Ослеплённого зверя мы смогли окончательно обстругать лишь минут через двадцать. Вот теперь, без отрубленных лап, он точно — живое бревно. Жаль, что гибкое. Извивается короткой и толстой змеёй, норовит цапнуть пастью. Что с ним дальше придумывать — один йок знает. Кора-шкура не рубится. Пробовали в пасть копьём тыкать — только сломали оружие. В итоге решили оставить как есть. Слепым и безлапым обрубком далеко леший не уползёт, а местному зверю он, даже в таком состоянии не по зубам.
На время пока бились с чудищем про Молчуна и про его поступки: былой и сегодняшний все как будто забыли. Матвей молодец — сначала надо дело доделать, а потом уж разборки чинить. Народ тоже с пониманием, что не к месту в бою отвлекаться. Леший даже без глаз продолжал оставаться опаснейшей тварью. Со слухом, хоть ушей и нема, у него всё в порядке — на звук кидался, зараза. Не до разговоров нам было.
После уже, когда всё закончилось — тут, слава Единому, уже без ошибок прошло — и мы вернулись к дожидавшимся нас под присмотром глядунов и немногих охранников раненым, я, видя, что все воды в рот набрали и на меня только косятся — мол, сам начал, сам и дальше давай — обратился к присевшему на корточки возле бледного Лима Матвею.
— Ну так что, командир? С Молчуном теперь как?
Ёженьки… По взгляду всё ясно. Так ведь он не смекнул, что к чему. Видать, сразу не понял, что его даром вылечили. Решил, что о дерево головой приложился и просто сознание потерял, а рана на груди ерунда — зверь только рубаху продрал, да слегка оцарапал в толчке.
— А, что Молчун? — покосился на предза Матвей. — Он цел вроде. А вот Кожемяка совсем плохой. Видать, слишком много крови потерял.
Вот теперь и до Молчуна дошло, что командир не помнит случившегося. Предз тотчас же замотал головой, как бы говоря мне: «Не надо! Не надо!». Но разве же теперь, когда весь отряд его тайну знает, такое скрыть можно? Да и очухается немного Матвей, полезет царапины смотреть, а под лохмотьями — окровавленными, кстати, сверх меры — чистая свежая кожа. Не дурак же он в самом деле? Тут молчать смысла нет. Тем более, что…
— Дар остался? — с надеждой взглянул я на Молчуна. — Кожемяку бы ещё подлечить.
Тот только скривился в обиде.
— Какой ещё дар? Вы про что…
Матвей резко раздвинул обрывки рубахи и уставился на свою грудь. На лице понимание — брови так и подпрыгнули вверх.
— Пустой я. Всё на командира спустил.
— Так, — шагнул ближе Матвей. — Рассказывайте. По порядку.
Тут мне слово. Я начал, я и закончу. Наскоро поведал, что было — и к главному.
— Тут ведь видишь, командир, как всё обернулось? Как я прежде от звора, так и Молчун от царя спасения в Бездне искал. Не за даром прыгал, от смерти бежал. Не поймут разве лорды?
— Не знаю, — вздохнул командир. — Не было прежде такого. По крайней мере, я не слышал про то. Подставили вы меня, мужики. Ох и крепко подставили.
— Я тебя так-то сейчас от верной смерти спас.
— Вот-вот, — поспешил я поддержать Молчуна. — Кабы не его дар, лежал бы ты уже сейчас хладным трупом. Чем подставили-то? Тем, что сразу не сказали?
— Вот именно. Командир, проглядевший такое, тоже виноват. И чего молчали? Всё равно ведь всплыло бы. Лучше сразу бы с повинной пришли. Мне перед хозяевами было бы проще оправдываться. Теперь даже не знаю.
— Так, может, не станешь рассказывать? — подался вперёд Молчун. — Лечилками себя поднял на ноги. Никаких даров. Змей говорит: раз в полоборота сверяют. Давай до того срока дотянем.
— От лекаря в отряде всем польза, — согласно закивал я.
Вернее, начал кивать и застыл, наткнувшись на взгляд одного из двоих, кто уж точно в секрете держать всё не станет. Дураки мы с Молчуном. Даже, если товарищи по отряду согласятся не выдавать нас, глядунам рот, увы, не заткнёшь. И Матвей понимает это лучше других.
