Предыдущий фрагмент
Считаю, что с рассветом следует ожидать массированного налета авиации противника на позиции нашей артиллерии. Выслушав Ледогорова, обратился к Александру Васильевичу:
— Начштаба, что думаешь делать?
— Согласен с выводами капитана, считаю, что необходимо подивизионно снимать артиллерию и перебрасывать на основные позиции.
— Добро, давай команду. И вот еще что…
До рассвета авиадивизия генерала Лакеева успела сделать еще два вылета, особенно мощным был последний, в котором участвовали все летчики, как мне потом доложил Ледогоров. Более ста тридцати боевых машин его соединения и семь самолетов из соседней дивизии, которые по техническим причинам произвели накануне вечером вынужденные посадки на его аэродромы.
Подполковник Нечволодов.
Не один раз, и даже не десять я пожалел, что так коротка эта летняя ночь. Ведь абсолютно всем без исключения дивизионам нужно сняться с занимаемых позиций и до рассвета скрытно отойти на новые рубежи, и снова занять огневые позиции. А под термином «занять», имеется в виду, не только до них доехать и вкатить орудия в капониры, но и проложить связь, привязаться к месту и многое, многое другое… Хорошо что сами огневые готовы, не надо тратить время на окапывание и маскировку. Все это уже сделано заблаговременно.
С самыми первыми лучами солнца, самолеты противника снова появились в небе. Было явно видно, что теперь немцы стали намного осторожнее, не лезли уже вслепую и нало как раньше.
Наглость прошла, и это очень плохо для нас ― с таким противником воевать сложнее.
Сначала на бреющем полете, над оставленными нами еще ночью позициями артиллерии, прошлась четверка их истребителей, а уже следом за ними через крайне короткий промежуток времени появились сразу, одной волной сорок семь бомбардировщиков, начавших ожесточенную бомбардировку и обстрел, оставленных нами мест расположения.
Поскольку самих огневых позиций было много, а «Шилок» всего шесть, было принято решение на оставляемых позициях поставить самые простые макеты заменяющие орудия, в виде подходящего по размеру бревнышка имитирующего ствол и станин выложенных из пустых снарядных ящиков поставленных на ребро и закопанных наполовину в землю. Намеренно оставили также следы техники на позициях и все это замаскировали так, чтобы ввести противника в заблуждение.
В то время, когда немецкие бомбардировщики заходили на ложные позиции, две четверки наших истребителей вовсю гонялись за их авиаразведчиками которые упорно пытались провести авиаразведку. В этом им крепко помогал наш «Овод», наводя их по командам с земли. Пораскинув мозгами, мы с Едрихиным пришли к выводу не ставить ЗСУ в засады против самолетов. Нам сейчас было важнее не выбить какое-то количество самолетов у немцев, а гарантированно обеспечить переброску нашей артиллерии. Именно поэтому, сейчас «Шилки» прикрывали передислокацию нашей артиллерии, так что «Юнкерсы» вовсю утюжили оставленные нами позиции безнаказанно.
Контрподготовку по расположению немцев мы успели провести между двумя налетами авиации противника. Они уже подлетали во второй раз, когда последние орудия только-только снялись. Тут и пригодились наши «Шилки». Они смогли не только сорвать прицельное бомбометание, но сбить семь самолетов, два из которых были двухмоторне «Мессеры».
После окончания контрподготовки, я зашел к командиру 124-й стрелковой дивизии и уведомил его, что перебираюсь на НП к своим разведчикам, чтобы оценить степень нанесенного ущерба противнику. Прибыв на высоту 260, которая возвышалась над окружающей местностью, и приняв доклад от командира группыиартразведчиков, подошел к установленной на треноге зенитной трубе. Через нее, отлично было видно огромное облако пыли поднявшееся на несколько десятков метров над местом ночного лагеря немецких танкистов.
Повернув трубу немного влево, увидел как к кромке ржаного поля подходят немецкие подразделения ― танкисты, штурмовые орудия, мотострелки на бронетранспортерах, мотоциклисты.
