И экономить разве что на спичках Меняя пять минут на пять рублей, Я меньше думал о залетных птичках, Чем средний некурящий дуралей.
Я получил наследство. Я гордился Своим богатством. Так монгольский хан Считал своими тысячи традиций Легко разбитых им культурных стран.
IX
Значительный мелкопоместный барин Восьмой с бревном и первый на коне Пленил меня. Сидящий в нем татарин Пошел вприкуску к остальной родне.
Но чем он правил? Покоренным миром? Что там друзья, и что им уколоть, Когда плывет и заплывает жиром Недавно обожаемая плоть
И стыдно протекает между пальцев Или, напротив, явно мимо рта! В конце концов, попользовавшись сальцем, Мы завопим: "Какая красота,
Какая прелесть - просто кровь играет! Не полно ей? А лучше встречный иск В парижский суд". Там снова выбирает Из трех богинь - и вновь ее - Парис.
X
Жестокий грек делил мое наследство. Я должен был, вконец замерзнув, ждать, И должен был, сцепив ладони, греться И для того чужой костер искать.
Я ехал на шестнадцатом трамвае, Отчаянно скрипевшем на бегу, Из своего трехкомнатного рая В кирпичный блок, укрывшийся в снегу,
Чтобы подняться до Новокузнецкой Не как обычно, из берлоги льва, А утомив коленки по-турецки Не через битый час, а через два,
Замерзнув вместе с хлипким даром речи. Чего не дашь без всяких прав любить? Я был готов вконец испортить встречу, Чтобы хоть как-никак ее продлить.
XI
Наверное, не так уж глупо помнить И теребить предательницу-нить, Ведущую в одну из мрачных комнат, Где не боятся прошлое хранить,
Когда уже совсем не держит память Гуманный век - но в этом-то и соль, Что здесь по недомыслию не давят Платоном обожравшуюся моль.
Как скучно быть так подло бережливым! Чем зарывать добычу как пират, Запри ее и назови архивом Пусть превратится в антиквариат,
А то сегодня всяк себе историк И может без нужды в поводыре, Как даму сердца, зло окликнуть дворик Как там он было звался при Петре
И улыбался дедушке-гусару, И, обернувшись лечащим врачом, Лягнуть проспект и подмигнуть бульвару Мол, в том и том-то ты разоблачен.
И неизвестно, то ли отзовется Соседский сеттер, то ли оживет Боярский дог, и в городе начнется Не то пожар, не то переворот.
Я ехал в центр покуда суть да дело В Бейрут, в Тифлис, в Кампалу и Триест И отгонял отравленные стрелы От ноющих и уязвимых мест.
Я разрешил распутному Парису Занять мой дом, и далее, найти Мою пяту, и на одежде вышить Куда стрела должна в меня войти.
А он, бедняк, занялся соблазненьем Нагих богинь, разделом их вещей... Я ехал в центр, подальше от сомнений, От факелов, от ламп и от свечей
Бессовестным и бесколесным рикшей В трамвае, освещенном изнутри, Вдвоем с тобой, от холода притихшей И яростно считавшей фонари.
XII
Я здесь родился. Здесь нашел тебя И до сих пор встречаю и теряю, И сочиняю глупые тирады, Твоих гостей и мужа теребя.
Здесь мой герой разбил свою судьбу Как разбивают сад, как строят город Или выносят на своем горбу Целительный и беспроцентный голод.
Здесь я впервые в жизни вышел в свет И живо пал в общественное мненье. Здесь приобрел известность Магомет, Здесь я задумал светопреставленье
И здесь Господь его осуществит, Я думаю, как только потеплеет. Здесь в семь утра не больно-то светлеет, И даже нефть не очень-то горит.
И неодушевленная земля Тоскует терпеливо и уныло, Поскольку здесь, дрожа от страха, я Остановил горящее светило.
XIII
Колокола, моя больная нота, Чего еще такому дураку? Я написал обидную остроту На обнаженном бронзовом боку.
Я не питал малейшего расчета При виде их в меня вселился бес... Колокола, моя больная нота... Одушевляя маленький прогресс,
Париж растит, Москва стирает грани, Но над Парижем не было Кремля... Нам не соткать благословенной ткани Без бедного больного короля.
Я чувствовал себя печально медным Под тошнотворный звон гудящих век В ночную тишь, к своим владеньям ленным Сорвался с места обнаженный снег.
Он бил в меня, как в башне бьют тревогу. И, скармливая ночь под хвост коту, Взмывал как жребий, неугодный Богу, Или как танк по пыльному мосту.
В итоге белоснежная дремота От этих ласк мне в волосы легла. Колокола, моя больная нота Нет, не звучат во мне колокола.
Н.В.
(Ночное видение)
От смешного до смерти меньше, чем до смерти от смешного.
I
К утру явился черный посетитель И мягко опустился на диван, Примяв подушку беспокойным взглядом.
Я понимал, что смерть моя пришла, Но только не за мной, и этот демон Лишь грозный чей-то призрак, и чего-то Он будет добиваться от меня.
И я, волнуясь, тоже сел на стул И долго ждал, занявшись рукавами И позолотой спинки, чтобы он Отвел глаза и что-нибудь сказал, А лучше бы немного съел и выпил.
Мы прежде столько вместе провели Чего ему, казалось бы, стесняться?
II
Наверное: "Убийственным молчаньем Я вовсе и не льщу тебя убить, Но, отстояв свободное качанье, Как за свободу мне не заступить?
Что, маленький волшебник, жегший серу Для превращенья в лучшей из реторт, Не оскопил покойную Химеру И не закончил, как Беллерофонт?
Открой окно. Болван парит над сливой, Который век стеная и кружа, Бессовестный, убогий и крикливый, Но все-таки - бессмертная душа...
Почти как ты. Тоска сминает крылья Лиха беда! Она расправит их, Наставив бестолковые усилья Бессильно рвущих воздух рук твоих.