Вскакивали молодые моряки, почесывались... Койки шнуровали, бросали койки в бортовые гнезда.
Пятки градом.
В умывальне фырк, харк.
Краснобаи рассказывали никогда не виденные сны.
- Кипяток готов?
- Есть!
Котелки, бачки, кружки, сухари ржаные, сахару горсть па целую артель. Только губу в кружку - сигнал на справку. Чавкать некогда, все бросай, пулей лети наверх. Прав Федотыч:
раньше вставать надо.
Пятки дробью.
Через полминуты на верхней палубе в нитку выстраивались шеренги. Перекличка гремела устоявшимися за ночь молодыми голосами.
Капитан с полуюта отзывал Федотыча от строя и морщился: ругань слышал капитан.
- Воздерживайся, старик, приказ, строго...
- ЕстьГ - кратко отвечал боцман в счет дисциплины, а самого мутило. Он долго пыхтел, сопел загогулистой трубкой в смысле несогласия.
- Ну? - опрокидывался на него капитан.
Горячую трубку в карман, руки по форме, в просмолку словам договаривал:
- Декрет декретом, Вихтор Дмитрич, а при нашем положении без крепкого слова никак невозможно... И то сказать, слово не линек, им не зашибешь. Так только, глотку пощекотать...
Капитан в свое время тоже ругаться не любил.
Сумрачный отвертывался, ломались брови, ломались в злой усмешке сжатые губы. Говорил с откусом капитан, форменная качка в душе, не иначе. Федотыч знал своего хозяина до тонкости, до последнего градуса... Вздрайки ждал...
- Службу забыл, а еще старый боцман!.. Вышибалой тебе быть, а не боцманом военного корабля! Команду распустил! Безобразие! За своих людей ты мне ответишь!
- Есть! - Федотыч мелким мигом смаргивал.
Капитан-то, Виктор Дмитрич, тяжеленько вздохнул, ровно
море переплыл, да и давай-давай чесать:
- В строю стоять не умеют. Подтянуть! Первую шеренгу левого борта на два дня оставить без берега! На полубаке вечером песню пели "Нелюдимо наше море" - запретить! Самовольная отлучка с корабля рулевых Маркова и Репина. Неделю без берега и по пяти нарядов! Почему проглядел вахтенный начальник? Расследовать и привлечь! Подробности доложить через полчаса лично... Вчера, после вечерней окатки палубы, плохо протерты колпаки вентиляторов, блеска должного нет. Недо-пусти-мо!.. Виновного наказать по своему усмотрению!
- Есть! - повернулся боцман да ходу: приказ дополнять.
Сам вернул его:
- Постой... Погоди.
Тяжелый, как падающая волна, капитан хлопнул боцмана по плечу, жадно вгляделся в его грубое, простой дубки лицо.
- Относительно ругани ты, боцман, безусловно, прав.
У меня у самого язык саднит, а все ж воздерживайся... Да-а.
Капитан вздохнул,
вздохнул Федотыч.
- Ничего не попишешь, Вихтор Дмитрич, ба-а-алынущий шторм идет, надо держаться.
- Да, дуют новые ветра. Ничего не попишешь, старик, надо держаться.
Широкой волной, буй-порывами хлестали, ветрили новые веселые ветра.
* * *
Через весь корабль гремела, катилась команда:
- Третьи и седьмые номера, стройся на левых шканцах!
- Шевелись!
- Треть, седьмые номера, на лев шканцы!..
- Подбирай пятки!..
- Треть, седьмые номера...
Бежали боцманы и старшины, начиналась разводка по работам.
Солнце на ногах,
команда на ногах,
команда верхом на корабле.
Вперегонышки: швабры, метелки, голики.
Плескался песок, опилки.
Веселое море опрокидывалось на палубу, заливало кубрик.
Глотки котлов отхаркивались корками накипи.