнерадостности, он казался непривычно серьёзным.
— Сказал, ты беспокоишься об одном эгоистичном ублюдке, вроде меня. — Лай усмехнулся. Он не стал отрицать очевидное, но постарался обернуть это в шутку, самоиронию.
Крис ничего не ответил, он просто ждал. Ждал правды, но её Лай не мог ему дать — только раскрашенную под правду ложь.
— Я был в больнице. Ведеева взялась за меня и настояла на полном обследовании. Даже требовала, чтобы я вообще отключил телефон. Разрешила только Мику ответить, да и то кратко. — Губы дрогнули в снисходительной улыбке, слегка извиняющейся и почти искренней. Ещё немного сожаления. — Тут ещё сотрясение так удачно попалось. Хороший повод протащить меня по всем аппаратам и сканерам.
— Что-то серьёзное? — В глазах Криса полное доверие, искреннее беспокойство. Лай внутренне содрогнулся от отвращения к самому себе.
— Нет, ей просто очень хочется выяснить причины моих головных болей и она пользуется случаем. Только и всего. Беспокоиться не о чем, Крис. Всё как всегда. Сам не знаю, почему она не сообщила в участок. Хотя она же знала, что у меня что-то вроде отпуска после окончания расследования, а сейчас я просто на подхвате у друга. Решила, что моё здоровье важнее, а Мик подождёт полдня. — Лай улыбнулся, с трудом проглотив горечь. Почему так страшно, почему хочется кричать и умолять спасти его? Всё равно никто и ничем не сможет помочь — он ведь и сам не понимал, что происходит. — Я просто не хотел говорить Мику — ещё отстранит от расследования. Не думал, что тебя это так беспокоить будет. Прости.
— Ничего, понимаю. Обещаю не говорить инспектору Дэвису. — Крис ответил своей обычной светлой и искренней улыбкой. Глядя в его глаза, Лай чувствовал себя тем самым эгоцентричным больным ублюдком, которым его назвал Мик. Крис ему верил, несмотря на то, что так давно знал. — Береги себя. И знаешь, мне ты всегда можешь довериться. Что бы ни случилось, даже если ты сделаешь что-то неправильное, противозаконное, я буду на твоей стороне.
— Я знаю. — Прозвучало слишком самоуверенно, но искренне. Крис действительно был готов спуститься за ним в ад и даже не спросил бы, вернутся ли они обратно. Такая преданность льстила. Такая преданность пугала. Лай знал, что не заслуживает её. А всё, что ты получаешь незаслуженно, рано или поздно придётся заслужить.
Ему действительно удалось успокоить Криса, но удовлетворения это не принесло, только ещё больше выбило из колеи. Пора было возвращаться к работе, пока Мик не пришёл за ним. В главном офисе надрывал глотку Мортимер, пытаясь доказать, что подозревать его как минимум странно. Хотя причины как раз были. У Мортимера был явный обсессивно-компульсивный тип личности, с зацикливанием на порядке и чистоте, где гарантия, что только на этом?
— Спокойно, инспектор, вас никто ни в чём не обвиняет. — Хэрли поднял руку, заставляя Мортимера замолчать. Старика они привыкли слушаться беспрекословно. — Только подозревает.
Лай усмехнулся и подошёл поближе к Мику. Старший инспектор Хэрли явно не получал удовольствие от происходящего в отличие от Адамса, крутившегося рядом. Этот просто упивался.
— Поговорил с Крисом? — Мик дождался паузы в речи Хэрли и повернулся к напарнику.
— Поговорил и успокоил. Всё хорошо. — Лай кивнул и скрестил руки на груди. Ещё одна ложь во спасение.
Мортимер никак не хотел успокаиваться, Люси даже пришлось взять его под руку и увести в сторону. Хэрли выглядел обеспокоенным.
— Итак, говорю прямо — я не верю в виновность кого-либо из вас, но меры предосторожности необходимы. Мы не можем рисковать своим честным именем и жизнями граждан. — Старший инспектор откашлялся и окинул присутствующих долгим изучающим взглядом. — Ограничивать свободу передвижения подозреваемых я не могу — работать надо, всё-таки. Но за вами будут присматривать. Просто не обращайте внимания на них. Если сможете предоставить свидетельства, слежка тут же будет снята. Это в ваших и моих интересах.
