Стоило Правителю покинуть поляну, как лорды из Дома Аль-Фатх запрыгнули в сёдла и поскакали в сторону полиса, избавив себя от расспросов и хлынувших со всех сторон обвинений. Случившееся, как я понял из гневных выкриков знати, не лезло ни в какие ворота. Нет, покушения на Хо не были редкостью. Раз в несколько лет обязательно находились безумцы по разным причинам решавшиеся попытаться прикончить Вечного Правителя Арха. Тот, собственно, потому и старался не подпускать к себе людей лишний раз. Но, чтобы на небожителя поднял руку благородный археец… Такого не было с последнего бунта, когда больше века назад несколько лордов из Дома Иб-Дэй пытались захватить власть над полисом, убив Хо.
Но многого мне с ветвей само собой услышать не вышло, да и первые гневные выкрики очень быстро сменились более подходящими в окружении такого количества лишних ушей перешёптываниями. Впрочем, я и не вслушивался. Голова была другим занята.
Убийца назвал его Ло. Почему? Неужели, мой лживый напарник нашёл способ избавиться от нашей с ним связи и теперь сам, без моей помощи, вселяется в нужных ему людей? Маска-маской, но фигура и рост не дадут усомниться, что под личиной Правителя Арха не скрывается высокий худой Сердолик. Или Ло сменил тело, или гахар обознался.
В том, что в разрубленного напополам лорда вселился один из врагов колдуна, я уверен. Почерк их. Эти психи, чтобы прикончить Ло, готовы рискнуть чем угодно. Прозвучавшее имя — железное доказательство. К тому же, эти твари как-то чувствуют присутствие колдуна, в чьём бы теле он не сидел. Кроме моего, конечно, когда я не выпускаю беса.
Тьфу! Снова в мыслях назвал его бесом. Давно ведь решил для себя, что к слугам Низверженного, хоть к прошлым, хоть к нынешним колдун не относится. Как и эти пришельцы-гахары. Убийца не мог ошибиться. Созвучное имя и сила здесь не при чём. Это Ло. Или…
Внезапно меня осенило. Или Архом уже сотни лет правит точно такой же колдун из другого мира. Вдруг Хо — вовсе не Ло? Это многое объяснило бы. И ошибку Гахара, ощутившего искомую силу не в том человеке, и использование даров Бездны, какие не были подвластным моему напарнику, и нежелание захватившего тело Правителя Арха союзника вытаскивать меня из безымянных. Он ведь, согласно нашему договору, должен искать сейчас Тишу. Если вернулся, то, значит, нашёл. Ох и путаница в голове. Ло? Не Ло?
А проверить как? Пока мыслей нет. Не просить же капитана Абоса или даже Мехмеда устроить мне встречу с Правителем полиса? Будут долго смеяться. Да и повод какой? Ты пойди, придумай причину — зачем оно тебе надо. А такая встреча мне точно нужна. Надо будет придумать, как привлечь к себе внимание Хо, кем бы он там не был на самом деле. Враг моего врага…
Хотя, так-то гахары — враги не мои. Им Ло нужен. Так может, пусть и дальше идут по ложному следу, направив все силы на попытки добраться до правителя Арха. Нет, лучше пока на рожон мне не лезть. Кто сказал, что другой колдун станет мне помогать, узнав про мой союз со своим земляком? Оставлю откровенный разговор с этим Хо на случай, если у меня всё совсем будет плохо. Пока дальше жду Ло и момента, когда Мехмед заберёт меня под крыло.
Полсрока уже позади. Три месяца отхожу в безымянных, и здравствуй, свобода. Ненастоящая, конечно — останусь всё равно батраком — но в вольном отряде или в охране у знатного поди безопаснее, чем скакать по лесам среди бездарей. Да и убийц ко мне подсылать пропадёт всякий смысл. Глядишь, и товарищей позже смогу подтянуть. Сёпа с Лимом — серьёзные бойцы. Мехмеду пригодятся такие.
