Лейтенант Скороходов
Где идут бои — легко определить по звукам и пожарам. В той стороне прямо к небу тянутся густые столбы дыма, который затем, расплывшись, стелятся над землей.
Впереди из-за поворота медленно выплывает старая водяная мельница, уже давно потемневшая от дождей и времени. Неторопливо крутится ее огромное водяное колесо. Ему наверно абсолютно все равно что происходит вокруг…
Теперь дорога поворачивала на северо-восток. Впереди, покачивая длинными стволами орудий, двигаются оба наших подразделения. Следы от гусениц «Гвоздик», «Шилок» и МТЛБушек сначала сливаются в одну колею, а потом вновь расходятся. Узкие колеса прицепленных орудий, оставляют на песке грунтовой дороги глубокие борозды, раздвоенные тяжелыми пушечными колесами.
Справа за кустами блеснула своей гладью небольшая речка. Прежде на ней стоял мост, но он не выдержал военных испытаний и под тяжелм для него танком развалился. Движение направляется в объезд, через брод, куда указывала жирная черная стрела на доске, кое-как прикрепленной к перилам. Видно как орудийные номера, сидевшие на станинах, поспешно перебираются к щиту и люльке, а кому не хватило места забираются на нашу технику. Выбрасывая из труб синие кольца дыма, машины одна за другой выходят на чистый береговой песок.
Мой водитель уверенно направил БТР в воду. В кабину хлынул ливень брызг. Напуганный этим Борисевич, стряхивая с себя капли воды, судорожно вертит головой. Несмотря на испуг, он добавил газу и мы лихо выскочили на противоположный берег.
— Ну что Борисевич, запомнил что трофей не плавает?
— Так точно, товарищ лейтенант!
— Давай сливай воду, нельзя нам отставать!
После брода, колея нас вывела на косогор, с которого открывался широкий вид дальше на дорогу и лежавшую от нее по сторонам местность. Изгибаясь плавной дугой, впереди ползет колонна. «Гвозика», орудие и снова «Гвоздика», и опять орудие, «Шилка», буксирующая орудие. Издали они выглядят медлительными и неуклюжими, но на удивление четко соблюдается дистанция между машинами.
Наш марш завершился благополучно. Прибыв к месту, отлично замаскировались в удачно расположенной выемке. С обеих сторон наверху недостроенные доты. В одном расположился наш комбат со взводом управления, в другом дивизион предков. Поделились с ними нашими масксетями и они замаскировшись, тоже затаились. Соседние высотки заняли ПРП и «Шилки», для которых быстро и дружно вырыли капониры.
Не успели мы как следует разместиться и укрыть технику, как прибежавший посыльный передал мне приказ срочно прибыть в дот, который заняла наша батарея. Зайдя туда, увидел что собрались все наши офицеры и их командиры. Хотя я по специальности являюсь зенитчиком, и отправляясь на учения принял командование над зенитно-ракетным взводом, сейчас фактически командовал одним из своих отделений. Тем не менее, имея звезды на погонах, то есть будучи офицером Советской Армии обязан был выполнять свой воинский долг там где прикажут. На импровизированном военном совете, который прошел очень быстро, комбат каждому отмерил свою задачу.
Согласно плана, приданный ПРП выходил на левый фланг нашей зоны ответственности, сам комбат выдвигался на своем МТЛБу на правый фланг. Третий дивизион 341-го ГАП из-за потерь мог выставить только один НП, который решили усилить моей группой, так как на нашем БТРе была подходящая радиостанция для связи с машинами старших офицеров батарей «Гвоздик». СОБ самоходок своими средствами обеспечивал связь с третьим дивизионом. «Шилки» прикрывали огневые артиллеристов от воздушного нападения. С учетом почти полного отсутствия маневренности третьего дивизиона это имело решающее значение для сохранения личного состава и техники.
Против артиллерийского поражения наши «боги войны» придумали следующую хитрость: сравнивая нашу и немецкую карту найденную в мной и моими солдатами в «Гономаге» командир батареи обнаружил что на карте противника не нанесен молодой сад расположенный между двумя большими рощами. Особую прелесть ситуации создавало то, что сад находился в створе между ними, на направлении удара немецких войск и не мог просматриваться со стороны противника. «Гвоздики» загнали в подходящий овраг, глубиной более десяти метров, что позволяло скрыть вспышку выстрела ночью и пылевое облако днем при условии обильного орошения грунта водой.
