С рассветом, хоть и туманно было так, что собственного носа не видно, на дороге началось движение. Я уж было расстроился, что все расстроится, но лучи поднявшегося солнца слизнули волны тумана и дорога стала отлично видна. По ней с запада на восток катились немецкие войска.
В танковый прицел, мне ясно было видно как тяжелые грузовики везли в кузовах ящики с боеприпасами и солдат, конные упряжки тащили легкие пушки, а гусеничные тягачи буксировали тяжелые 105-ти и 150-ти миллиметровые орудия. Иногда, пыля по обочине, колонну обгоняли штабные броневики и группы мотоциклистов. Грузовики сменяли небольшие, штук по 10 — 15, группы танков. В основном это были легкие танки Т-I и Т-II.
Глядя на эту гудящую змею, ползущую по дороге, становилось даже немного жутковато. На краю поля, возле насыпи дороги стояло несколько разбитых, закопченных «полуторок» и перевернутых телег, с мертвыми, уже раздувшимися, лошадьми. Здесь же, валялись чемоданы, распотрошенные узлы и вскрытые кем-то ящики с нехитрым скарбом беженцев, проходивших по этой дороге еще вчера.
Пока я все это рассматривал, солнце поднималось все выше и выше, а команды на открытие огня не было. Постепенно становилось ощутимо жарко, но несмотря на это полчища комаров атаковали затаившихся в окопах солдат. Курить было категорически нельзя, поэтому бойцы постоянно отмахивались ветками, опустившись по глубже в окоп. Постоянно слышались звуки легких хлопков.
Не зря говорят, что хуже нет, чем ждать да догонять. Время тянулось мучительно медленно, как всегда бывает, когда очень ждешь чего-то, а сердце так и бьется в груди. В напряженном ожидании каждое его мгновение казалось часом.
В какой-то момент у многих возбуждение немного спало, и на позиции потихоньку начались негромкие разговоры, кто то даже похрапывал, примостившись на дне окопа.
Ближе к двенадцати, движение на дороге стало ослабевать, а затем прекратилось совсем. Последняя машина скрылась из вида и как-то разом наступила странная, после многочасового гула, тишина. По моей оценке, за это время мимо нас прошло не менее полка пехоты. Артиллерии было дивизион, лично считал. Плюс снабженцы. Интересно кто их встретит в нашем тылу? Скорее всего, немцы подтягивали части второго эшелона к Луцку, где неожиданно для себя, натолкнулись на упорное сопротивление наших войск.
— Ну, вот, досиделись, — произнес вслух мой механ, — немцы будут обедать, а мы продолжать кормить комаров! Прально я говорю, та-а-щ капитан?
Что бы не затевать бессмысленный разговор, решил промолчать. Однако перерыв в движении по дороге был небольшим. Вскоре на пустой дороге показалось три мотоцикла с колясками, в каждой сидело по пулеметчику. За ними шла бронемашина с антенной: — Связная, — тут же определил я.
«Уничтожать в первую очередь», — мелькнуло мимоходом. Полудрему с меня как водой смыло. Протарахтев по дороге, они скрылись из вида.
— Всем сидеть по местам, из танка не вылазить! Слушать «Зарю»! — отдав приказ, я вылез наружу.
В небе появился немецкий самолет-разведчик’рама'. Вот так, вживую видел его первый раз, но перепутать его с другим из-за нестандартной формы фюзеляжа невозможно. При этом, он издавал
характерный прерывистый звук «вув, вув…». Многие солдаты, как я успел заметить сползли на дно траншеи.
Вскоре, я всем телом ощутил вибрацию почвы. По стенке окопа побежал песчаный ручеек, и совсем скоро, с запада послышался гул танковых двигателей. Что бы лучше рассмотреть что происходит, снова залез в машину, и приник к прицелу. В него было четко видно, как на дороге появились три танка Т-II. Первый из них шел строго посередине дорожного полотна, второй — с небольшим интервалом и уступом, примерно на пол корпуса влево, с развернутой же влево башней, а третий — за вторым, с уступом вправо и башней, развернутой соответственно вправо.
Танковый взвод в головном дозоре однозначно указывал, что колонна пойдет серьезная. Прогрохотав по дороге, дозор скрылся из вида, и опять наступила гнетущая тишина. За то, что этому дозору не достанется на орехи, я не переживал. В паре километрах от нас, находился один из взводов ПЗРК на БТР-70. Вот для их КПВТ и шла дичь. Хотя основной их задачей было прикрыть основную засаду от налета вражеской авиации.
