— По правде говоря, Отто, не могу больше выносить этого еврея. Посмотри на него, налопался кнедликов. На манишке ванильный соус.
— Брунхильда, пожалуйста, успокойся и сбавь тон. Ты же знаешь, насколько нам нужен Танненбаум. На этот праздник мы потратили всё до последнего пфеннинга. Кстати, это была твоя идея.
— Юрген заслуживает самого лучшего. Знаешь, как он растерялся с тех пор, как его брат вернулся… таким.
— Вот тогда и не жалуйся на еврея.
— Ты не знаешь, каково это — быть с ним гостеприимной хозяйкой, с его постоянными спорами, нелепыми комплиментами, как будто не он тут всем заправляет. А недавно он вообще имел наглость предложить, чтобы Юрген женился на его дочери, — сказала Брунхильда, ожидая возмущённой реакции мужа.
— Это могло бы решить все наши проблемы.
Эти слова смогли пробить маленькую брешь в гранитной улыбке Брунхильды, она с ужасом взглянула на барона.
Они стояли у входа в гостиную и вели напряженный разговор сквозь зубы, прерываясь лишь на то, чтобы поприветствовать гостей. Она собиралась ответить мужу, но пришлось снова надевать на лицо маску гостеприимства.
— Добрый вечер, фрау Гернгрос, фрау Загебиль! Как приятно, что вы пришли.
— Похоже, мы немного припозднились, дорогая Брунхильда.
— Мосты, ах, эти мосты.
— Да, движение кош-мар-но-е. Просто у-жас-но-е.
— Когда ты покинешь этот старый холодный особняк и переберёшься на восточный берег, дорогая?
Баронесса довольно улыбнулась этому проявлению зависти. Любой из многочисленных нуворишей, присутствующих на вечеринке, убил бы за ту власть и титул, которые олицетворял герб ее мужа.
— Прошу, угощайтесь пуншем, он просто восхитительный, — сказала Брунхильда, махнув рукой в сторону центра гостиной, где находился огромный стол, заставленный закусками и напитками и окруженный людьми. Над чашей с пуншем возвышалась высеченная изо льда лошадь метровой величины, а в глубине помещения струнный квартет исполнял популярные баварские мелодии, вливаясь в общий гам.
Убедившись, что никто из вновь прибывших ее не слышит, баронесса повернулась к Отто и со сталью в голосе — такой тон мало кто из дам мюнхенского высшего общества посчитал бы приличным — произнесла:
— Ты устроил свадьбу нашего сына, ничего мне об этом не сказав, Отто? Ну так вот, это случится только через мой труп.
Барон даже не моргнул. За четверть века в браке он выучил, как реагирует супруга на посягательство на свою территорию. Но в этом случае ей придется заткнуться, потому что на кону стоит гораздо больше, чем ее дурацкая гордость.
— Брунхильда, дорогая, только не говори, что ты с самого начала не видела, куда клонит еврей. Все эти нарочито элегантные костюмы и походы с нами в церковь по воскресеньям, и как он каждый раз делает вид, что не слышит, когда его называют "обращенным", как придвигается к нам поближе.
— Конечно, видела, я же не дура.
— Ну разумеется, баронесса. И можешь сложить два и два. У нас нет ничего. Банковские счета пусты.
С лица Брунхильды сошел румянец. Ей пришлось опереться на лепнину на стене, чтобы не упасть.
— Черт бы тебя побрал, Отто.
— Это твое новое и такое элегантное красное платье… Модистка потребовала оплату наличными. Город полнится слухами, а когда такое начинается, то не остановится, пока не превратится в бурный поток.
— Думаешь, я не знаю? Думаешь, не вижу, как на нас смотрят, как откусывают пирожные и переглядываются, словно поняли, что они куплены не в кондитерской Поппа? Я знаю, что шепчут друг другу эти старые сороки, настолько четко, как если бы они крикнули мне это в ухо, Отто. Но из-за этого позволить моему сыну, моему Юргену, жениться на этой грязной еврейке…
— У нас нет другого выбора. У нас остался лишь этот дом и земли, записанные на имя Эдуарда в день его рождения. Если я не добьюсь от Танненбаума займа, чтобы построить на этой земле фабрику, то с нами будет покончено. Однажды утром за мной явится полиция, и мне придется поступить как человеку благородному и вышибить себе мозги. А ты закончишь как сестра, будешь штопать кому-нибудь одежду. Ты этого хочешь?
Брунхильда оторвала руку от стены. Она воспользовалась паузой, вызванной прибытием новых гостей, чтобы собрать внутри достаточно ярости и бросить ее в лицо Отто разом, как камень.
— В эти неприятности нас втянул ты и твое пристрастие к игре, вот кто растратил семейное состояние. Исправь это Отто, как тринадцать лет назад ты уладил дело с Хансом.