— Ложные позиции Вашему дивизиону оборудовать при первой же возможности. — Заявил комбат, пристукивая плашмя карандашом по листу карты.
— Хорошо бы придумать еще чем имитировать выстрел! — подал голос начальник штаба третьего дивизиона.
— Выделим одну-две самоходки когда будет пролетать разведчик, нехай фиксирует это дело своими объективами. Добро?
— Да!
— Сверим часы! На моих четырнадцать пятьдесят пять. — закончил совещание комбат.
Первыми на свои позиции ушли ПРП и «мотолыга» комбата. Мы задержались пока ждали разведчиков гаубичного дивизиона, хотя добираться нам было ближе, да и дорога лучше. САУ в два приема должны будут перетащить тяжелые шестидюймовые гаубицы в садочек, и только после этого двинуться в свой овраг. «Собовка» уже шастала по определенным огневым позициям привязывая их. Самыми последними тронутся занимать свои позиции зенитчики, сейчас их основная задачи прикрыть развертывание орудий, крутятся на их башнях антенны радаров и потеют уши радистов, внимательно слушая данные, которые постоянно выдает в эфир «Овод».
Несколько километров до точки НП мы прошли без особых проблем. Отыскали небольшой овражек где укрыли оба бронетранспортера — «семидесяточку» и трофейный.
Над оврагом, где мы разместились, растут несколько небольших деревьев. Командир дивизиона приказал их спилить и ими замаскированы наши БТРы. Отдельно стоящие деревья могут служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром. Пока мы занимались маскировкой техники, разведчики дивизиона выбрали немного в глубине от опушки леса группу деревьев на которых метрах в двенадцати от земли оборудовали настил, на котором и разместился НП. Об этом рассказал радист с «Гономага», который проложил от нашего БТРа полевой кабель и подключил ТА-57:
— Обзор оттуда как с останкинской телебашни, даже дали глянуть в их стереотрубу, кажется протянешь руку и дотронешься.
— Как же они на такую высоту-то забрались? — заинтересованно спросил его ефрейтор.
— Не поверишь, у них когти есть. С такими еще электрики и связисты на столбы лазят. И еще слышал пока телефон подключал, что с одной трубой много не навоюешь. Они сейчас договариваются кто биноклями будет осматривать по секторам, а трубой только расстояние и угол мерять.
— Подожди, а чего они немецкую трубу с собой не взяли?
— Так Борисевич, пока у дотов стояли ее снял, замотал в тряпки и спрятал.
— От бульбаш!
— Беги возьми трубу и отнеси на НП, а я тоже кое-что прихвачу и приду. Сулимов, ты где?
В люке правого борта появилась голова ефрейтора. — Тут я, товарищ лейтенант!
— Доставай ТЗК, помочь надо!
Вытирая ветошью руки, он смущенно проговорил:
— Тут такое дело товарищ лейтенант, в ящике не совсем ТЗК…
— Как не совсем?
— Перед отправкой на учения, сдали мы свою ТЗК на поверку, а как уже грузится в эшелон то нам выдали другую, сказали что лучше чем наша, и после окончания учений обязательно заберут назад.
— Ладно доставай, показывай!
Достав из ящика закрепленного на броне футляр и треногу, стал сноровисто собирать. Через пару минут на меня смотрело лупоглазое чудо.
— Описание есть?
Сулимов молча полез к ящику и покопавшись немного протянул мне книжечку.
— Ищи на приборе шильдик с годом изготовления, а я пока умную книгу почитаю.
Из описания выяснил, что передо мной стоит на треноге прибор наблюдения бинокулярный, который «предназначен для наблюдения за наземными и воздушными целями, для определения угловых координат целей со стационарных и временных наблюдательных пунктов в дневных условиях и в ночное время с применением штатных осветительных средств», а также «Конструкция прибора позволяет изменять направления наблюдения в горизонтальной плоскости на 360o, в вертикальной плоскости от — 20oдо + 60o. Возможна установка прибора на треноге или стойке». Говоря по простому, прибор на треноге можно крутить вокруг своей оси во все стороны и поднимать и опускать почти на прямой угол. Кратность составляет 15 против 10 у штатной ТЗК, при большем поле зрения.