―Почему не открываете огонь? ― Ответил мне командир батареи из моего дивизиона:
― Жду полного сосредоточения немецкой артиллерии. Считаю, что без артиллерийской поддержки противник в атаку не пойдет. С началом противником артподготовки, проведу доразведывание позиций вражеской артиллерии средствами АИР и осуществлю подавление его огневых средств, тем самым сорву атаку или заставлю атаковать без поддержки.
― НЗО по рубежам и другие виды огня подготовлены?
― Так точно, товарищ подполковник! Все данные готовы.
― Ишь ты, как на командирской подготовке оттарабанил! ― И добавил уже от чистого сердца:
― Добро капитан, ждем.
В небе над полем, по которому дожны были наступать немцы, одиноко и неторопливо кружила «Рама». Я тут же связался с «Оводом», приказав ему навести на немецкого авиаразведчика наши истребители и уничтожить его.
И вот в это яркое, солнечное утро, когда низины еще во многих местах были окутаны туманом, прилетел и разорвался на гребне, где сел в оборону передовой отряд, немецкий снаряд. Прошло пару десятков секунд, за которые немецкие артиллеристы получили подтверждение от своего авиаразведчика и последовали сразу сотни других.
Ровно через десять минут, после начала немецкой артподготовки нанесла удар фашистская авиация. В этом идеальном вполнении временного графика чувствовалась присущая немцам пунктуальность. Ведь при таком исполнении предварительно разработанного плана, совсем по другому воспринимаются пункт приказа о наступлении доведенного до войск. Зная об этом офицеры противника не мучаются сомнениями, им остается просто исполнять приказ! У меня от этого маленького открытия даже испарина вступила на лбу…
Сразу как только самолеты сбросили бомбы на наши позиции, вдалеке загудели моторы и бронетехника пошла вперед. Почти как у Владимира Семеновича: «По ржаному полю, за метром, метр, идут по Украине солдаты группы 'ЮГ»!«. Говорят, что исключительно из-за рифмы он пошел на этот небольшой исторический подлог. За фашистскими танками густой темной массой, как саранча двигалась мотопехота. А это уже по Митяеву… Чего это меня пробило сейчас на песенные ассоциации? Но как говорят в народе слов из песни не выкинешь: Там сквозь березовый конвой, ползет лавина 'саранчи», на город за твоей спиной… Эту песню я впервые услышал на Грушинском фестивале год назад, когда мы ездили на Волгу к родне моей жены. Как парень пел…
― Мать честная, сколько их прет! ― Не выдержав, воскликнул Знаменский. И что для меня было особо приятно, так это то, что в голосе его слышался скорее азарт, нежели опаска.
В ТЗК с его отличной оптикой, мне было отлично видно, как немцы собрав в ударный кулак, все что уцелело после нашей контрподготовки и налетов, бросили в атаку на гребень, где к этому времени успел окопаться передовой отряд капитана Калинина.
Впервые я наблюдал как немцы реально наступали. Это было восхитительно! От натурального мандража по всему телу, я какое-то время не мог нормально собой владеть. Меня успакаевало только то, что больше половины присутствующих тут офицеров испытывали тоже самое. Только один из них, аккуратно оттеснив меня от других, негромко произнес:
— Это сейчас пройдет командир, просто мощный выброс адреалина в организм.
— Знаю. Просто давно не был в боевой обстановке… ― и доставая плоскую фляжку с коньяком, добавил, ― есть средство, иначе сдуюсь. Прикрой… ― И когда он еще болье надвинулся на меня, я сделал добрый глоток коньяка и покатав его во рту пустил дальше в желудок.
— Ну а я водовкой снимаю напряг в таких случаях. ― И достав обычную солдатскую фляжку не стесняясь хлебнул из нее.
Многие заметили наше «лечение», и старательно отводили глаза.