— Нет, — покачал командир головой. — Только хуже будет. Спасибо, что не дал помереть, но хозяев я не собираюсь обманывать.
Последнее точно для глядунов сказано.
— Так и что? Его на арену теперь? — возмутился даже недолюбливающий Молчуна Сёпа. — После того, как командира отряда спас?
— Как хозяева решат, — пожал плечами Матвей. — Наказание за такой проступок — арена, но учитывая все обстоятельства… В общем, от себя могу слово дать, что все силы приложу, чтобы наказали иначе. Так-то лекарство — дар особый. Лекарей губить на арене — дюже расточительно. Почти уверен, что при кулаке оставят. Не горюй, Молчун, будешь лекарем трудиться, пока срок службы не выйдет. Может, даже жалование безымянного оставят.
Вот было бы здорово, если всё так обернётся. Губы против моей воли растянулись в улыбке.
— Только про наградные забудь, — со смешком, который все тотчас поддержали, добавил командир. — Ты и так уже при награде, какой на все пять оборотов хватит. Ну и повезло же тебе. С первой попытки и сразу дар лекаря. Другие за ним по пять раз в Бездну ходят и всё без толку. Расскажи хоть, что за испытание выпало.
— Загадка. Надо было воду переливать по трём банкам так, чтобы доверху сосуд один наполнить за раз и лишка не плеснуть.
— Интересно, — приподнял Матвей одну бровь. — Но давай всё потом. Сейчас надо в полис спешить. Мне-то грудь залатал, а других ещё лечить и лечить. Кожемяка, вон, до сих пор без сознания. Всё, народ. Привал закончен. Потопали.
Не припомню, чтобы капитан Абос заходил к нам в казарму. Не по чину ему. Если что, кого нужно ведут в его кабинет, а тут вон, наоборот вышло. Не успели мы вернуться с ужина, как в дверях появилась четвёрка городских стражей, сопровождаемая самим главой кулака. Коренастого усатого дядьку, не снимающего свой блестящий островерхий шлем даже ложась спать, как шутили безымянные, нельзя было с кем-либо спутать и в полумраке, заполнившим комнату.
— Где он? — обвёл взглядом казарму Абос.
Кого ищет — понятно. За Молчуном пришли. Вон, кстати, и Матвей, что ушёл к капитану, как только мы вернулись за стены — протискивается внутрь следом за своим начальником.
— Молчун, подойди.
Голос грустный, как и лицо командира. Не получилось? Арена?
— Я здесь, господин капитан.
Ну хоть не дерзит. Того прежнего хмурого грубияна с серьгой в ухе, что плыл с нами к Порогу, нет больше. Изменил его Арх. Даже чёлку, которая закрывала глаза, он подрезал. Надеется на прощение?
— Ты нарушил закон, безымянный, — холодно произнёс капитан. — Наказание за закрытую нору известно. Лекарь ты, летун, или боевой какой дар получил — нам нет разницы. Правила едины для всех, и не в моей власти менять их. Одевайся, Молчун. Ты отправляешься на арену.
Вот вам и особый случай. На миг в казарме повисла тишина, которую тут же нарушил обиженный возглас:
— Командир! Ты же обещал! — скривился обманутый в ожиданиях предз.
— На рассвете отправлюсь во внутренний город, — произнёс Матвей, отводя глаза от Молчуна. — Попробую поговорить с господином Мехмедом. Он близок к главе Дома.
— Если лорд Рауф сочтёт необходимым изменить наказание, — кивнул капитан Абос, — ты узнаешь об этом. Это только в его власти.
Молчун натянул на себя куртку, и его увели. Капитан тоже вышел со стражниками.
— Сейчас я ничего не мог сделать, — словно бы извиняясь, развёл руки Матвей. — Вся надежда на завтра. Капитан ведь тоже ничего не решает. Он следует правилам.
И утром, на поздний завтрак — на ранний нам, не идущим сегодня за стены, вставать по темноте смысла не было — командир не явился. Не врал — спозаранку рванул во внутренний город. Всё у него получится. Мехмед не откажет — он дядька практичный и рассудительный. Сегодня я уже не сомневался в успехе затеянного Матвеем дела. Волшебство солнечного света. С вечера настроение — дрянь, а проснёшься, поймаешь лицом лучи солнышка, и на душе сразу радостно.