Тем временем в нору полез третий лорд. Ожидаемо зря. Сожрала его Бездна, как чуть позже и последнего испытуемого из Дома Иб-Дэй. Серьёзное там испытание, в красной-то. Четверых одарённых, как не было. Вдвойне удивительно, что, когда знать уехала, Матвей объявил нам, что теперь весь остаток седмицы наше дело — стеречь эту нору-убийцу. Приказ, мол — встречать всех желающих попытать счастье и мзду брать. Но с вольных. Лордам ход теперь в сектор закрыт. В смысле всем. Наши-красные тоже не могут теперь по закону пробовать эту нору закрыть. Неужели, найдутся желающие?
И нашлись ведь. На следующий же день к поляне, на которой мы встали лагерем, предусмотрительно оградив нору неказистым плетнем, начали приходить сорви-головы, как назвал этих отчаянных ребят Матвей. Являлись, что и понятно, небольшими отрядами по несколько человек. В одиночку по Земле вне лоскутов не ходят. Само собой большая часть — проводить, поддержать, посмотреть и, коли выгорит дело, найти потом своего удачливого товарища в окрестностях закрытой норы. Из Бездны частенько возвращаются полуживыми. Лабиринт измотать может так, что не сможешь ходить. Да и раны. Вдруг, не хватит лечилок?
Лорды — воины могучие, и даров у вчера сгинувших в Бездне хватало, но и многие вольные им не уступают. Попытаться аж красную нору закрыть приходили лишь только серьёзные мужики из бывалых, не раз и не два проходившие испытания прежде. И немало их было. Случай из ряда вон. Норы этого цвета в Архе простому люду не отдают. Правитель, если знать не справлялась, всегда закрывал их. Хочешь двушку-дар — либо полис меняй, либо воспользуйся шансом, что выпадает раз в жизни.
И даже высокая плата в рубиновую марку народ не останавливает. Что деньги, когда твоя жизнь на кону? В первый день шестерых нора съела. Во второй четверых. Дальше отчаянные безумцы в числе поубавились. В третий день лишь один шагнул в Бездну, а в четвёртый мы и с десяток оставшихся у норы зрителей так и не дождались желающих попытать счастья.
Могущество манит, но есть же разумный барьер, перешагивать через который не стоит. Тут и Ло бы три раза подумал прежде, чем лезть в нору, сгубившую столько народу. Так и ушли мы в итоге, оставив красный глаз Бездны висеть над поляной. Нора победила, но толк всё равно от находки имеется. Жадность лордов принесла Велимому Дому Эр-Драм целых одиннадцать марок, обмененных на столько же жизней. И правда, кровавые марки. Я бы в эту нору-убийцу после гибели четверых одарённых никого не пускал бы. Но я — не они. Ненавижу Арх!
И опять без охоты седмица. В смысле у нас. Половина отрядов пошла дальше в горы, половина осталась — охранять пустоту, что посменно трудилась за стенами, даже ночью долбя серый камень окружающих лоскут древних скал. Белогорье — так назывались места, куда в этот раз перебросило полис. Не то, чтобы дичи здесь мало, но известняк для строительства — материал подходящий, и добывать его не в пример проще, чем те же гранит или мрамор. Наши стены из него сложены и не только они. Кирками глыбы народ отколупывает и на волокушах по щебню их тащит к воротам. Обтёсывать в блоки уже будут в городе.
Мы же день и ночь зверя бьём, что за лёгкой добычей со всей округи сбегается к полису. Тут, и горные волки, и барсы, и медведи пещерные, что размером обычных превосходят в два раза. Про орлов и подавно молчу, но те больше кошмарят лоскут, унося скот и людей прямо с выпаса и с полей. С ними стража воюет. Ну, а самый опасный зверь здешних мест — это змеи.
Тут их тьма среди скал. Здоровенные, серые, цветом с камнем сливаются. Не заметишь, пока не метнётся. Особенно ночью. Есть в длину и по десять саженей. Человека такая мгновенно проглатывает. Двух здоровых я лично срубил. Что в сердцах там не знаю. Разделывать гадин утащили в полис. У них кожа ценная — портить нельзя.
Потом Матвей рассказал, что лорды, которые дальше всех уходили, в каком-то ущелье убили змею, из какой взяли сразу десять семян. Та туша уж точно осталась лежать, где тварюку прикончили. Такую не притащить. Да и в целом, добыча у всех, кто с походов вернулся, хорошая. Богатые земли. Но опасные, что уж там. Даже мы, охранявшие пустоту муравьиных бригад, потеряли двоих новичков, из тех безымянных, кого нам прислали после встречи с царём.