― Что как девицы-красавицы потупились? Разрешаю всем у кого с собой, по одному глотку в медицинских целях, а у кого нет попросите у товарищей. И впредь такой НЗ иметь с собой. Как сказал один великий человек: «Не пьянства окоянного ради, а токмо пользы для!»
Напряжения и скованности как не бывало, тем более когда употребили по глотку, у кого что было.
Вот он, знаменитый танковый клин, идущий на рассечение нашей обороны. Он идет между шоссе Стоянов-Радехов и линией железной дороги, которая в этом месте проложена практически параллельно шоссе, по полю, безжалостно подминая под себя колосящуюся рожь.
Слежу за ними, не отрываясь от окуляров зенитной трубы. Отмечаю про себя: впереди танки идут Т-IV, за ними и на флангах, уступом назад ― T-III и T-II, далее ― мотоциклисты и, наконец, мотопехота с минометами и артиллерией. Выгодность такого построения бесспорна. Танки T-IV своей броней прикрывают весь боевой порядок и, двигаясь медленно, прощупывают силу противотанковой обороны.
При встрече с малокалиберной противотанковой артиллерией или при обстреле осколочными снарядами, которые не могут нанести вреда броне, танки T-IV, а за ними и все остальные, атакуют обороняющиеся войска на предельной скорости, стремясь решительным броском прорвать нашу оборону.
Я оторвавшись от трубы, вызвал по радио Едрихина: — Готов?
― Как пионер, жду только команды от комбатов!
―Добро.
Через минуту, не более, впереди возникла стена подвижного заградительного огня. Несколько головных танков запылало. Другие обходили их, прибавляя скорость и выходя маневром из под обстрела. С этими в бой вступили орудия прямой наводки.
Командир передового отряда принял мой совет на счет подвижного противотанкового резерва ― два БТ с «сорокопятками» на «хвосте» лихо выскочили на самое острие немецкого клина и хорошем темпе открыли огонь практически в упор. Потом в сторону стальных махин, достигших первых наших окопов, полетели связки гранат. Часть танков противника перевалила через наши окопы и мгновенно была подбита нашими танкистам фланговым огнем в борта.
Первая атака немцев захлебнулась. Противник откатился, оставив на поле боя свои пылающие и просто подбитые танки, а также раненных и трупы своих солдат.
―Так-то, сукины сыны! ― радостно потирал руки майор Знаменский.
В этот момент вышел на связь наш Мишка Бак и гордо сообщил, что имеет важные сведения и хочет их немедленно мне доложить. Из наушников так и перло, как этот одессит надувает от собственной важности щеки…
―Докладывай, лейтенант!
―Перехвачено сообщение скорее всего авиаразведчика, так сигнал был чистый без помех…
― Миша, мы не на Привозе! Коротко и ясно!
―Понятно! Командир тридцать второго отделения летчиков передал следующее, читаю: «Пять сорок пять, дороги к Радзехову на восток ― не обнаружено никакого движения точка. В лесу восточнее Радзехова по-видимому еще враг точка».
― А точнее, лейтенант?
― Это такой перевод, таащ подполковник!
― Это все?
― Никак нет, таащ подполковник! Есть еще сообщение! Читаю: «Шесть двадцать пять, большая моторизированная колонна врага с больше чем двадцатью танками впереди на дороге из Холуев на Радзехов точка. Несколько танков в боевой готовности к столкновению с нашими танками точка. Хвост колонны, выходящей из лесов южнее Холуев, не просматривается».
Еще слушая Бака, открыл свой планшет с картой и автоматически глянул на свои «Командирские», они показывали полшестого утра.
― Ты не ошибся со временем последнего перехвата?
― Они по своему, по берлинскому воюют!
―Лейтенант, почему сразу первое сообщение не передали?
―Первое сообщение долго не могли перевести начало, а второе перехватили буквально пять минут назад, таащ подполковник!
― Есть еще?
― Пока все.
― Как только что-то будет, немедленно доклад, конец связи!