— Пожрали? Давайте к командирскому дому. Капитан вызывает.
Принёсший приказ пустой был одним из посыльных Абоса, отчего считал себя чересчур важной птицей.
— Жрём ещё, — зло зыркнул на мужика Сёпа.
— Э… — смутился пустой. — Всё равно идите. Капитан ждать не будет.
— А на кой спрашиваешь тогда? — сплюнул под ноги посыльному недожёванный кусок мяса Сепан. — Идём, мужики.
В отсутствии Глиста, не вернувшегося пока из госпиталя, где остались и Лим с Косым, Метла самолично назначил себя правой рукой командира. Змей с Охотником, куда больше подходившие на эту роль, против не были. Один йок, не отряд мы сейчас, а два десятка безымянных, сидящих за стенами, когда другие все наши в походах. Тут без разницы, кто за главного. И чего нас капитан вызывает? Неужели, вернулся Матвей? Нет, так быстро не мог.
Абос встретил нас на маленькой площади, где, бывало, собирали народ, чтобы объявить нечто важное. Капитан был один. Стоял думал о чём-то, ждал нас.
— Не отряд, а беда, — укоризненно покачал он головой, когда мы построились перед ним в шеренгу. — Хорошо начинали, а, чем дальше, тем всё хуже и хуже работаете. Если бы не красная нора, что нашли, норму по прошлому месяцу вам бы не вытянуть. И потери большие. Даже возле полиса умудряетесь в неприятности вляпываться.
Мы молчали. Так-то ответ за работу отряда перед капитаном Матвею держать. И чего Абос хочет?
— А уж эта седмица… Отдохнули вон вроде. Должны были сил набраться. А в поход только вышли, и нате пожалуйста — одного на арену, троих в госпиталь, пятерых на тот свет. Не отряд, а сплошные убытки. И это при трёх боевых одарённых.
Абос грустно вздохнул.
— И Матвей так невовремя во внутрянку рванул… В общем, я это всё к чему? Мне приказ пришёл сверху — поменять командира отряда. Не прямо сейчас, — остановил он поднятой рукой моментально родившийся гомон. — По концу седмицы. Если норму по добыче не выполните. И совету плевать, что вас сами знаете кто возле полиса держит. Проблемы одного лорда — это не всегда проблемы всего Великого Дома. Господину Мехмеду одно подавай, совету другое. Хотите себе нового командира? Одного архейца из вольных, что раньше Иб-Дэям служил, предлагают.
Капитан прервался на пару мгновений, чтобы послушать наш недовольный ропот, и тут же продолжил:
— Вот и я не хочу. У меня к Матвею претензий нет. Сложилось так просто. Полоса неудач — бывает такое. Но мы это исправим. Сколько вёрст говорите до того лешего, что вы вчера бросили?
— И десятка не будет, — мгновенно отреагировал Сёпа. — Совсем рядом здесь.
— Ну, раз рядом, так сходите. Со слов вашего пока ещё командира там дура в четыре сажени. Это старый зверь. А с леших всегда берут много. Одним им сможете норму седмицы выполнить.
Фух… Гора с плеч. Не хотелось бы вместо привычного и заботливого Матвея получать над собой неизвестно кого. Тем более, что командир, он наш — предз. С ним, и нормально всегда поговорить можно, и сам он никогда своей властью не кичится. Вот вернётся сейчас, и пойдём валить лешего. То есть убивать и вскрывать. Завалить-то мы его уже завалили.
— В общем, собирайтесь — и на выход. Матвея ждать слишком долго. Только к вечеру может вернуться, а то даже и завтра. Топоры потяжелее возьмите и верёвок побольше. Обвяжите его осторожно, меж деревьев растяните, чтобы не дрыгался сильно, и рубите пока шкура не треснет. С лешими не стоит затягивать. Что лапы, что глаза они быстро отращивают. Уползёт — не найдёте.
— Сделаем, господин капитан, — за всех пообещал Сёпа. — Разрешите идти?
— Идите, — кивнул Абос. — А ты, Смертик, останься.