При этих словах барон испуганно сделал шаг назад.
— Да как ты осмеливаешься снова упоминать это имя!
— А тогда именно ты на это осмелился. И что нам это дало? Мне приходится пятнадцать лет терпеть в доме сестру.
— Мы еще не нашли письмо. И мальчишка взрослеет. Может быть, сейчас…
Брунхильда наклонилась к мужу. Отто был ее выше почти на голову, но всё равно рядом с ней казался низкорослым.
— Мое терпение не безгранично.
С элегантным жестом Брунхильда влилась в толпу гостей и оставила барона с ледяной улыбкой на губах, изо всех сил пытающегося не закричать.
С другой стороны шумной гостиной Юрген фон Шрёдер отставил свой третий бокал шампанского, чтобы открыть подарок от одного из друзей.
— Я не хотел класть его вместе с остальными, — сказал тот, показывая на стол за спиной, заваленный свертками в яркой бумаге. Этот подарок особенный.
— Что скажете, ребята? Сперва открыть подарок Крона?
Раздался хор полудюжины голосов окружающих его подростков в элегантных голубых куртках с вышитым золотом гербом академии Метцингена. Все были выходцами из известных немецких семей и все — гораздо менее привлекательные, чем Юрген, гораздо ниже Юргена и смеялись над каждой его шуткой. Младший сын барона без сомнения обладал даром окружать себя людьми, которые выглядели как его тень, чтобы ходить перед ними павлином.
— Открой, но только если потом откроешь мой!
— И мой! — хором заголосили остальные.
"Они передерутся из-за того, чтобы я открыл их подарки, — подумал Юрген. — Они точно меня обожают".
— Ладно, не нервничайте, — произнес он, поднимая руки, что, по его мнению, изображало великодушие. — Мы немного нарушим традиции и сначала откроем ваши подарки, а потом выпьем с остальными гостями.
— Отличная мысль, Юрген!
— Ну ладно, и что это такое, Крон? — спросил Юрген, открывая коробку и поднося ее содержимое к глазам.
Юрген держал пальцами золотую цепочку, на которой висел странный значок, состоящий из двух черных симметричных полосок, чьи загнутые концы образовывали почти квадратную форму.
— Это свастика. Антисемитский символ. Отец говорит, что он теперь в моде.
— Он ошибается, дружище, — заявил Юрген, вешая цепочку на шею. — Вот теперь — да. Ставлю на то, что мы увидим здесь множество таких.
— Это точно!
— Давай, Юрген, открой мой. Хотя лучше не показывай его всем…
Юрген развернул сверток размером примерно с пачку табака и обнаружил там небольшой кожаный чехол с крышкой на шарнире. Он открыл его театральным жестом. Хор льстецов нервно захихикал при виде предмета, похожего на цилиндрический резиновый колпачок.
— Ну надо же… какой большой.
— Никогда такого не видел!
— Это интимный подарок, да, Юрген?
— Это что, предложение?
Молодой человек на несколько мгновений подумал, что потерял над ними контроль, что они вот-вот начнут над ним смеяться. Это несправедливо. Совершенно несправедливо, и я этого не позволю. Он отметил, как внутри вскипает гнев, и повернулся к тому, кто сделал последний комментарий. Он поставил правую ступню на левую ногу приятеля и перенес на нее вес. Тот побледнел, но стиснул зубы.
— Уверен, что ты хочешь извиниться за эту дурацкую шутку.
— Конечно, Юрген. Прости. Я и в мыслях не имел сомневаться в том, что ты мужчина. Аааа!
— Уверен в этом, — ответил тот, медленно убирая ногу. Хор подростков вокруг примолк, и гул вечеринки лишь подчеркивал эту тишину. — Ладно, вы же не думаете, что у меня нет чувства юмора. Вообще-то этот… предмет мне очень скоро пригодится, — сказал он, мотнув головой за пределы их кружка. Например, с ней.
Он указывал на худую брюнетку с мечтательным взглядом, которая держала чашку с пуншем, стоя с потерянным видом в толпе гостей.
— Сиськи маловаты, — пробормотал один из его дружков.
— Кто-нибудь хочет поспорить, что я ее распечатаю и вернусь к тому времени, как начнут произносить тосты?
— Ставлю пятьдесят марок на Юргена, — поспешил сказать тот, кому только что наступили на ногу, в попытке подольститься.
— Буду считать, что они уже у меня в кармане, — произнес другой за его спиной.
— Ладно, ребята, ждите здесь и учитесь.
