28978.fb2
– Пойдем на дорогу, может какая машина подберет.
– Держи карман шире.
По дороге мы наткнулись на пограничный пост. Пограничники сидели около палатки и слушали игру патефона. Здесь же возвышалась вышка.
– Эй ребята, вы куда? Сюда не разрешено.
– Да мы отстали от отряда.
– Да мы видели только что их на машине, – сказал один солдат, – но вы все-таки обойдите это место.
– Пойдем я вас проведу на тропу, – сказала женщина, которая была с ними.
Она провела нас через двор и какую-то калитку. Указала путь и сказала, что действительно путь по тропе короче. Мы пошли дальше над обрывом. Он высокий, метров сто. Внизу камни, и если сорвешься, то «капут». А иногда тропа шла по над самим краем. Так что приходилось цепляться за кусты, чтобы не посунутся вниз. Галька осыпалась и летела с обрыва.
(Лейсов напевал песню с хулиганским припевом: – «Отчего, почему странно так потеет, странно так потеет задница моя.» Прошло пятьдесят лет, а до сих пор помню)
В одном месте присели отдохнуть. Подзакусили. У Лейсова уже кончился хлеб и он решил его купить в Новороссийске. И снова в путь. Вышли на дорогу. Машины не останавливались. Дорога виляла, как лента. За выступами гор далеко не было видно. Невдалеке звенели колокольчики. На клоне горы, в кустах вился сизый дымок. Видно пастухи жгли костер.
Спросили у старухи далеко ли до Новороссийска, хотя и точно знали, что до него осталось восемь километров. На повороте на нас чуть не наскочила «Эмка». Видно шофер был пьян вдребезги.
Смола пошел по тропе, а нам надоело взбираться и мы шли по асфальту, который уже начал остывать: солнце было на заходе. Толька по тропе ушел вперед, и за что мы его выругали. Он был один раз в Новороссийске и поэтому хотел нас повести в дом пионеров, где мы думали встретить и остальных.
На окраине город располагались цементные заводы. Было много около них пыли, звона, дыма. Это на меня действует не с приятной стороны. Видны разрушенные здания. Шли по трамвайным рельсам.
– А вот и они! – раздался голос Гешки.
К нам навстречу шагал Гешка с Кротченком, девятиклассником. Они взяли у меня и у Лейсова рюкзаки и расспрашивая нас, пошли в город
– Далеко вы отсюда?
– Километра три. Почти в центре. Разместились в разбитом здании.
Шли долго и когда пришли, то посыпались вопросы и смешки.
– Ну как, сладко топать?
– Другой раз будете знать, как не идти вместе.
– А мы в «Эмке» ехали, – фасонил Гешка.
– Зато мало видели, – обрезал я.
Подзакусили и отдохнули. Сходили за водой к крану. Мне как-то стыдно было ходить по городу в таком виде. Моя обувь была похожа на что-то неестественное. Хорошо, что солнце уже зашло и не так было видно.
Город зажегся огнями. На стене дома, в котором мы расположились на ночь, загорелась лампочка. Во дворе стало немного светлее. Назначив дежурных, все улеглись. Я дежурил первым. От нечего делать пробовал зашить простыми нитками чувяк. Долго возился, вдевая нитку в иголку в таком полумраке. Потом меня сменили, и я лег. Не знаю о чем я думал, мне просто было смешно видеть себя спящим себя таким образом, как бродяга.
30 июля 51 г.
– В нашем распоряжении полдня, – сказал Валентин Иванович. –осмотрим город немного и домой. Наймем машину.
Мы вышли из нашего места пребывания и пошли в центр. Гешка шел и рассказывал о разных местах. Он ведь жил здесь несколько лет.
Город мне не понравился. Или может быть я не привык видеть дома на склоне горы. Не знаю. Какое-то непонятное чувство. Казалось я нахожусь на дне тарелки, как какая либо галушка. Краями этой тарелки служили горы. И странно было видеть весь город, находясь на окраине. Белов рассказывал, что ночью местные хлопцы предлагали девчатам толстую пачку денег.
Море еще спало и казалось каким-то холодным и угрюмым. Солнце за горами еще не освещало его поверхность. Горы виделись в дымке. Из труб цементных заводом шел дым, а корпуса были белыми от пыли…
… Снова дорога. Блестит асфальт. Свистит в ушах. Мерно шумит под колесами разогревшийся асфальт. Придерживай кепки! Эх, красота!
Машину все-таки нашли до самой Славянской. Среди гор… Дорога виляет, на спусках ехали без мотора, притормаживая.
– Скоро море, – сказал кто-то.
Да, оно показалось далеко внизу, покрытое морщинами волн. «Прощай, свободная стихия!»
3. Решето над бездной 1952 года.
СТАНИЦА СЛАВЯНСКАЯ.
(Отрывок из Tagebuch 17-20 августа –Тень от крыльев стрекозы на клавишах аккордеона)
Сквозь сон слышу шепот: День первый
– Да еще немного насыпь.
– Хватит, а то я не донесу.
Первый голос отца, а второй Гешки. За помидорами пришел– мелькнуло у меня в голове, и я открыл глаза. Было еще сравнительно рано, хотя солнце и взошло. Лучи его резали неровными пятнами отпечатков листьев пространство под орехом, где я находился в своей подвесной кровати. Я приподнял голову. Гешка и отец сидели возле кучи помидор и возились с авоськой.
– Чего так рано? – спросил я недовольный.
– А ты уже встал, – обрадовался Гешка.
Я приподнялся и сел на край самодельного гамака. Заскрипела веревка.
– Вчера к нам гости приехали, – сказал Гешка, – поэтому меня и послали к вам за помидорами так рано.
– Откуда приехали? – спросил я.
– Одни из Белоруссии, а бабушка из лесхоза. С бабушкой приехала и девчонка, такая как ты. Перешла кажись в 8–й класс. У нее аккордеон. Знаешь, как хорошо играет! Вчера вечером долго играла.
– А еще кто приехал? – просил я, хотя мне в голову «влезла» эта девчонка, но спросил, чтобы лишь говорить.
– Тетя с мальчиком, таким как Анатолий, они из Белоруссии.
Гешка вскоре ушел, а я подумал: «Интересно, что она из себя представляет. Как бы к ним сходить? Так как-то не удобно. Может мать за чем либо пошлет… Да еще говорит на аккордеоне играет… Ну, дальше дело будет»