И ясное дело — нор нет. По округе особо не лазили, топтались под ближними скалами. Может в новых местах повезёт. Тем более, что опять лес за стенами. Пойдём в него через два дня — выходные у нас. То есть, у меня отсыпные скорее. Народ из отряда отправился во внешку прогуливать наградные Кузьмы, я валяюсь на койке в казарме — мне наружу нельзя. Целый день ел и спал. Второй всё то же самое, но в компании перепивших намедни товарищей.
Отдохнули, пришли в себя — и работать. Нам опять лишь округу прочёсывать. Благо, что остальные отряды успели подальше уйти, и мешать нам не будут. Утром вышли за стены и двинули в чащу. Ну и темень же здесь. Сразу ясно, отчего места эти Чернолесьем назвали. Белогорье мне нравилось больше. Нет особо высоких деревьев, но так густо растут, что просветов над головой нет как нет. Кроны тесно смыкаются, переплетаются ветками. Наверху просто крыша из листьев. Душно, сыро — дождь льёт третий день. И не скажешь, что лето.
А то началось уже. Каюсь, за датами давно следить перестал — в голове только срок мой трёхмесячный. День рождения свой прозевал. Уже больше седмицы, как четырнадцать мне. Совсем взрослый — сказала бы Вея. Да где уж взрослее? Столько всего за плечами, что на несколько мужиков уже опыта хватит. Вот бы в Подгнилье очутиться сейчас, да показать деревенским каким Китя стал. Народ бы мне-одарённому, да могучему поди в ножки бы кланялся. Я теперь настоящий охотник.
Замечтался и едва не прозевал нападение. Странный зверь, нечто среднее между барсуком и куницей, бросился на меня из ветвей, где скрывался в листве. Резкий шаг в сторону — и копьём прямо в пузо. Насадил, как на вертел. Топором добил в голову. Всё — застрявшее в туше оружие можно вытаскивать. Тридцать человек идёт цепью, растянувшись по лесу, а эта дурында прыгнула именно на меня.
Вечно оно так. Глупый хищник выбирает себе жертву поменьше. Я кажусь им самой лёгкой добычей. Ошибка ценою в жизнь. Зверь не крупный, едва ли тяжелее меня. Небось, думал загрызть и обратно на ветки удрать. Посидеть там, пока не уйдут остальные двуногие, а потом вниз спуститься и пир закатить. Не сложилось.
— Следите за кронами. Наверху сидят.
Предупредил соседей и зову жестом к себе глядуна. Надо вскрыть. Незнакомый зверь. Не понять — старый, нет. Достал пилку, вспорол брюхо от дырки до рёбер, закатил рукав, полез рукой внутрь.
— Зря пачкаешься. Это куний волк. Молодой совсем. Они взрослые вдвое крупнее.
Как Шапки не стало, Матвей вечно держится подле меня. Или это я постоянно с ним рядом оказываюсь? Не суть. Главное, что сильнейший охотник при мне за охранника. Я не против такого соседства.
— Не мог раньше сказать? Кстати, ты говорил, что они — звери стайные.
После каждого скачка, перед выходом отряда за стены, командир нам рассказывает про места, куда лоскут занесло. Про опасности, про зверей, что здесь водятся. Если знает, конечно. Здесь он был уже прежде, так что справку, как он называл эти речи, мы утром прослушали.
— Так ото ж. Сам не знаю, чего тут забыл одиночка. Может, изгнанный. В стаях такое бывает.
Тем не менее Матвей громко свистнул, что было сигналом для сбора. Сейчас мужики порвут цепь и сбегутся сюда. Видно, думает, что стая этих древесных волков где-то здесь же поблизости. Хищник хитрый, как сам старшина говорил. По ветвям скачет ловко, сидит в кронах тихо. Я снова метнул взгляд наверх. Нет, не видно — сплошная зелёнка. А уж пробовать услышать и пытаться не стоит. Дождь, как лил, так и льёт, шурша листьями. Из всех звуков в лесу — шелест капель.
Нет, теперь ещё топот бегущих прибавился. Раз зовёт командир, тишину блюсти смысла нет. Я шагнул ближе к дереву, на котором сидел глупый зверь.