Т-а-а-а-к, где там у нас леса южнее Холуева? Вот Радзехов, «рама» крутится южнее него, должно быть где-то тут. Бл…! Где же, этот долбанный Холуев?
Повернувшись к Знаменскому сказал: ― Товарищ майор, найди мне на своей карте Холуев, а то я от трубы оторваться не могу.
― А чего его искать, вот он на юго-запад от Радзехова, в девяти километрах!
Оторвавшись от трубы, я склонился над планшеткой майора. Он показывал пальцем туда, где на моей карте было Узловое. Е-пе-ре-се-те! Знал ведь уже, что наши карты далеко не соответствуют теперешней обстановке, и все равно не сообразил!
― Мне только что сообщили, что немецкая «рама» обнаружила на дороге между Радзеховым и Холуевым около двадцати наших танков, Вам необходимо установить с ними связь как можно быстрее!
― Тогда лучше использовать кого-то из ваших, кто уже с той стороны, товарищ подполковник.
Я мысленно опять хлопнул себя по голове! Так! Как только поутихнет, сразу в люлю — отдыхать! Однозначно!
Взяв в руку трубку, приказал радисту связаться с НП, которое находилось недалеко от местечка Витков Новы, на высоте. Связист почти сразу соединил. Избегая говорить в эфир лишнее, приказал капитану на ПРП выдвинуться на дорогу и связаться со старшим командиром, взяв с собой кого-то из местных званием постарше, а еще лучше двух. Связь поддерживать на одной из запасных частот. По голосу узнал, что это тот самый капитан, который замначальника разведки артполка из Сибирского военного округа.
А у меня было два крайне неотложных и очень важных дела. По-первому я связался с нашим «Оводом».
―Дорогой, у меня тут уже полчаса болтается над позициями «соколинный глаз»! Где твои соколы?
―…
― А мне это глубоко пох#й, значит сам на крыло становись, но чтобы через пять минут этому «филину», глаз на жопу натянули! Или это зделаю я, но уже тебе!!! Ты понял «Овод»?
―…
― Вот и хорошо…
Вздохнув полной грудью, после качественно выполненной работы, снова повернулся к Знаменскому:
― Для тебя майор, у меня очень важная задача, и состоит она в следующем… Ты слышишь как орут на поле немецкие раненные?
— Еще, самое большее час и перестанут…
― Не правильный ответ. Это значит, что максимум через час, противник снова пойдет в атаку, а этого допустить никак нельзя. Поэтому дуй к капитану в передовой отряд, пусть выпускает под белыми флагами санитаров и чтобы они обработали всех их раненых. Пусть немцы дают свои медикаменты и перевязочный материал, но чтобы этот госпиталь на поле тянулся минимум три часа. Только после этого отдать им всех раненных. Получиться больше вообще отлично!
— Понял, все сделаю в лучшем виде! — Он уже было повернулся, но я легонько придержал его за рукав. — И вот еще что, на немецких санитаров и кто там будет еще, напусти наших политруков, пусть охмуряют изо всех сил…
— Боюсь, не получится у них ничего…
— Зато полчаса лишних у них уйдет на доклады о наших комиссарах, а нам каждая лишняя минута в жилу…
— Понял, понял…
— Ну давай, удачи…
Расторопному капитану из Сибирского округа хватило двадцати минут, чтобы добраться до нашей колонны и связаться со мной, хотя судя по голосу, не все там прошло гладко.
―Капитан, все целы?
― Так точно!
Хотел высказать ему за эту белогвардейскую привычку, но передумал: ― Что выяснил?