Вот ведь йок! Он ведь про топоры как сказал, так я сразу же догадался, что меня не пускает со всеми. Прямо замкнутый круг — и меня беречь надо, и ходить далеко нельзя, и добычу при этом им подавай, как у всех.
— Господин капитан, с моим даром за минуту того лешего вскроем, — на упреждение начал я, стоило моим товарищам по отряду уйти.
— Без тебя справятся. Лешего можно и обычным оружием вскрыть, хоть то дело и не быстрое. Не могу я тобой рисковать. Случись что — господин Мехмед не с Матвея, с меня спросит. Останешься здесь.
Я знал, что он скажет и потому уже придумал ответ. Один риск против другого. Пусть Абос сам решит, какой его больше пугает.
— А не справятся наши? Тогда что? Господин капитан, вы уверены, что новый командир сможет меня защитить, как Матвей защищал? Вчера ведь, прежде чем на лешего наткнуться, мы со стаей куньих волков схлестнулись. Если бы не искорки Матвея, лежал бы я уже куском дохлятины. Сразу несколько зверей на меня сверху кинулось. А до срока ведь ещё целый месяц. Да и вам с новым командиром отряда срабатываться.
Попал! Моя наскоро состряпанная в голове речь заставила капитана задуматься.
— Всего десять вёрст… — размышляя вслух, пробормотал он. — Эх, послать с вами некого.
— Туда пару часов-то и топать всего, — подтолкнул я капитана к решению. — Как раз дар восстановится. До темноты уже в полисе будем.
— Ладно, иди, — сдался Абос. — Но, чтобы туда и обратно. Никакой лишней охоты. И Метле мой приказ передай. Раз за главного нынче, с него и спрос коли что.
— Будет исполнено, господин капитан. Ждите с добычей.
И пока дядька не передумал, я бросился догонять остальных. Подбежал к оружейной. Выходят как раз.
— Зря такую бандуру потащишь, — подмигнул я Сепану, взвалившему на плечо двухпудовую секиру. — Я с вами иду. Хана лешему.
Народ, слышавший мои слова, радостно зашумел.
— Тогда в пень её, — развернулся Сепан. — Сдам обратно.
— О! Косой ковыляет!
Заметивший товарища Шило, улыбаясь, указывал на торопливо хромающего в нашу сторону, опираясь на костыль, предза.
— Чего выперся, недобиток? — шутливо окликнул он друга. — В госпитале удобные койки. Я проверял.
— Беда, братья, — не поддержал весёлого тона Косой. — Кожемяка того. Отошёл.
Йок! Йок! Йок! Как же так…
— Что⁈
Выпавшая из рук Сепана секира гулко ударилась об утоптанную землю двора.
— Лихорадка сожгла, — потупил взгляд Косой. — Он за ширмой лежал в уголке. Без сознания же. Пустота госпитальная говорит, что в горячке всю ночь простонал. С зубов волчьих зараза. Глубоко в кровь ушла — мазям уже не вытянуть было.
— Ох, Единый… — прижал ко лбу руку Метла. — А что лекари? Куда, гады, смотрели?
— Так у лекарей дара нема, — оправдываясь, будто в чём-то был сам виноват, развёл руки Косой. — С той седмицы не восстановился ещё. Ждём как раз, когда нас с Глистом подлечить теперь смогут. Толку с них без дара? Сам знаешь.
— Даже не попрощались… — с горечью в голосе простонал Сепан и в сердцах лупанул ногой по стене оружейной.
Я шагнул к другу и, прижавшись к его плечу лбом, крепко сжал его руку в своих. Слов, ни нужных, ни вообще хоть каких-нибудь, у меня не нашлось. Грусть сожрала их все. Постояли секунды три молча, беззвучно рыдая в душе, и на этом всё. Жизнь жестока. Жизнь в Архе тем более. Безымянного жизнь — и не жизнь вовсе. Коротка, что у бабочки. За два месяца столько товарищей потеряли, что и клички не вспомнить. Тоска, боль, обида.
— Пойдём, — тихим голосом произнёс Сёпа. — Леший ждёт. Вернёмся, вечером Лима помянем.
— Кожемяку? — переспросил Змей, в отличие от Метлы, решивший не сдавать обратно здоровенный топор, что держал на плече.
