Юрген с удовольствием осмотрел себя в зеркало.
Он слегка отдернул лацканы, украшенные черепом с костями и значком СС. Ему никогда не надоедало любоваться собой в новой форме.
Дизайн Вальтера Хека и прекрасное исполнение портного Хуго Босса, которого так хвалят в партийной прессе, вызывали в людях почтительное уважение. Когда Юрген шел по улице, к нему подходили дети и салютовали вскинутой рукой. На прошлой неделе его остановили две старушки и сказали, как приятно смотреть на здоровых и сильных молодых людей, которые снова ведут Германию по верному пути. Они спросили его, потерял ли он глаз, сражаясь с коммунистами. Польщенный Юрген помог им донести сумки с покупками до ближайшего подъезда.
И тут в дверь постучали.
— Войдите!
— Прекрасно выглядишь, — заметила мать, входя в его просторную спальню.
— Я знаю.
— Ты сегодня придешь обедать?
— Не думаю, мама. Меня вызвали на совещание в СС.
— Уверена, что тебе предложат повышение. Ты и так слишком долго пробыл унтерштурмфюрером.
Юрген согласно кивнул и взял фуражку, собираясь уходить.
— Машина ждет у подъезда. Я скажу кухарке, чтобы приготовила для тебя что-нибудь на случай, если ты не слишком задержишься.
— Спасибо, мама, — ответил Юрген, целуя Брунхильду в лоб.
Он вышел в коридор. Черные сапоги гулко простучали по мраморной лестнице. Горничная ожидала в прихожей, держа наготове пальто. С тех пор, как Отто со своими азартными играми исчез из их жизни одиннадцать лет назад, их материальное положение мало-помалу начало улучшаться. И теперь, как и в былые дни, целая армада прислуги холила особняк, хозяином которого сейчас был он.
— Хозяин придет к обеду? — осведомилась горничная.
При слове "хозяин" у Юргена свело живот. Так всегда случалось, когда он нервничал или тревожился, как в это утро. Любая мелочь могла сломать его ледяную броню и открыть бушующий под ней океан сомнений.
— Баронесса даст вам указания.
"Скоро они научатся обращаться ко мне с подобающим титулом", — подумал он, выходя на улицу. Руки у него слегка дрожали. К счастью, он перекинул через руку пальто, так что шофер ничего не заметил, когда открывал дверцу.
В прошлом Юрген справлялся со своими импульсами с помощью насилия, но после победы нацистской партии на прошлогодних выборах всякие нежелательные элементы стали вести себя осторожней. Юргену стоило всё больших усилий сохранять над собой контроль. По дороге он пытался дышать размеренно, ему не хотелось приехать возбужденным и нервным.
В особенности, если его ждет повышение, как предположила мама.
— Честно говоря, мой дорогой фон Шрёдер, у меня имеются некоторые сомнения.
— Сомнения относительно чего?
— Относительно вашей надежности.
Юрген заметил, как рука снова задрожала, ему пришлось с силой сжать пальцы, чтобы это прекратить.
В зале заседаний никого не было, кроме Рейнхарда Гейдриха и его самого. Рейнхард Гейдрих, начальник управления безопасности и разведывательной службы рейха, был рослым мужчиной с высоким и чистым лбом, лишь несколькими месяцами старше Юргена. Однако, несмотря на свою молодость, он уже был одним из самых влиятельных людей в Германии. Его служба отвечала за то, чтобы оградить партию от любой угрозы, реальной или мнимой. Юрген слышал, что, когда его принимали на эту должность, Гиммлер попросил его рассказать, как он собирается организовать работу нацистского разведывательного управления, и Гейдрих подробно изложил содержание всех прочитанных шпионских романов. То ли благодаря этим романам, то ли его природному дарованию, теперь СС наводила ужас на всю Германию.
— К чему вы это говорите?
Гейдрих взял в руки лежавшую перед ним папку с написанным на ней именем Юргена.
— Вы вступили в СА с самых первых дней его существования. Это хорошо, это весьма интересно. Однако несколько настораживает, что кое-какие ваши… родственники настоятельно просили место именно в СА. А кроме того, это постоянное насилие, о котором сообщает ваше начальство. Я проконсультировался относительно вас с психологом…
Он консультировался обо мне с психологом!
— … и тот указал, что у вас может быть серьезное расстройство личности. Само по себе это не преступление, хотя могло бы, — он подчеркнул слово "могло бы" легкой улыбкой и поднятыми бровями, — могло бы ограничить вашу трудоспособность. Теперь мы дошли до той части, что меня больше всего беспокоит. Как член "Штросструпп" вы были вызваны в "Бюргербройкеллер" для участия в особом событии восьмого ноября 1923 года. Однако… вы там не появились.
