Алиса вскочила и отпрянула от Пауля, однако было уже поздно. В ванную комнату вошел отец. Едва взглянув на нее, он всё понял. Рукав ее платья был совершенно мокрым, так что даже столь лишенному воображения человеку, каким был Йозеф Танненбаум, не составило труда догадаться, что здесь происходило за секунду до его прихода.
— Ступай в свою комнату, — велел он дочери.
— Но, папа… — пролепетала она, не зная, что сказать.
— Сейчас же!
Девушка разрыдалась и бросилась прочь. По дороге она едва не сбила с ног Дорис, которая наградила ее торжествующей улыбкой.
— Судя по всему, фройляйн, ваш отец вернулся домой не вовремя. Какая досада, не правда ли?
Пауль не чувствовал за собой вины, сидя голым под водой, становящейся всё холоднее. Когда Танненбаум приблизился, он попытался встать, но тот с силой схватил его за плечо. Несмотря на то, что он был гораздо ниже Пауля, сил у него оказалось значительно больше, чем предполагала располневшая фигура. Молодой человек попытался увильнуть, но сидя в скользкой ванной и опираясь лишь на одну руку, не мог подняться.
Танненбаум уселся на табурет, где несколько минут назад сидела Алиса. Он ни на секунду не выпускал из рук плечо Пауля, и тот испугался, что Танненбаум вдруг решит надавить и погрузить его в воду с головой.
— Как тебя зовут, угольщик?
— Пауль Райнер.
— Ты ведь не еврей, не так ли, Райнер?
— Нет.
— Так вот, Райнер, послушай меня, — произнес Танненбаум тем угрожающе-ласковым тоном, каким дрессировщик разговаривает с бестолковой собакой, стремясь обучить ее новым трюкам. — Моя дочь — наследница огромного состояния, и по своему рождению она стоит неизмеримо выше тебя. А ты — всего лишь кусок дерьма, прилипший к ее башмакам. Надеюсь, тебе это ясно?
Пауль не ответил. Он смог преодолеть смущение и молча смотрел на Танненбаума, в ярости сжав губы. В этот миг для него не было в мире никого более ненавистного, чем этот человек.
— Вижу, что не ясно, — сказал он, выпуская из цепкой хватки плечо Пауля. — Ну что ж, по крайней мере, я успел вернуться раньше, чем она натворила настоящих глупостей.
Танненбаум достал бумажник и извлек из него толстую пачку банкнот. Сложив деньги аккуратной стопкой, он пристроил ее на край мраморной раковины.
— Это компенсация за те неприятности, которые ты пережил из-за оплошности Манфреда. А теперь можешь идти.
С этими словами Танненбаум указал ему на дверь, однако прежде, чем Пауль вышел, взглянул на него в последний раз.
— Кстати говоря, Райнер, хоть тебя это и не касается, но этот вечер я провел в гостях у будущего свекра моей дочери, мы с ним обсуждали последние детали ее будущей свадьбы. Этой весной она выйдет замуж за дворянина.
"Тебе повезло, Пауль. Ведь ты ни от кого не зависишь", — вспомнились Паулю слова Алисы.
— А Алиса знает? — спросил он, стиснув зубы.
Танненбаум презрительно фыркнул.
— Не смей произносить ее имени.
Пауль выбрался из ванны и стал одеваться, даже не воспользовавшись полотенцем. Его совершенно не заботило, что он может простудиться и подхватить воспаление легких. Затем он взял с раковины пачку банкнот и прошел в спальню, где за ним неотступно следила Дорис.
— Позвольте мне проводить вас до дверей, — предложила она.
— Не стоит беспокоиться, — ответил молодой человек, махнув в сторону коридора, в конце которого отчетливо маячила входная дверь.
— Нам бы не хотелось, чтобы вы по ошибке прихватили с собой что-нибудь лишнее, — саркастически заметила экономка.
— Верните эти деньги вашему хозяину, фрау, — сказал Пауль срывающимся голосом, протягивая ей пачку банкнот. — Мне они не нужны.
Почти бегом он бросился к выходу, но Дорис уже не смотрела в его сторону. Теперь она смотрела только на деньги, и плутоватая улыбка блуждала по ее лицу.