Наш командно-наблюдательный пункт находится совсем рядом с моим взводом. Он расположен в кроне трех берез, растущих можно сказать, из одного корня, практически на вершине небольшого холма. Мне в триплекс это отлично видно. Саперы еще ночью, на скорую руку сколотили небольшой помост, как балкон, к которому ведет деревянная лестница из слегка ошкуренных жердей. Там на верху, в самой гуще кроны и находится подполковник Нечволодов, рядом, на поперечно прибитом меж двух берез, деревянном брусе укреплена специальной струбциной стереотруба. Так надежнее, чем на штатной треноге, которая от взрывной волны обязательно свалится на землю. На гвозде, вбитом в ствол дерева, висит полевой телефон, возле которого, на корточках сидит молодой связист из взвода управления с трубкой у уха. Судя по тому, что его губы шевелятся, он сейчас с кем-то переговаривается.
Командир дивизиона рассматривает в бинокль, открывшуюся перед ним, панораму. Я представляю что он сейчас наблюдает. В двухстах метрах от его КНП заканчивается лес, и вдоль опушки идет дорога, на расстоянии ста метров от нее и за ней поля с колосящейся рожью и в удалении километра, опять лес. Западнее виднеется какая-то деревня.
«Как бы люфты не перес#али нам всю малину!», — испуганной птицей мелькнула тревожная мысль, но тут же сам себя и успокоил: «Все будет хорошо! Нас прикрывает батарея „Шилок“, а самое главное у нас есть „Овод“ — он успеет предупредить! А кроме этого, Макарыч распорядился привести в готовность сводную батарею ПЗРК. Но это на самый крайний случай, если будет „горловая ситуевина“. А вообще прекрасное место для засады выбрали», — опять подумалось:
«Артиллеристы на прямой наводке, нашим артдивизионом перекрыт выход, а двумя дивизионами укрепрайона вход из „мешка“. Зенитный дивизион бригады Москаленко, со своими тридцатисемимиллиметровыми* автоматами и артиллерия двух его полков стоят на прямой наводке по всей длине. Никуда не денутся. Пока добегут до противоположного леса, все лягут, потому как поле между противоположной обочиной и опушкой заминировали плотно. Хорошо когда в противотанковой бригаде есть целый минный батальон с запасом разных мин. Все что было, выставили. Пора, пора, „комрады“, попробовать по настоящему, силу нашего оружия».
Не успел затихнуть гул прошедшей тройки, как слева донесся рокот множества танковых двигателей — подходила основная колонна. Вот когда земля по настоящему затряслась. Даже здесь, на расстоянии более километра от шоссе, чувствовалась вибрация почвы, создаваемая шедшей колонной. При ее виде, у меня похолодело в животе, как будто я разом проглотил пол кило мороженного. От этой, ползущей по дороге, железной змеи, как от кошмарного чудовища, веяло ужасом и смертью. Казалось, нет такой силы, которая могла бы ее остановить. Немцы двигались, как на параде. Идеально выдерживая скорость и держа минимальный интервал, не более десяти метров, танки катили по шоссе. В прицел хорошо было видно танкистов, высунувшихся из открытых люков. Не замечая катившийся из под шлемофона пот, я на автомате считал танки, и не мог понять, почему колонна имеет такое построение. После четырех — пяти легких танков Т-II шли пятнадцать — шестнадцать средних танков Т-III. Вероятно, структура немецких частей значительно отличается от нашей. Засмотревшись на все это, я даже вздрогнул, когда услышал в наушниках:
— Всем, «Заря».
Это означало, что работаем именно по этой колонне. Операция проходила так, как и планировали. Когда головной танк основной колонны въехал на правый от нас мост, взорвался фугас из четырех 152-х миллиметровых снарядов, заложенный саперами еще ночью. И в тот же момент, взорвался второй такой фугас, под дальним от нас мостом. Шедший в этот момент по мосту танк, взрывом сбросило в воду. Следующий за ним, успев затормозить, остановился на краю разрушенного пролета, но получив сильный удар сзади, от шедшего за ним следующего танка, тоже нырнул с моста.
Бригада Москаленко сделала один залп, после которого открыла беглый огонь по еще не остановившейся колонне. И сразу же все потонуло в грохоте. Шквал огня, беспощадно рвал человеческие тела, технику из стали. Первым залпом было уничтожено не менее половины танков, похоже, что ни одно орудие не промахнулось! Наши тяжелые снаряды, с взрывателями, установленными на фугасное действие, проламывали бортовую броню и взрывались внутри, вызывая детонацию боекомплекта. От разрыва таких снарядов внутри, танковые башни срывало с погонов и они, взлетев высоко в воздух, кувыркаясь падали на землю, или листы брони разворачивались в разные стороны, превращая корпус в невиданный, жуткий металлический цветок. Конечно, на боевых стрельбах я видел разрывы наших снарядов, но там стреляло одно орудие и после реальной пристрелки, дальнейшая стрельба велась на «запиши», то есть по вводным руководителя стрельбы. Сейчас все было совсем иначе.