— Нашел, товарищ лейтенант!
— Где?
— Вот, смотрите.
— Берешь тонкую отвертку и аккуратно снимаешь, чтобы раньше времени не было не нужных вопросов. Выполняй!
Через пару минут ответственное задание было им выполнено и мы пошли к НП дивизиона, ориентируясь на нитку полевого кабеля. Шагов через сто провод перемахнул через ручеек с заболоченными, поросшими густой осокой берегами и, прячась в ярко-зеленой траве, среди тальника, осины, уходил в сторону опушки леса. Благодаря ему, мы вышли к НП самой краткой дорогой, совсем не петляя.
Наблюдательный пункт дивизиона был расположен в кроне пяти берез, растущих можно сказать, из одного корня. На земле, в небольшой промоине был развернут пункт управления: пара раскладных столов с несколькими телефонами. Командиры о чем-то сосредоточенно переговариваются. Над столами раскинута масксеть. Несколько лестниц, сбитых на скорую руку из жердей, вели на площадку под навесом, устроенную действительно метрах в двенадцати-пятнадцати от земли. На жердях был расстелен хвойный лапник, на котором можно безбоязненно стоять. На брусьях прибитых прямо к стволам, играющих заодно роль ограждения были установлены обе трубы — наша и немецкая. На гвозде, вбитом в ствол дерева, висит полевой телефон, возле него, на корточках сидит молодой как я лейтенант, с трубкой у уха и с кем-то переговаривающийся. Не успел полностью осмотреться на площадке как капитан искренне сказал:
— Ну выручили Вы меня, товарищ лейтенант! Я уже думал кого-то послать в дивизион, чтобы еще что-то подыскали.
Пока он все это говорил, следом за мной на площадку вылез Сулимов. Показывая на него, ответил комдиву:
— Вот еще один прибор доставили, пятнадцатикратный.
— Ого! Только вроде бы нет у нас приборов с такой кратностью. Разве, что-то новенькое?
— Так точно, еще можно сказать краска не обсохла, Сулимов разворачивай! Через несколько минут капитан припал к окулярам прибора.
Комдив рассматривает в наш прибор, лежащую перед ним, местность. Я делаю тоже самое в бинокль взятый у одного из наблюдателей.
В тридцати метрах от НП кончается лес, опушка, вдоль которой идет дорога на расстоянии ста метров от нее и за ней поля с колосящейся рожью и в удалении километра, опять лес. Западнее виднеется группа домов.
Пока я все это рассматривал у нашего прибора сменился наблюдатель. Судя по шпалам — целый капитан.
Он оторвался от прибора, закурил и произнес: — А вообще прекрасное место для засады!
Погладил матовый бок прибора, и почти с любовью произнес: — Песня! Этого красавца поставим на самое ответственное направление, нашу трубу сюда, а «немца» в самый спокойный сектор.
Я решил задать вопрос: — Почему товарищ капитан?
— Вы разве не знаете товарищ лейтенант?
— Я не классический артиллерист, я зенитчик.
— Может быть, Вам такое и простительно, но не уверен. Дело в том что в немецкой артиллерии одно деление угломера равно 1/955 дальности. У нас же эта величина округляется до 1/1000. Соответственно эттому нарезана угломерная сетка на всех артиллерийских оптических приборах стрельбы, наблюдения и наводки орудий.
«Век живи — век учись…» — не успел я закончить поговорку, как капитан продолжил:
— Цейсс-Икон… Иена, — капитан оглядывал немецкую трубу со всех сторон.
— Почти пять процентов расхождения, это на дальности в километр погрешность будет сорок пять метров!
— Совершенно верно, чувствуется приличная подготовка. Товарищ лейтенант, какого училища? Возраст? Когда состоялся выпуск? Последняя должность в войсках? — Градом на меня посыпались вопросы.
Что же ему ответить? Соврать — нет, не вариант, все равно всплывет. Но и правду не скажешь — ведь не было еще тогда перед войной Полтавского училища, которое я закончил всего год назад. Да и в Полтаву оно было переведено после войны из Днепропетровска. Тут я вспомнил, что отец мой после войны заканчивал академию ПВО в Харькове, которая до войны была факультетом академии им. Фрунзе.