— Вас будут пасти, ничего себе. — Мик присвистнул. Кто же мог так давить на старика, что он решился на подобные меры? Слежка за своими же подчинёнными? Мортимера сейчас удар хватит — они с Люси и так постоянно цапаются, а теперь ещё и это. Она никогда не согласится на свидание под присмотром. — Мало нам было Лангов под ногами.
— Кажется мне, это как раз их работа. — С видимым безразличием пожал плечами Лай. Он должен был чувствовать злость, страх или раздражение, но в место этого ощущал восторг. По неведомой ему самому причине, он чувствовал только радость и предвкушение.
— Всё может быть. — Мик и сам понимал, что братья-юристы вполне были на такое способны.
— Мне нужно в уборную. — Лай проигнорировал удивлённый взгляд напарника. Его одновременно тошнило от страха и распирало от восторга. Сочетание было настолько диким, настолько неестественным, что просто сводило с ума.
Он заперся в кабинке и упёрся руками в бачок. Избавиться от страха всё равно так не поучится, но выносить чужое присутствие он сейчас просто не мог. Живот скрутило спазмом, словно внутри ворочался огромный червь. Лай стиснул зубы и проглотил готовый вырваться стон. Осознание. С самого начала ответ был у него перед глазами. С самого начала он знал, но не желал видеть. Теперь уже поздно. Он больше не властен что-либо изменить. Дело раскрыто, улики собраны, вынесен приговор. Лай чувствовал, что задыхается, не в силах избавиться от охватившей его паники. Он машинально дёрнул цепочку слива, шарахнулся от хлынувшей воды и медленно, по двери сполз на пол.
Он должен был понять ещё там, в школе. Она никогда не смеётся и не кричит просто так. У неё всегда есть причины. У всего есть причины — и у зла, и у безумия. У каждого вопроса есть ответ, просто иногда нет того, кто бы мог его дать. Лай сжался, обхватил колени руками, уткнулся в них лбом. Мало кому удаётся заглянуть в бездну и устоять на краю. У него не вышло. Доктор Милевич была права — если кого-то выпускали из школы, это вовсе не значило, что он вылечился, это значило, что в диагнозе ошибка.
Теперь Лай понимал, как чувствуется себя загнанный зверь. Он сам был этим зверем, попавшим в западню, в расставленный капкан. Ответ слишком прост, чтобы его не заметить. Но увидел его только один человек. Самый умный, самый наблюдательный. Лай едва не завыл в голос. Хотелось просто отдаться инстинктам, сбежать, сбросить с себя ответственность, необходимость, гору правил и формальностей. Какое это вообще уже имеет значение?
Лай не знал, сколько он просидел на полу. Сердце перестало колотиться в горле, желудок развязался из тугого узла. Он снова мог говорить, дышать, видеть и думать. Медленно встать, развернуться и открыть дверь. Хотя бы с третьего раза. Подойти к раковине и открыть воду. Умыться. Лай не смотрел в зеркало, сейчас он не был уверен в том, кого или что там увидит.
Мик успел начать волноваться, Хэрли объявил, что следить будут постоянно, кто — неизвестно, но не знакомые. Значит, последняя игра уже началась. Ничего не остановить и не изменить. Паника сменилась тупой покорностью. Лай даже не слушал, что ему говорили. В итоге Мик просто махнул на него рукой. Лай именно этого хотел сейчас больше всего — остаться наедине с самим собой, хотя бы ещё на несколько часов отгородиться от всего мира. Ответ был прост, но как же тяжело было задать вопрос!
Судья Кларенс недовольно поджала губы. Ещё сегодня утром она должна была закончить все дела и уйти в долгожданный и, вне всяких сомнений, заслуженный отпуск. Но её коллега умудрилась простудиться, промокнув под дождём, и попросила заменить её хотя бы на один день. И вот теперь Кларенс вынуждена была вести заседание по делу о непредумышленном убийстве.