По всей колонне вспыхивали машины. Колонна сразу же остановилась. Дорога превратилась в настоящий ад. Несколько машин, пытаясь объехать горевшие, свернуло в поле и сразу же под ними, вспухли гроздья взрывов. Мины! Больше попыток выехать на поле не было.
Потерявшие от страха голову танкисты, пытались выбраться из машин и скрыться за насыпью дороги. Правда, не все поддались панике. Несколько машин, развернув башни, открыли огонь по артиллеристам противотанковой бригады. Но из короткоствольных 50-ти миллиметровых танковых пушек, на дистанции чуть меньше километра, невозможно было быстро пристреляться, а осколки разорвавшихся даже вблизи снарядов, не представляли угрозы, к тому же таких шустрых было не много, и их уничтожали в первую очередь.
Легкие броневики пытались съехать с дороги, чтобы укрыться, но имея большой радиус поворота, не могли это сделать за один прием, а пока маневрировали, их разбивали. А зенитные автоматы своими тридцатисемимиллиметровыми снарядами, да в упор! Организованного сопротивления практически не было на протяжении всего боя, только пару раз из некоторых мест открывался ответный огонь и тут же его давили.
Конечно, немецкая пехота была обучена, сразу же посыпалась из кузовов, залегла и сделала несколько попыток открытия огня. Но шквал огня из пушек, пулеметов, из всех видов стрелкового оружия, практически в упор, не давал ни одного шанса уцелеть, или оказать сопротивления. Эсэсовцы попытались отходить к черно-зеленому лесу и тоже мины, только противопехотки забухали. Мины! Спасения нет!!!
Около трех десятков немцев из машин двигавшихся в начале колонны, энергично подгоняемые офицером, направились в нашу сторону, очевидно намериваясь зайти в тыл и попытаться уничтожить орудийные расчеты. С собой они тащили четыре пулемета МГ-34. По их поведению сразу было видно опытных вояк. Рассредоточившись, короткими перебежками, они шустро приближались к реке. Нельзя было допустить, чтоб они заняли удобные позиции на берегу. Тогда они смогут спокойно обстреливать взвод управления и КНП из своих пулеметов и карабинов, ведь огонь из ППД, которыми вооружены наши на этой дистанции, будет мало эффективен!
Я с ужасом сообразил какую ошибку допустил взводный! Размещая солдат, он по привычке сделал это так, как будто они по — прежнему вооружены АК-74. Нужно было что то срочно предпринимать! Вызвав по рации Нечволодова, я объяснил ему ситуацию. Он врубился моментально и уже через несколько секунд от КНП солидно застучали сразу пара ДШК. Еще их поддержали пулеметы БТРа затаившегося рядом на опушке. Этот огонь был настолько сильным и неожиданным, что потеряв десятка два солдат, и бросив пулеметы, немцы быстренько попрятались по кустам, открыв в нашу сторону лишь редкий огонь из карабинов. Но это уже было не так страшно.
Едва я выдохнул, как в прицел я увидел, что за рекой, километрах в двух от моста, пытается развернуться немецкий артдивизион 105-мм гаубиц. Это была уже реальная опасность. К счастью, эту попытку немцев заметил не только я. Хотя «Гвоздики» и имели только противопульную броню, но она хорошо могла защитить расчеты и орудия от действия осколков немецких снарядов, ведь именно от осколков несли наибольшие потери расчеты полевых орудий. Прямые попадания в орудие, все-таки были довольно редки, а вот снаряд, разорвавшийся рядом, мог осколками уничтожить весь расчет. Орудия самоходного дивизиона открыли сосредоточенный огонь по немецким артиллеристам. В результате обстрела, там загорелось несколько тягачей а часть орудий была попросту разбита.
Головные танки, из остановившейся на противоположном берегу части колонны, в ответ открыли огонь по нашим самоходкам, остальные стали съезжать с насыпи дороги, занимая более удобное положение для стрельбы. Хотя это были легкие танки Т-II и снаряды их 20-ти миллиметровых пушек могли нанести вред САУ только при прямом попадании, им просто не дали развернуться и пристреляться.
Разрывы снарядов добрались до группы бензовозов. Из пробитых осколками цистерн стал разливаться горящий бензин. Увидев это, немецкие солдаты, бросая технику, стали убегать. Вскоре один из бензовозов взорвался, облив струями горящего бензина все, что оказалось поблизости. Через время, глухо бухнув и выбросив вверх грибовидный столб, взорвался второй бензовоз. Дорогу окончательно заволокло черным дымом. Немцам уже стало окончательно не до нас.