С помощью кодовой таблицы, он доложил, что это передовой дозор состоит из двух танковых и одного мотострелкового батальона. А вот тут у меня не срослось в голове от слова совсем… Бак доложил, если цитировать: «большая моторизированная колонна врага с больше чем двадцатью танками впереди на дороге из Холуев на Радзехов». Больше двадцати, это однозначно меньше тридцати… Допустим это передовой танковый батальон, в котором несколько машин отстали, или повреждены бомбежкой, а где тогда второй танковый батальон? Неужели это все что есть в двух танковых батальонах? Плохо дело… Далее мне было сообщено, что на вооружении танки Т-34, имеют задачу не допустить прорыва немецких мотомехчастей к Радехову. Приказ получили вчера после обеда, шли всю ночь со стороны Львова.
―Понятно капитан, введи в курс дела и потом выйди со мной снова на связь.
Буквально через несколько минут, я продолжил разговор.
―Здравия желаю!
―Здравствуйте!
На то что бы ввести в обстановку командира этого, фактически полка, у меня ушло буквально несколько минут.
―Обстановка ясна?
― Да.
―Приказывать не могу, поэтому предлагаю: дождаться новой атаки немцев на гребень, а затем контратаковать в направлении западная окраина Стоянова и далее Переспа.
― У меня приказ…
― Вашу колонну обнаружил немецкий авиаразведчик, неожиданного удара у вас уже никак не получится, да и сил не хватит, здесь на ночевку встало не меньше танковой дивизии. С вашими силами их не разгромить. Мы их тут пощипали хорошо артиллерией, но не более. Поэтому предлагаю сосредоточится в лесочке, который слева от вас и ждать атаку немцев.
―Хорошо.
― Дайте моего подчиненного.
В телефоне снова раздался голос капитана: ― Я слушаю!
―Согласуй с ним частоты и позывные, в крайнем случае дай своего связиста с рацией, а сам бери карту и вникай!
―Готов!
― Найди Узловое.
―Нашел.
― На юг от него развилка дорог, на левой в лесу колонна нашей техники. Надо найти старшего, и связаться со мной, как понял?
― Все понял!
―Выполняй.
За пять минут «Овод», поставленную ему задачу выполнить не смог. Но уже в середине разговора с командиром подошедшего со стороны Холуева нашего сводного полка, немецкая «рама» была сбита и упала на нашей территории. Пару выпрагнувших с парашютами немцев уже ловят. Ценой за то, что немецкий «глаз» убрали с неба, был один наш истребитель, летчик не выпрыгнул… На войне, как на войне — без потерь не обойдешся…
Интересно кого немцы усмотрели за Узловым, то есть Холуевым? Как там Бак доложил: «хвост колонны, выходящей из лесов южнее Холуев, не просматривается». Что мы тут можем иметь с этого хвоста? Так по моей карте дорога из леса южнее Узлового проходит через Мазарня Короновская, далее через Полонычное и снова уходит в лес, длина этого отрезка километров девять. Так что получается? Это даже не полк! Это дивизия!!! О-ч-ч-е-н-ь интересно что доложит капитан!
А вот и он ― легок на помине!
― В трех километрах южнее Радехова наблюдаю наши уничтоженные двухмоторные самолеты в количестве семи штук. Продолжаю выполнение задачи. Конец связи.
―Принял, конец связи.
Нет, это пока совсем не то. Хотя было бы интересно узнать, что это… Но спросить пока не у кого, все местные командиры в разгоне. Тем временем наша артиллерийская группа регулярно и уеленаправленно обстреливала выявленные цели. По включенной трансляции было слышно как Едрихин управляет огнем. Сейчас основным было уничтожить как можно больше артиллерии противника. Без нее во все времена, от Наполеона и до наших дней воевать было тяжко.
Уже сейчас можно уверенно говорить о том, что основная наша задача будет обеспечивать связь, вести непрерывно разведку, желательно во всех ее видах и осуществлять перевозки всего, что необходимо для частей РККА. Для этого у нас есть многое, и самое ценное ― это наш «Овод». Ах, как было бы хорошо увеличить его дальность!
Кстати надо поинтересоваться, как дела с метеорадаром, у него дальность под 200 километров, при нынешних скоростях это до получасу форы! За это время можно много чего успеть!