— Дело о непредумышленном убийстве гражданки Эвы Хопкинс её сожителем Жаном Женьеном. Сторона защиты — адвокат Виорел Мэрроу. Сторона обвинения — Клавдий Ланг. — Судья Кларенс поморщилась, услышав шепотки в зале суда. Конечно же, сам непобедимый Клавдий Ланг, который и апостола Петра засадит на пожизненный срок. — Тишина в зале! Слушанье по делу объявляю открытым. Секретарь, прошу, зачитайте суть дела.
Кларенс перевела взгляд на высокого стройного мужчину с возмутительно длинными светлыми волосами, завязанными в хвост, и в весьма элегантных очках. Клавдий Ланг, известная и опасная личность. Кое-кто его просто боготворил, особенно из молодых. Кое-кто не переносил на дух, но эти предпочитали молчать. Кларенс не могла одобрить то, что Клавдий пользовался личными связями для работы. Нет, он ни на кого не давил, не подкупал и никого не принуждал — это было ниже его достоинства. Победить в честной игре — вот чего он и его брат всегда хотели. Но он мог получить понравившееся дело или добыть нужные сведения, к тому же, те, кто знал его лучше, обычно откровенно его боялись. Сама Кларенс старалась держаться от семьи Лангов подальше.
Клавдий приветливо улыбнулся в ответ на её взгляд. Его забавляло и её раздражение, и её нервозность. Он был не очень высокого мнения о ней, как о человеке, но судебные процессы она вела вполне сносно.
— Прошу слово обвинения. — Судья Кларенс кивнула в сторону Ланга. Пусть и небольшая, но это фора для новичка — Мэрроу был ещё очень молод и неопытен.
— Благодарю. В первую очередь, обвинение настаивает, что убийство было умышленным и осознанным. — Клавдий улыбнулся, глядя в испуганные глаза подсудимого. Сейчас этот человек сам был жертвой, призом в его игре с Виорелом Мэрроу. С каждым его словом, с каждым приводимым доказательством Жан Женьен бледнел всё больше. К концу речи обвинения он готов был упасть в обморок. Люди в зале молчали, вряд ли у кого-то из них осталось хотя бы одно сомнение в виновности Жана. Клавдий не думал, что будет так легко. Защита, наверное, даже рот раскрыть не посмеет.
— Уважаемая судья, у меня есть возражения и вопрос к подсудимому. — Виорел Мэрроу уверенно встал со своего места. Судья всё равно дала бы ему слово, как только пришла бы в себя, но так он перехватил инициативу и ясно обозначил свою позицию — он будет сражаться. Клавдий улыбнулся ещё шире — процесс обещал выйти весьма забавным. Весьма забавным. Мальчишка смелее, чем кажется. Игра им уже проиграна, он не может не знать этого, но он не собирается сдаваться только потому, что его противник — Клавдий Ланг и потому, что его доказательств хватит на пару электрических стульев.
— Слово предоставляется представителю защиты, Виорелу Мэрроу. Прошу вас, спрашивайте. — Судья Кларенс откинулась назад, она была абсолютно уверена, что парень не скажет ничего дельного. Просто решил выступить, показать себя — на будущее.
В отличие от неё Клавдий Ланг слушал внимательно. Мэрроу уверенно перелистывал свои записи, смотрел только на судью и приводил довод за доводом. Ему бы ещё немного твёрдости, уверенности, но это его первое слушание. Чуть больше информации и напора — но он ещё новичок. Забавный парень.
Клавдий решил не разбивать его защиту полностью. Играть, вытаскивать слабости и нелогичности оказалось гораздо интересней. Мэрроу всё-таки не удержался, слишком увлёкся, слишком поддался эмоциям. Клавдий позволил ему лишь пару небольших уступок. В конце концов, Жан Женьен действительно убил её преднамеренно. Ланг не любил лжи.
Он ожидал, что заседание будет коротким и скучным, в итоге оно заняло почти три часа и доставило ему немалое удовольствие. Дожидаясь в коридоре своего оппонента, Клавдий перебирал в памяти наиболее удачные его ходы. Определённо, талантливый мальчик.
— Чем-то расстроены, Мэрроу? — Клавдий поправил очки и шагнул вперёд. — По-моему, ваше выступление было на редкость удачным. Вы доставили мне истинное наслаждение, а это мало кому удаётся.