— Академию в Москве, двадцать четыре года, год назад, командир зенитного взвода отдельного дивизиона особого назначения.
— Товарищ капитан, — отвлек от разговора связист: — Разведчики доложили, что у группы домов появился немецкий разведывательный дозор, на мотоциклах и бронемашинах. — И сразу же добавил: — «Туча» передает, что наблюдает колонну противника, которая следует по дороге в нашем направлении. Спрашивает, готов ли дивизион открыть огонь?
Комдив махнул головой: «Понял», — а сам посмотрел вниз. — Как готовы⁈, — и опять про прибор: — «Отличный обзор».
Согласен действительно вся местность, как на ладони. Не отрываясь от окуляров сказал связисту:
— Передай «Туче» — не готов.
Лейтенант забубнил в трубку, старательно прикрывая ее рукой. Через время опять доклад связиста:
— «Туча» передает, что открывает огонь силами своей батареи!
Почти сразу послышались первые выстрелы со стороны огневой позиции «Гвоздик». Капитан перегнувшись через ограждение, держа в руках металлический рупор почти крикнул вниз:
— Передать в дивизион: поставить ящичными всех кто есть!
Тем временем «Гвоздики» пристрелялись и перешли на беглый огонь. Капитан же, держа в руках хронометр произнес:
— Выстрел в среднем каждые две секунды, неплохо для шестиорудийной батареи. Мои однако будут не хуже, при одиннадцати орудиях в среднем дадим один выстрел в секунду. Надеюсь дивизион успеет привязаться и пристреляться по этой лощине!
Около пяти минут вела огонь батарея самоходок. За это время третий дивизион был полностью готов к открытию огня, успев провести пристрелку котловины. Успели вовремя, батарея «Гвоздик» даже смогла сменить позицию.
Приблизительно через четверть часа воздух начал наполняться рокотом и грохотом. Рука опиравшаяся на ствол дерева почувствовала вибрацию, представляю как сейчас дрожит земля!
— Вот это колонна! — вырвалось у командира дивизиона смотревшего в прибор наблюдения, рядом удивленно крякнул другой артиллерист.
Подняв бинокль к глазам посмотрел и я. Действительно размер колонны впечатлял, вытянувшись «гусеницей», она медленно проползала мимо разбросанных домов небольшого хутора, а хвост еще не показался из леса. Танки, машины с пехотой, машины с прицепленными орудиями, опять танки, бронетранспортеры и везде солдаты, сотни солдат. Они были одеты в серо-зеленую форму вермахта. Над колонной явно виден дым от сгоревшего топлива. Техника шла вперемежку: машины с пехотой, тягачи с пушками, транспортеры, танки. Чуть впереди плит по грунтовке головной дозор в составе трех легких бронемашин и тройки тяжелых мотоциклов.
Сам бой почти не отложился в памяти, так смазанная картинка в объективе бинокля. Хорошо запомнилось, что перед открытием огня летеха-артиллерист принял из дивизиона доклад:
— Товарищ капитан, начштадив докладывает веер построен, огневые батареи к ведению огня готовы!
— По колонне… — передавал в трубку для кого-то в дивизионе… — осколочно-фугасной гранатой, взрыватель РГМ осколочный, заряд полный, основное направление… правее, один-ноль, уровень тридцать ноль, прицел сто восемьдесят, веер сосредоточенный… о-огонь!!!
Чтобы облегчить стреляющему опознание своих разрывов, сидящий на телефоне лейтенант сообщает разведчикам каждый раз: «Выстрел!»
И, в подтверждение над головой послышался шелест снарядов. Я представил как снаряд опускается к цели, неся в себе мощную взрывчатку и от этого у меня моментально захолонуло в груди. Мозг отметил как рядом замолкли связисты дивизиона, перестал двигаться карандаш топографа на специальном планшете. Сделан он был из фанеры, наподобие чертежной доски, на которую прикреплен лист карты масштаба 1:25000. У нас применялся другой. Хоть и закончил зенитное училище, но поработать на ПУО-9М пришлось не раз. От воспоминаний отвлек голос связиста:
— Недолет…