— Его Лимом звали, — сквозь зубы прорычал Сёпа. — Смерть нам имя хоть возвращает? Или так и к Единому, с кличкой? Лим — он был моим другом.
По лесу шагаем молча. Настроения болтать нет. Хочется поскорее сделать дело и вернуться обратно. Никаких цепей — идём кучно. Сёпа, которому я передал приказ капитана, за главного — с ним и со Змеем быстро топаем впереди. Замыкают Охотник и Шило. В центре глядуны с новичками.
Дождя нет, зверя тоже. Мелочёвка, на которую время не тратим, не в счёт. Только птицы в ветвях пересвистываются, что само по себе — знак хороший. Значит, рядом серьёзной опасности нет. Пернатая мелочь — а из крылатого крупняка в Темнолесье лишь совы, что днём спят по схронам — завсегда предупредит. Если бы вчера не лило, как из ведра, всяко бы насторожились, проходя под стаей куньих волков.
А вот леший, что где-то внизу шебуршится обрубком, птах едва ли спугнёт. Потому глядим в оба. Скоро место, где мы его оставили давеча. Вдруг, навстречу прополз, упростив нам работу?
Но нет. Вон останки товарищей, что вчера здесь остались. Безымянные не уносят тела. В походе погиб — превратился в сыть падальщиков. Забираем лишь ценное: вещи, оружие. Обглодали тела за ночь тщательно. Тут желающих закусить трупом тьма. По возможности отводим глаза — смотреть на обгрызанные костяки неприятно. Это бренная плоть. Людей нет здесь — их души ушли. Ищем след недобитого зверя.
А вот и он. Канавку, оставленную в мягкой земле, дождь размыть не сумел. Нет, как змея, у живого бревна не выходит зигзагами виться. Леший мерял лес гусеницей — всё прямо и прямо. Интересно, на сколько за сутки успел уползти? Те прошли как раз — дар у нас с Сёпой восстановился уже. Верста. Две. Ох, и прыткий. Без лап-то.
— Стой! — поднял руку Сепан. — Слышите?
Всё прислушались.
— Люди? — предположил Змей.
— Похоже на то.
— Рубят что-то.
Ну точно. Глухой звук, что до нас долетел — однозначно удар топора.
— Вот ведь гадство! — ругнулся мгновенно всё понявший Сёпа. — За мной!
Побежали. Тут меньше версты. Шум по лесу гуляет не так далеко, как в горах. Совсем рядом отряд. Пять минут — и ноги приносят нас к спуску в неглубокий овраг. На дне журчит невеликая речка. Скорее ручей. Перед ним, возле намытого половодьем коряжника лежит леший. Ну, как лежит? Вяло корчится, изгибая свою длинную тушу. Силы зверя покинули. Видно, пыжился доползти до известного схрона, каким бы для него стал завал из сбившихся в кучу мёртвых деревьев. Отлежаться хотел, да не вышло. И как только без глаз отыскал?
Сам ли он не дополз, или ему помешали — неведомо. Теперь точно уже не дадут зверю спрятаться. Обступившие лешего охотники удерживают живое бревно на месте длинными жердями, втыкая их концы под него. Одни мешают ползти, другие пытаются рубить топорами. Последнее выходит пока так себе. На теле зверя из ощутимых ран лишь успевшие затянуться смолистой коркой обрубки лап.
— Мужики, хорош мучиться! Это — наша добыча!
Сепан первым сбегает по склону оврага вниз. Это наши из среднего пальца — ребята Ефима. Узнаю предзов, что с нами плыли на Землю. Только, где командир их?
— А здороваться не учили? — вскидывает на очередной замах топор Рыся.
— Здорова, Вступившие! — исправляет оплошность Сепана Охотник. — А Ефим где? И мало вас что-то.
— Вас, смотрю, тоже что-то не густо, — откликается один из баронских подпевал, с каким Рысин некогда драил нужник.
— Мы неполным отрядом. У Матвея дела. Нам вчера хорошенько досталось.
— Эта тварь троих наших убила, — вновь влезает Сепан. — Оставляли бревно полежать на денёк, пока дар восстановится. Дайте место! Сейчас Смертик дело доделает.