— Берегись!
Выкрик Матвея запаздывает. Я и сам не слепой. Зелёный потолок оживает, и из крон на меня бросается сразу несколько куньих волков. Эти гораздо крупнее того, что прикончил. И как только их ветки выдерживают? Но на лишние мысли нет времени. Тут обычным оружием мне не отбиться — роняю на землю копьё, призываю клинки.
Зря. Матвей с перепугу выбрасывает вверх свои искорки. Сеть из огненных звёздочек мгновенно разворачивается над нашими головами. На командира тоже летят атакующие, видно, всей стаей, звери. Но боится он не за себя. Моя смерть — его смерть. Прожжённые насквозь туши хищников падают смердящей горелым дохлятиной. Тут уже драться не с кем.
Но то здесь, а вокруг: крики, визг, вой, рычание. В стае под две дюжины тварей. Восьмерых Матвей даром прикончил, остальные сейчас бьются с нашими, кто, с одной стороны был поближе к нам с командиром, а с другой не попал под защитную сеть. Глиста сбили с ног, Лима пытаются завалить сразу два вцепившихся в него хищника, Бык без признаков жизни лежит на земле с разодранным горлом, Сёпа ярится с двумя топорами в руках — тоже свою силу призвал. Дальше ещё кто-то бьётся, но подробностей не успеваю разглядеть. Большая же часть отряда ещё не добежала до места событий.
Эх, Матвей! Надо было сразу свистеть. Зря я нашего командира непогрешимым считал. Опыт опытом, а не в первый раз нас подводит бывалый охотник. Подлетаю к той твари, что силится завалить Лима, вцепившись зубами бедняге в руrу, и рассекаю зверя на две части клинком. То есть почти на две части — слегка не дорезал. Тут, в общей свалке, нужно своих не задеть, так что мечи нельзя длинными делать.
Бросаюсь ко второму древесному волку, и тоже рублю его. Кожемяка спасён, но на раны страшно смотреть. Больше Лим — не боец. Левая рука — кровавые лохмотья, бок разорван, с головы содран кусок кожи вместе с волосами. Друга срочно нужно доставить к лекарю, или он умрёт. Но сначала добить эту погань.
Кидаюсь к следующему зверю, что ко мне ближе всех. Разваливаю его — и к новому древесному волку. Главное оружие этих хищников — длинные когти передних лап. Если пропустишь удар, запросто выдерут кусок мяса.
Убиваю ещё одну тварь. Дар закончился. Топор в руку. Ищу взглядом следующего зверя, но этот был последним. Мы справились!
Сбежавшиеся к месту битвы охотники быстро перевернули её исход в нашу пользу. Пятерых-семерых стая смяла бы, но на тридцать серьёзных бойцов пары дюжин волков маловато.
— Держись, братик!
Сёпа раньше меня вспоминает про Лима. Скидывая на ходу рюкзак со спины, устремляюсь к лежащему на земле другу. Одна лечилка, пусть и самая слабая у меня есть в заначке. Но Метла вновь быстрее — уже льёт из флакона Кожемяке на бок своё зелье. У него средней силы — с такого толку чуть больше, но эту ужасную рану заживить полностью его хватит едва ли.
— Разойдись! Разойдись! Ещё можно спасти!
Это с боку кричат. Там народ тоже Глиста обступил. Чудик пыжится сквозь толпу пропихнуться. Быстрым взглядом обегаю округу. Ох, ёженьки… Двое насмерть, ещё четверо живы, но раны такие, что до полиса не донести. И это я без Лима считал.
— Сейчас, сейчас, друже. Сейчас полегчает.
Сёпа вытаскивает вываренные тряпки, что мы с мазями к ранам прикладываем. Чего я жду? Тоже есть в рюкзаке. Но сначала лечилка. Голова подождёт — там кровит, но дыра в боку хуже. Выливаю свое зелье туда же. Кожемяка хрипит. Эх… На руку не хватит. Что с такой с ней теперь?
— Рубить надо. И огнём прижигать, — понимает, о чём я задумался Сёпа. — Не дотащим иначе. Кровью изойдёт.
— Ещё есть! Всё отдам! Нате, нате!