Юрген медленно сглотнул, позаботившись, чтобы никто этого не заметил. Он ненавидел разговаривать с девушками, потому что всегда чувствовал себя неуклюжим и приниженным. Хотя он был привлекателен внешне, но его единственная реальная встреча с представительницей противоположного пола состоялась в борделе квартала Швабинг, где он чувствовал скорее стыд, чем возбуждение. Туда отвел его отец несколько месяцев назад, одетым, как и он сам, в блеклое пальто и черную шляпу. Пока он занимался этим делом, отец ждал внизу, попивая коньяк. А когда закончил, похлопал его по спине и сказал, что теперь он стал мужчиной. Так началось и закончилось образование Юргена фон Шрёдера в отношении любви и женщин.
"Я покажу им, как ведет себя настоящий мужчина", — подумал молодой человек, чувствуя, как взгляды приятелей впились ему в затылок.
— Добрый день, фройляйн. Хорошо проводите время?
Девушка повернула голову, но не улыбнулась.
— Вообще-то не очень. Мы знакомы?
— Не вижу причин, почему бы вам не повеселиться. Меня зовут Юрген фон Шрёдер.
— Алиса Танненбаум, — ответила она, с готовностью протягивая руку.
— Хочешь потанцевать, Алиса?
— Нет.
Услышав резкий ответ девушки, Юрген вытаращил глаза.
— Ты знаешь, что я — хозяин этой вечеринки? Что сегодня мой день рождения?
— Поздравляю, — произнесла она с лукавой улыбкой. — Уверена, что в этой гостиной полно девушек, которые жаждут, чтобы ты повел их танцевать. Не хочу тебя больше задерживать.
— Но по крайней мере ты должна потанцевать со мной один танец.
— Да? С чего бы это?
— Так велят правила хорошего тона. Когда кавалер приглашает даму…
— Знаешь, что меня больше всего утомляет в господствующем классе, Юрген? Сколько всего вы считаете само собой разумеющимся. Ну так уясни себе: мир совсем не такой, как ты думаешь. Кстати, мне кажется, твои друзья пихают друг друга локтями и не сводят с нас глаз.
Юрген покосился на приятелей. Он не мог позволить себе потерпеть поражение, не мог позволить этой наглой девице себя унизить.
А это было трудновато, потому что она ему действительно нравилась. Наверное, из тех, кто полагает, что лучший способ отвергнуть мужчину — это свести его с ума. Ладно, я знаю, как обращаться с такими.
Юрген сделал шаг вперед, схватив девушку правой рукой за талию и взяв ее левую руку, и привлек к себе.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — возмутилась она.
— Учу тебя танцевать.
— Если ты сейчас же меня не отпустишь, я закричу.
— Ты же не хочешь устроить сцену, правда, Алиса?
Девушка попыталась оттолкнуть Юргена, уперевшись руками ему в грудь, но не могла соперничать с ним в силе. Сын барона прижал ее еще ближе, ощущая через платье ее грудь и усиливающуюся эрекцию на уровне ее живота. Он начал двигаться в такт музыки, с улыбкой на губах, зная, что Алиса не закричит. Скандал на подобной вечеринке стал бы пятном на репутации девушки и ее семьи. Он видел, как ее глаза наполнились ледяной ненавистью, и внезапно ему показалось забавным играть с ней вот так, гораздо приятней, чем если бы она согласилась с ним потанцевать.
— Хотите выпить, фройляйн?
Юрген резко остановился. Рядом стоял Пауль, держа поднос с шампанским, губы его были плотно сжаты.
— Глядите-ка, мой кузен-подавальщик. Сгинь отсюда, придурок! — рявкнул Юрген.
— Хорошо, но сначала я хотел бы узнать, не желает ли фройляйн выпить, — сказал Пауль, слегка подталкивая поднос.
— Да, — поспешила ответить Алиса. — Шампанское выглядит превосходно.
Юрген прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Если он отпустит ее правую руку, чтобы она взяла с подноса бокал, то девушка отодвинется от него и сможет выскользнуть. Он слегка ослабил нажим на ее спину, позволив высвободить левую руку, но еще сильнее сжал правую. Кончики пальцев девушки стали влажными.
— Давай, Алиса, возьми бокал. Шампанское должно тебя развеселить, — произнес он с натужной улыбкой.
Алиса немного наклонилась к подносу. Она пыталась вырваться, но безуспешно. Ей не оставалось ничего другого, как взять шампанское левой рукой.
— Спасибо, — вяло сказала она.
— Может быть, фройляйн желает салфетку? — поинтересовался Пауль, поднимая другую руку с маленьким подносом. Он обошел пару и теперь находился с противоположной стороны.
— Это было бы замечательно, — ответила Алиса, пристально глядя на сына барона.
Несколько секунд никто не двигался с места. Юрген медленно обдумывал положение. С бокалом в левой руке, она могла взять салфетку только правой. В конце концов, кипя от ярости, он вынужден был сдаться. Юрген выпустил руку Алисы, та отошла от него на пару шагов и взяла салфетку.