— Сами справимся, — отскочив после очередного удара от лешего, с вызовом заявляет барон. — Теперь это — наша добыча.
— Ты в конец обнаглел? На обрубки взгляни — это наша работа. Говорят тебе: троих положили пока лапы рубили и глазья выкалывали. Где Ефим? Не тебе решать, чья добыча.
Пока спор, наши всем составом успевают спуститься в овраг. Мужики из отряда Вступивших, кроме нескольких, кто с жердями в руках не дают обессилевшему зверю сдёрнуть в коряжник, тоже бросили наскакивать с топорами на лешего и выстраиваются за спиной у барона.
— Нет Ефима. Куница загрызла. Я за старшего.
Вот те на…
— А точно куница? Не рысь?
— За словами следи! — вспыхивает барон. — За такое в Предземье я бы тебя плетьми запорол.
— Смерд.
— Что?
— Смерд добавить забыл.
Рысин вмиг багровеет.
— Пошли вон! Это наш зверь. Если и вы вчера били, то добивать надо было. Теперь наша очередь.
— А не пойдём если? — шагает ближе к барону Сепан. — Силой прогонишь? А хватит силёнок?
Сёпа зол. Очень зол. Еле сдерживается. Вмешаться?
— Тише, тише, мужики! Давай миром решать! — подаётся вперёд Охотник.
Змей рядом. Остальные наши тоже подходят. Правда за нами, и потому отдавать ценную добычу вдвойне неохота.
— А вы, что молчите? — поворачивается Домовиха к глядунам. — Кто здесь прав? Не мы разве?
— А что мы? — выставляет перед собой руки открытыми ладонями вперёд старший в паре. — Наше дело — следить, чтобы семена, бобы в карманах не осели. Если спросите, кто лешего вчера бил? Да — Идущие били.
Я медленно бочком смещаюсь к краю толпы. Если броситься к лешему, пока все заняты спором, и развалить его клинком на две части…
— Да сказано же вам, — рычит Рысин. — Неважно, кто зверя бить начал. Важно, кто закончит.
Вот я сейчас и закончу.
— Всё! Достал! — ревёт Сёпа. — Прочь с дороги! Или к йоку смету!
Разъярённый Метла надвигается на барона. Сепан сегодня потерял друга. Он может наделать глупостей. Надо ускоряться.
— Куда лезешь, мелкий! — хватает меня за руку безымянный из чужого отряда, когда я, подобравшись почти к самому краю их строя, уже было собрался бросаться к лешему.
— Сметёшь⁈ — рявкает барон и вскидывает перед собой руки.
Не успел… Началось!
Сепана, а вместе с ним и нескольких находившихся к нему ближе всех безымянных из наших, отбрасывает назад волной воздуха. Рысин, он — ветродуй. Его дар всем известен. Неужели Метла это сделал специально? Нарочно довёл вспыльчивого барона до белого каления?
— Что творишь⁈ — орёт кто-то из наших.
— Стойте! Нет! Всех, проливших кровь — на арену!
И, слава Единому, крик глядуна люди слышат. Оружие, как поднялось, так и опускается тут же.
Но Сёпе не нужно оружие. Я не прав — тут нет умысла. Нам сейчас бы давить на преступника, ударившего даром по братьям, но Метла вместо этого подскакивает с земли, куда рухнул, и бросается на обидчика.
Миг — и он подлетает к барону. Ни копья, ни топора в руках нет. Да они ему и не нужны. Попытавшегося ударить противника кулаком Рысина — видно, дядька сам испугался того, что свершил, и решил больше даром не бить — как Метла и обещал, сносит с ног.
Тут полёт ещё лучше, чем прежний. Призвавший дар Сёпа толчком рук в грудь обидчика отбрасывает барона на полдюжины саженей. Кувыркаясь, тот несётся назад. Проломившись сквозь своих, пролетает над лешим и врезается в тот самый коряжник, куда хотел удрать зверь.
— Это наша добыча! — ревёт разъярённый Сепан.
И несогласных с ним нет. Совсем нет.
Тот, что был, висит кровоточащим куском мяса на ветке, торчащей обломком из кучи коряг. Нанизался, как поросёнок на вертел. Он мёртв.
Ёженьки… И что теперь будет?
Я знаю что. Тут без шансов.