Стоя перед своим рюкзаком на коленях, Кузьма торопливо вытаскивает из него пузырьки. Ого! Это же самые дорогие лечилки, которые по сапфировой марке за штуку. Чудик тут же отдаёт их товарищам, что немедля бросаются к раненым.
— Да откуда…
— Так бобов взял по двадцать всего, — принимается объяснять Чудик. — А всё, что не прогуляли, вот, на зелья потратил. На шесть штук аж хватило. Как знал, что нужнее, чем тот троерост.
Вот так щедрость. Хороший человек наш Кузьма. Теперь спасём раненых.
— Сюда хватит! Туда лей! Нет! Дай я сам!
Матвей руководит излечением. У самого командира нет одного рукава, и видно, что тоже на плечо зелье лил — пятно чистой розовой кожи размером с ладонь. Приличный кусок мяса зверь вырвал. Да и у многих тоже есть раны, но не такие, что сгубят. Тот же Сёпа весь в мелких и средних царапинах. Видать, пока на даре ярился, успел нахватать.
— Вроде всё. Будет жить, — поднимается Матвей с корточек. — Что, Косой, идти сможешь?
Предз при помощи товарищей пытается встать.
— Ай! — заваливается он обратно на землю, едва наступив на повреждённую ногу. — Бездна! Больно же как…
— Донесём, — успокаивает, то ли друга, то ли командира Конюх.
— Чудик, есть ещё зелье?
— Нет. Это последнее было.
Йок! А Лиму? Промухали…
— Командир! С Кожемякой что делаем?
Сепан жестом подзывает Матвея.
— Ох, Низверженный… А, чего вы молчите? Видел, что зелья льёте. И тряпки, мази достали. Думал, что сами справляетесь.
— Как тут справишься? — указывает на руку стонущего Лима Сепан, от которой ниже локтя кроме костей, почти ничего не осталось. — Лекарь новую вырастит, если отрубим сейчас? Тут без зелья уже не спасти.
— Вырастит, — грустно вздыхает Матвей. — Только вот за сколько подходов? У нас так-то принято добивать таких раненых. Но раз предз, да на таком троеросте…
— А прижечь чем?
Внезапно я осознаю, что весь мокрый. Дождь, зараза, усилился только. Вокруг ни одной сухой ветки.
— Вот, Бездна!
Матвей тоже понял.
— Ладно. Руби, — кивает командир Сёпе. — Культю замазать хватит, — достаёт он из кармана полупустой флакончик. — Последняя лечилка. Думал, на крайний случай оставить.
Двоих больше нет, троих на носилках несём, ещё двое бредут, опираясь на плечи товарищей. А взамен — семян пара и десяток бобов. Вот тебе и сходили в поход. Хорошо хоть, до полиса не больше десятка вёрст. На сегодня с охотой завязываем. Интересно, погонит нас капитан завтра снова за стены, или даст денёк отлежаться? Так-то раненых больше, чем пятеро. Да и дар у всех троих подчистую слит. Через сутки теперь только пополнится. Утром бездарями идти неохота.
Бреду, чавкая прелой размякшей листвой. Вроде как опасность высматриваю, а на самом деле весь в мыслях. Вот не будь Чудик Чудиком, купи на все деньги бобов, как советовали, и не вытащили бы мы ещё четверых с того света. Одного бы Матвей поднял на ноги — как выяснилось, командир тоже две лечилки потратил, что ему на отряд выдают, и одну свою личную тоже — а дальше?
Что бы тогда Молчун делал? Смотрел бы, как умирают товарищи? Поздно я про его тайный дар вспомнил. В суматохе мозги другим были заняты. Вмешался бы? Помог бы товарищам? А что я? Не достань Чудик зелье, сдал бы я одарённого? Заставил бы спасать раненых? Да, конечно, заставил бы. Всё равно ведь всплывёт.
— Ну за что…
Чего больше во вздохе Матвея — усталости или обиды, так сразу и не скажешь.
— К бою!
Клятое Темнолесье! И чего нам так не везёт? За что так с нами Единый?
Миг назад притворявшийся деревом зверь устал ждать в засаде, и толстый бугристый ствол якобы дуба внезапно ожил, изогнувшись дугой, и проворно пополз в нашу сторону. То, что было корнями, теперь — задние лапы. Ветви — лапы передние. И, что тех, что тех, больше двух.