Гейдрих замолчал, оставив последние слова висеть в воздухе, как зловещее обвинение. Юрген вспотел. После победы на выборах нацисты начали медленно, но упорно мстить тем, кто подавил мятеж в 1923 году, задержав на целое десятилетие приход Гитлера к власти. Юрген уже давно жил в страхе, что кто-то ткнет в это пальцем.
Когда Гейдрих продолжил, его тон стал более мрачным.
— Ваше командир сообщил, что вас не было тогда в "Бюргербройкеллере", как того требовал ваш долг. Однако, цитируя его слова, "подразделение СА Юргена фон Шрёдера в ночь на девятое ноября вступило в бой с эскадроном 10-й дивизии. Рубашка Шрёдера была пропитана кровью, и он объяснил, что их атаковали коммунисты, и это кровь одного из них, которого он ранил. Затем он подал заявку на вступление в отряд, который контролировал полицейский участок в районе Швабинг, пока восстание не было подавлено". Я верно излагаю?
— До последнего слова.
— Вот-вот. Должно быть, именно так и подумала комиссия, рассматривавшая эти события, поскольку наградила вас золотым партийным значком и орденом Крови, — сказал Гейдрих, указывая на грудь Юргена.
Партийный золотой значок был одной из самых желанных наград в Германии. Он был круглым и представлял собой свастику в окружении золотого лаврового венка, а выдавался членам партии, вступившим в нее до победы Гитлера в 1933 году. До этого дня нацистам приходилось уговаривать людей вступить в их ряды, а после в партийные ячейки выстроились бесконечные очереди желающих подать заявление. И принимали не каждого.
Это же касалось и ордена Крови, самой ценной медали рейха. Ее получали только те, кто участвовал в государственном перевороте 1923 года, который трагически завершился смертью восемнадцати нацистов, когда прибыла полиция, чтобы покончить с этой авантюрой. Даже у Гейдриха не было этой награды.
— Я спрашиваю себя, — продолжил шеф управления безопасности, похлопывая краем папки по пухлым губам, — не создать ли комиссию по расследованию вашего дела, дружище.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — еле слышно произнес Юрген, зная, как скоро и убедительно давали в эти дни свои заключения такие комиссии по расследованию.
— Нет? В последних докладах о вас говорится, что вы стали "с прохладцей исполнять свой долг", вам "не хватает рвения"… Мне продолжить?
— Это всё потому, что меня отстранили от работы на улицах!
— Может быть, именно это и вызывало беспокойство у многих людей, вам не кажется?
— Уверяю вас, моя преданность делу безгранична.
— Хорошо, есть один способ, которым вы можете снова завоевать наше доверие.
Юрген наконец-то начал понимать, в чем дело. Гейдрих вызвал его не просто так. Он хотел чего-то от него добиться, и потому с самого начала так давил. Возможно, он и не знает, чем на самом деле занимался Юрген той ночью в 1923 году, но знает это Гейдрих или нет, не имело никакого значения. Его слово — закон.
— Я сделаю что угодно, — ответил он, уже чуть успокоившись.
— Ну что ж, посмотрим, Юрген. Кстати, я ведь могу называть вас просто Юргеном, правда?
— Конечно, — ответил Юрген, внутренне кипя от злости, что обратной любезностью собеседник его не удостоил.
— Вы когда-нибудь слышали о масонах, Юрген?
— Разумеется. Мой отец в молодости был членом масонской ложи. Но потом, я думаю, ему это надоело.
Гейдрих кивнул. Сказанное нисколько его не удивило, из чего Юрген сделал вывод, что он уже и сам это знал.
— Очень вовремя ему это надоело.
— Что вы имеете в виду?
— С тех пор, как мы пришли к власти, быть масоном… настоятельно не рекомендуется.
— Я знаю, — сказал Юрген, улыбнувшись этому эвфемизму. В "Майн Кампф", книге, которую прочитал каждый немец (и которую хранил в доме на видном месте, если знал, что это будет полезно), Гитлер объявил о своей животной ненависти к масонам.
— Большая часть лож была добровольно распущена или преобразована. Эти ложи для нас очень мало значат. Это всё прусские ложи, их члены — арийцы с националистическими взглядами. Поскольку они добровольно распустились и передали нам список своих членов, то мы не стали принимать против них никаких мер… пока.