— Наслаждение? — Виорел чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он был разозлён и расстроен. Столько потраченных часов, бессонных ночей, чтобы подготовиться, и в итоге так позорно проиграть. — На кону была человеческая жизнь!
— Вы драматизируете, Мэрроу. — Хмыкнул Клавдий. — Это всего лишь наше с вами противостояние. Поймите, у вас против меня не было ни малейшего шанса. Однако вы показали отличную игру.
— Я не играл. — Виорел поджал губы и посмотрел с вызовом на Клавдия. Давно уже никто не осмеливался смотреть на него так. — Человеческая жизнь — не игрушка!
— Вы ошибаетесь. Когда-нибудь вы это поймёте. — Клавдий покачал головой. Мальчик ещё верит в свою работу, в справедливость и в честность. Это пройдёт, со временем проходит у всех. Кого-то это ломает, кто-то становится циником. У них с Юлием никогда не было таких идеалистичных мыслей — их привёл в эту профессию скорее интерес к людям, нежели жажда справедливости. — Сегодня вы проиграли, но когда-нибудь, возможно, мы сможем сразиться на равных.
— Это вызов, да? — Виорел весь подобрался, вскинул подбородок, отчаянно пытаясь казаться выше и сильнее. Выглядело жалко, он и сам это понимал, но ему было наплевать. — Ну что ж. Я принимаю его! Я докажу вам, что нельзя играть человеческими жизнями, даже если для этого мне придётся победить вас в вашей же игре!
— Буду ждать с нетерпением, Виорел Мэрроу. С превеликим нетерпением. — Клавдий отвесил лёгкий полупоклон и направился к выходу. Он предпочёл оставить последнее слово за собой. Незачем провоцировать Мэрроу ещё на какое-нибудь необдуманное обещание. Пока что довольно и этого. Развлечения ему теперь хватит надолго.
Лай толкнул дверь книжного магазина и зашёл внутрь. Со сложенного зонтика-трости лилась вода, поэтому он оставил его у входа. Парень-студент на кассе поднял глаза от книги, но не счёл клиента перспективным и вернулся к чтению. Лай только покачал головой и прошёл вглубь магазина. У него не было никакой конкретной цели, но ему нравилось просто бродить между книжных рядов, смотреть, выбирать. У всего этого было такое умиротворяющее ощущение, приятное и ненавязчивое. Уютное.
Лай прошёл мимо стеллажей с комиксами. Интересно, а задумывались ли когда-нибудь их фанаты, что обычно ценой за силу, кроме одиночества и потери близких, были ещё и раздвоение личности и целый ворох других отклонений? Вряд ли. Лай касался книг, доставал их, читал аннотации, не столько выбирая, сколько пытаясь угадать, стоит ли книга своих денег. Всё это было лишь бессмысленной тратой времени, но ему так хотелось — почти как последнее желание приговорённого.
Он уже смирился, переварил страх, гнев, обиду. Уже почти ждал неизбежного. Тьма тоже ждала, таилась в тенях, ловила его дыхание, шла по следу. Нет смысла бежать — от себя всё равно никуда не денешься. Нечего бояться — всё равно не избежать. Не о чем сожалеть — сожаленья это яд, что разъедает мозг. Лай чувствовал себя опустошённым. Он уже несколько часов бесцельно бродил по городу, ощущая спиной слежку. Осталось недолго. Он достал из кармана телефон и выбрал из списка номер. Самый важный и сейчас — единственный.
— Эйчер, послушай меня. — Лай говорил спокойно, хотя внутри всё сжалось от невыносимой боли. — Просто послушай. Я всё понял, разгадал загадку. Должен был понять раньше, но не смог. Так вот, всё в силе, слышишь? И пицца, и кино. Я вернусь.
— Я знаю, Лай. — Тихо и почти без эмоций. Губы Лая судорожно дёрнулись в улыбке. Какого ещё ответа он мог ждать?
Парень-студент даже не поднял голову, когда он вышел под дождь. Лаю это было и не нужно. Люди уже не существовали для него. Серый дождь постепенно стирал серый город. Серые люди, почти не различимые в потоках серой воды, шли мимо. Светофор сменил серый цвет на серый. Не важно. Лай улыбнулся и опустил зонтик. Он смотрел в небо, по его щекам стекали струи дождя.