— Это кто⁈
— Леший!
— Ты же говорил, что он редкий!
— Так и есть! Повезло нам…
Вот же йок! Со слов Матвея, этот зверь в Темнолесье опаснее всех. Только даром и бить. А где дар? Нету дара. Шкура там, что кора — копьём ранить почти невозможно. Топором только. И то тем, что потяжелее моего маломерка.
— С ранеными — назад! Остальные — ко мне! Рубить лапы! Копьём — только в глаз!
Вот и дело по мне. Я из всех самый шустрый. Попробую ослепить чудище. Глазья мелкие и их целых четыре — по одному на каждой из сторон сидящей на толстой шее башки. Леший может и на задних лапах ходить, но быстрее перемещается, если на все упадёт, как сейчас. Ох и мерзкая тварь. То ли толстая змея с ножками, то ли гигантский жук-палочник. Длины в нём сажени четыре, толщины — два обхвата. А вот лапки, в сравнении с телом, короткие. Оттого и не быстро бежит. Кабы не раненые, могли бы, пожалуй, удрать.
— Разошлись! Не кучкуемся!
Только выполнили приказ, как зверюга уже рядом с нами.
Ого! Оно прыгать умеет! Распрямившиеся разом конечности бросают живое бревно на три шага вперёд. Выбранный для атаки Шило едва успевает отпрянуть. У бывшего хозяина ткацкой артели долей под завязку. С Предземья с потолком уплывал. Из местных бы кто мог попасться, а так сразу три топора обрушиваются на передние лапы чудовища.
Есть! Из ран выступает густая почти чёрная кровь. Не такой он и страшный. Сейчас изловчусь и…
Попал! Один глаз долой! Лешего аж скрутило всего. Выгнулся гусеницей и, поднявшись на задние лапы, затряс напоминающей пень с дырой-пастью башкой.
— Осторожнее!
Поздно! Сдуру сунувшийся к чудовищу Редька не успевает отпрыгнуть. Толстое живое бревно резко падает на бедолагу-архейца и придавливает беднягу к земле. Тут без шансов — он мёртв. Хруст от сломанных рёбер перебил прочий шум.
— Получай!
Сёпа всаживает свой здоровенный топор в подставившуюся переднюю лапу зверя. Та уже была с раной. Теперь до кости дыра. Леший быстро разворачивается на месте, чтобы броситься на обидчика. Бью в подскоке копьём, но удар не доходит до цели. Хитрый гад чуть крутнулся вдоль собственной продольной оси, и наконечник оружия клюнул кожу-броню.
— Не подлезать под него! Наша сила в проворстве!
Зверь мечется среди деревьев, пытаясь поймать Сепана, но куда там — Метла прячется за стволы, петляет зайцем. Леший никак не может подобрать момент для атаки. Мы все тоже кружим рядом с тварью, стараясь достать его в выпадах. Народ рубит, я колю. А оно не так просто, как мне показалось сначала. Живое бревно постоянно в движении. Пойди, подберись к морде. Тут разве, что сам подставится.
И вот подходящий миг — на время забыв про Сепана, зверь бросается на Матвея, удачно рубанувшего одну из его задних лап. Чёрный глаз оказывается повёрнут ко мне. Я не мешкаю — колю в длинном выпаде с двух коротких шагов.
Половина долой! Только дальше что? Оба буркала, что остались у зверя, смотрят под очень неудобным углом для атак — одно вверх, другое вниз, расположившись на соответственно верхней и нижней частях здоровенной башки. Ему самому-то, что видно теперь?
Народ тут же воспользовался ущербностью зверя, подлетев с боков.
Ага, как же. Леший просто провернулся вдоль тела, и глаза из прежних: верхнего и нижнего моментально превратились в новые: левый и правый.
Один безымянный из местных по кличке Носок не ожидал от живого бревна такой хитрости и, на миг растерявшись, не успел вовремя отпрыгнуть, а, как и планировал, рубанул топором лапу зверя, пусть и не ту, в которую метил. Эта ошибка стоила ему жизни. Леший дёрнулся в сторону человека и схватил его своей дырой-пастью, не имевшей привычных двух челюстей, а усыпанной по кругу клыками, словно вставленная в жерло бочки пила. Две секунды, три резких рывка — и откушенная половина человека скрылась в зеве чудовища.