— Полагаю, что есть и ложи, которые вас беспокоят?
— Мы считаем, что некоторые ложи до сих пор ведут активную деятельность. Это так называемые гуманистические ложи. Основная часть их членов — люди с либеральными взглядами, евреи и подобная порода.
— А почему бы просто не запретить их?
— Ох, Юрген, Юрген… — снисходительно произнес Гедрих. Это в лучшем случае притормозит их деятельность. А тем временем они будут лелеять надежду, по-прежнему собираться и болтать о своих циркулях и наугольниках и обо всём этом жидовском дерьме. Я хочу, чтобы имена членов каждой из этих лож были записаны в карточке четырнадцать дробь семь.
Все в партии знали про карточки Гейдриха. В огромной комнате рядом с его берлинским кабинетом хранилась информация о тех, кого партия считала "нежелательными элементами" — коммунистах, гомосексуалистах, евреях, масонах и о тех, кто осмелился сказать, что фюрер во время последней речи выглядел усталым. Всегда находились люди, готовые донести на других, и новая папка присоединялась к сотням тысяч остальных. Судьба людей из этих карточек еще не была решена, но, конечно, им стоило побеспокоиться.
— Если просто запретить масонов, то они попрячутся, как крысы.
— Именно! — воскликнул Гейдрих, стукнув по столу ладонью. Он наклонился к Юргену и доверительным тоном произнес: — Скажите-ка, вы знаете, почему мне нужны имена этого сброда?
— Потому что масоны — это марионетки мирового еврейского заговора. Прекрасно известно, что банкиры вроде Ротшильда и…
Страстную речь Юргена прервал громкий хохот Гейдриха. Увидев лицо баронского сына, шеф управления безопасности осекся.
— Черт возьми, Юрген, не повторяйте мне передовицы "Фолькишер Беобахтер". Я сам помогаю их писать.
— Но фюрер говорит…
— Иногда я задаю себе вопрос, на какую глубину проник нож, который лишил вас глаза, дружище, — сказал Гейдрих, внимательно глядя на Юргена.
— Не стоит переходить к оскорблениям, — гневно ответил тот, смешавшись.
От этого порыва Юргена Гейдрих немного оторопел, но потом улыбнулся.
— Вы просто кипите энергией, Юрген. Но страсть должна быть разумной. Не превращайтесь в одного из тех баранов, которые шляются на демонстрации, сделайте одолжение. Позвольте сделать небольшой экскурс в историю, — сказал он, поднявшись и начав расхаживать вокруг большого стола. В 1917 году большевики распустили в России все масонские ложи. В 1919 году Бела Кун покончил с масонами в Венгрии. В 1925 году Примо де Ривера запретил ложи в Испании. В том же году Муссолини сделал то же самое в Италии. Его чернорубашечники вытащили масонов из постелей посреди ночи и забили дубинками на улицах. Поучительный пример, вам не кажется?
Юрген удивленно кивнул. Он совершенно ничего об этом не знал.
— Как видите, — продолжил Гейдрих, — первое, что делает сильное правительство, намеренное долго остаться у власти, это устраняет, среди прочих, и масонов. Не потому что им отдают приказы гипотетические участники еврейского заговора. Оно так поступает потому, что те, кто мыслят самостоятельно, доставляют беспокойство.
— Так чего конкретно вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы внедрились в масонскую ложу. Я дам вам нужные контакты. Вы из дворян, а давным-давно ваш отец был членом ложи, вас примут без всяких затруднений. Затем вашей целью будет заполучить списки членов ложи. Я хочу иметь имена всех масонов Баварии.
— Мне предоставляется карт-бланш?
— До новых указаний. Подождите минутку.
Гейдрих направился к двери, открыл ее и буркнул какие-то указания помощнику, сидящему на скамье в коридоре. Тот щелкнул каблуками и вернулся через несколько минут с еще одним молодым человеком в гражданской одежде.
— Проходите, проходите, Адольф. Дорогой Юрген, позвольте представить вам Адольфа Эйхмана. Это многообещающий молодой человек, который работает в нашем концентрационном лагере в Дахау.
— Очень приятно, — сказал Юрген, протягивая руку.
— Взаимно.
— Адольф хочет работать у нас, и я расположен заняться переводом, но прежде хочу, чтобы он несколько месяцев сотрудничал с вами. Всю добытую информацию вы будете передавать ему, а он займется тем, чтобы ее уточнить. А когда вы закончите, думаю, что смогу устроить в Берлине впечатляющее представление.