Через пять минут, когда на дороге уже не осталось ни одного целого танка, наш дивизион, довернув вправо, совместно с обеими дивизионами укрепрайона стали обстреливать продолжение колонны за мостом, постепенно перенося огонь вдоль дороги. Вскоре и там загорелось несколько машин. Было четко видно, как тяжелые снаряды гаубиц, разрываясь рядом с легким танком, срывали гусеницы и разбивали катки, приводя его ходовую часть в полную негодность.
Поскольку у находившихся в этой части колонны было больше времени оценить обстановку, они начали разбегаться, стараясь убежать как можно дальше от дороги и укрыться в кустарнике.
Над лесом взлетели красная и зеленая ракеты, что означало — пора отходить. Очень жаль, что моим танкистам не довелось сделать ни одного выстрела. Но кто я такой, что бы нарушать приказ?
Сидевшая ближе к берегу, и до этого не обнаружившая себя группа гранатометчиков, стала ползком и короткими перебежками оттягиваться к лесу, соединяясь с остальными. Заметив это, залегшие в кустах на берегу реки, фрицы усилили огонь. Их пулемет на какое то время прижал наших солдат к земле, но вцепившиеся в него ДШК, быстро заткнули немца.
У каждого дивизиона, принимавшего участие в засаде был свой маршрут отхода, и лишь в глубине леса, на широкой просеке, все мы должны были собраться в общую колонну. Мы, бригада Москаленко и уровские артиллеристы.
Соблюдая маскировку и прикрывая друг друга, мы организованно оттянулись к лесу, и пристроившись за последним орудием третьей батареи, скрылись в лесу. У всех было приподнятое настроение. Сегодня мы воочию увидели всю мощь нашего оружия. Сегодняшний бой, когда за пять минут было уничтожено больше полутора сотен ста единиц вражеской техники, — это было НЕЧТО!
Когда вся колонна уже вытянулась на широкой просеке, в воздухе показался самолет — разведчик «Рама», а вскоре появилась девятка Ю-87. Вероятно, кто-то из разгромленной колонны успел сообщить о нападении и немцы решили уничтожить наглецов, сделавших им такую «каку».
Приказав всем укрыться в танках, я через приоткрытый люк продолжил наблюдение. Привыкшие к полному отсутствию средств ПВО у наших войск, «Юнкерсы» не спеша становились в круг, готовясь к бомбометанию. Снизу за их маневрами чутко следили тонкие стволы наших «Шилок». Когда ведущий сделал крен, собираясь перейти в пикирование на цель, все ЗСУшки открыли огонь.
Вероятно, цели у них были распределены, потому что трассы впились в фюзеляжи сразу шести самолетов. Висевшие на внешней подвеске бомбы, у одного из них, взорвались, превращая бомбардировщик в огненный шар. Две машины отдельными фрагментами падали на землю, а за тремя потянулись черные хвосты дыма. Остальные самолеты шарахнулись в стороны, но им не удалось уйти. Последовал еще один залп «Шилок», еще два огненных цветка распустилось в небе, а один самолет чадно дымя, клюнул носом и устремился к земле.
Сообразив, что сейчас на нас посыплются осколки взорвавшихся самолетов, я захлопнул люк. По броне несколько раз сильно ударило и с крышки люка, которую я только что закрыл, посыпалась мне лицо металлическая пыль. Увидев ее, заряжающий заметил:
— Вовремя Вы голову убрали, товарищ капитан!
— Да, а кое кто, когда я всех загонял внутрь, ворчал, что не даю им посмотреть! Было б вам сейчас кино, железякой по башке!
Когда от мощных взрывов вздрогнула земля, я успокаивающе сказал:
— Сбитые «Юнкерсы» врезались в землю и взорвались!
Выждав еще немного, я выглянул из люка. Вокруг танков валялись мелкие и крупные остатки самолетов, на броне было несколько небольших вмятин и царапин, однако, ни приборы наблюдения, ни пулеметы не пострадали.
Не ушел от расплаты и самолет разведчик. Покончив с «Юнкерсами», ЗСУшки ударили по нему. Конечно, это выглядело не так эффектно, он просто выпустил шлейф дыма из горящих двигателей, упал с лес и взорвался. Удивительно, но никто из летчиков не выпрыгнул с парашютом. Скорее всего, от «Шилок» досталось не только самолетам, но и экипажам.
Общая колонна успела пройти уже около пятнадцати километров, несколько раз меняя направление движения, и замаскироваться в лесу, дожидаясь темноты, когда высоко в небе опять загудел самолет разведчик. Боясь опуститься ниже, он нарезал круги, пытаясь обнаружить тех, кто сегодня так сильно обидел доблестную немецкую армию и знатно пощипал героев «Люфтваффе». Через время, видя, что по нему не стреляют, он опустился ниже, но все его попытки нас обнаружить были тщетны, мы растворились в лесу, как кусок сахара в стакане горячего чая.