— На!
Злость заставила прыгнуть. Проклятая тварь! Копьё мало того, что вошло чётко в глаз остриём, так ещё и пробилось вглубь на ладонь и застряло.
Меня бросило в сторону. Зверь мотнул головой, а я вместо того, чтобы отпустить копьё, попытался его сдуру выдернуть. Зря. Короткий полёт аккурат привёл меня в ствол головой. Сполз по дереву. Где клятый леший⁈
Вот йок! На меня опускаются две короткие толстые лапы с когтями-кинжалами. Не отпрыгнуть уже.
Толчок в бок. Лечу в сторону. Позади хруст и крик. Кувыркаюсь по земле. Тут же вскакиваю и нахожу взглядом зверя.
Ослеплён! Предз по кличке Охотник завершил моё дело. Вместо последнего глаза дыра с чёрными подтёками крови. Теперь чудище не опасно. Добьём.
Только… Кто это?
Ёженьки… Вот, кто вытолкнул меня в крайний миг! Матвей! Командира оттаскивают от беснующегося вслепую чудовища. Рубаха и тело под ней разодраны сверху донизу. Грудь в крови. Рана страшная. Как же так…
Мгновенно забываю про лешего. Семена, бобы — всё пустое. Пусть тут бесится пока не подохнет от голода. Огибая ревущую тварь, мчусь к Матвею. Командир меня спас. Да, по воле Мехмеда, возможно, но отдать свою жизнь… Не позволю! Не так! Не сейчас!
— Жив⁈
Барсук с Домовихой, оттащившие в сторону раненого, смотрят с грустью.
— Сейчас отойдёт.
— Молчун!
Где он⁈ С лешим не бился. Вспомнил! Он и Шило тащили носилки. Лима местным не потянуть — сил не хватит.
Далеко ушли? Нашёл взглядом.
— Молчун! Быстро сюда!
Тут полсотни шагов. Дождь, рёв лешего, крики товарищей, старающихся добить ослеплённого зверя, дорубив ему лапы. Неужели не слышит? Но ведь видит же. Пусть попробует только…
Бежит! Понял, чего я хочу? Лучше бы да. Уговаривать времени нет. Сейчас буду приказывать.
— Лечи! Живо! Помрёт — ты за ним!
— Чего…
Это Барсук удивляется. Молчун-то как раз в миг всё понял.
— Он ту нору закрыл, что нашли возле царского логова. Я всё видел. Он лекаря дар получил. Лечи! Быстро!
— Пошёл ты!
— Охотник! Метла! Все ко мне!
Эх, Глиста рядом нет. Его бы все сразу послушали.
Но и меня тоже слышат и слушают. Бросив танцы вокруг ослеплённого чудища, народ бегом несётся сюда.
— Лечи! Живо! Иначе…
— Дар найдут. Всё равно найдут, — не даёт мне закончить Змей.
Он из местных и после Глиста самый опытный. Змей знает, что говорит.
— Раз в полгода проверка, — торопливо бубнит безымянный. — Троерост и дары смотреть будут. В лавке тоже записано всё — кто, что брал. Доли лишние — то ерунда. Нет, накажут, конечно. Но дар… За нору — в бойцы, на арену. Спасай командира. Тебе терять нечего.
— Ты дурак? — крутит пальцем у виска Домовиха. — Матвей единственный, кто тебе может помочь. Чего ждёшь?
Достучались! Молчун принял решение. Одарённый падает перед умирающим на колени и прикладывает обе руки ладонями к ране Матвея.
Свет! Зелёный! Сколько раз такой видел. Пошло дело! Это тебе не лечилка. Края раны начинают затягиваться. Кровь не хлещет уже. Давай! Давай! Ещё чуть! Ещё!
— Леший?
Первое слово Матвея. Командир пришёл в себя. Будет жить.
А Молчун?
Молчун тоже! Всё сделаю, чтобы помочь. В крайнем случае к Мехмеду пойду на поклон.
— Леший где? — повторяет Матвей.
А вот лешему — смерть! Тут без выбора.