— Думаю, я немного прогуляюсь и подышу свежим воздухом, — заявила девушка с чувством собственного достоинства.
Юрген с презрительным выражением лица развернулся и направился обратно к друзьям. Проходя мимо Пауля, он толкнул его плечом и прошептал:
— Ты поплатишься за это.
Каким-то образом Паулю удалось сохранить равновесие и не уронить поднос с бокалами, которые лишь звякнули. Другое дело — его внутреннее равновесие, которое сейчас походило на кошку, которую бросили в бочку с гвоздями.
Как я мог быть таким кретином?
В его жизни было лишь одно правило: держаться как можно дальше от Юргена. Его не так-то просто было соблюсти, учитывая, что они жили под одной крышей, но, по крайней мере, оно было простым. Он не мог ничего сделать, когда кузен решал превратить его жизнь в кошмар, но уж точно мог не попадаться ему на пути, и уж тем более не унижать его публично, как только что. Это ему дорого обойдется.
— Спасибо.
Пауль поднял глаза и на несколько секунд позабыл обо всём: о своем страхе перед Юргеном, про тяжелый поднос и боль в ногах после двух часов работы без остановок, чтобы всё приготовить к вечеринке. Всё это испарилось, потому что она ему улыбнулась.
Алиса была не из тех женщин, при первом же взгляде на которых у мужчин перехватывает дыхание. Но если посмотреть на нее во второй раз, то этот взгляд длился бы гораздо дольше. Достаточно было услышать ее голос, чтобы почувствовать притяжение. А если она обращалась к кому-то с такой улыбкой, как сейчас к Паулю…
Он не мог в нее не влюбиться.
— Ах… я ничего такого не сделал.
Всю свою дальнейшую жизнь Пауль нескончаемо проклинал те несколько мгновений, этот разговор и эту улыбку, которые причинили столько проблем. Но тогда он ничего этого не знал. Он знал лишь, что она ему искренне признательна, этому худенькому, съёжившемуся пареньку с голубыми умными глазами.
Конечно же, Алиса не изменила себе:
— Ты же не думаешь, что я не смогла бы от него избавиться самостоятельно?
— Конечно, конечно, — ответил Пауль, по-прежнему ошеломленный.
Алиса прищурилась, не ожидая такой легкой победы, и предпочла сменить тему.
— Это неподходящее место для разговора. Подожди минутку, а потом встретимся в гардеробной.
— С большим удовольствием, фройляйн.
Пауль сделал круг по гостиной, чтобы как можно быстрее опустошить поднос и получить предлог для того, чтобы смыться. С самого начала вечеринки он прислушивался к разговорам гостей, с удивлением заметив, что они совершенно не обращают внимания на его присутствие. Словно бы он был невидимкой. И потому его крайне удивило, что кто-то к нему обратился. Этот гость взял с подноса последний бокал, улыбнулся и сказал ему:
— Молодец, парень.
— Простите?
Это был человек средних лет, лопоухий, с седыми волосами и бородкой. Он оглядел его глубоким и странным взглядом.
— "Никогда еще рыцарь не спасал даму так галантно и находчиво". Это Кретьен де Труа. Прости, меня зовут Себастьян Келлер, я книготорговец.
— Приятно познакомиться.
Мужчина указал пальцем на дверь.
— Лучше поспеши. Она тебя уже ждет.
Удивленный Пауль засунул поднос под мышку и вышел из гостиной. Гардеробную устроили в прихожей, поставив там высокий стол и две огромные вешалки, на которых висела сотня пальто приглашенных. Девушка уже забрала свое из рук нанятой по случаю вечеринки гардеробщицы и ждала его у двери. Она не протянула руку, когда представилась.
— Я Алиса Танненбаум.
— Пауль Райнер.
— Это правда, что он твой кузен?
— К сожалению, да.
— Дело в том, что ты не похож…
— На кого? На племянника барона? — спросил Пауль, показывая на свой фартук официанта. — Это последний писк парижской моды.
— Я о том, что ты не похож на него.
— Это потому что я не такой, как он.
— Рада это слышать. Я просто хотела еще раз тебя поблагодарить. Всего хорошего, Пауль Райнер.
— Конечно.
Она положила ладонь на ручку двери, но прежде чем ее открыть, быстро повернулась и поцеловала Пауля в щеку. А потом бегом спустилась с лестницы и исчезла. Несколько секунд он с тоской вглядывался в улицу, словно Алиса вот-вот снова появится. И наконец закрыл дверь, прислонился к ней лбом и вздохнул.
Сердце и живот наполнились странной тяжестью, словно какой-то зверь вернулся в берлогу, которая всегда ему принадлежала, но где он никогда не обитал. Он не знал, как называется это чувство, и в отсутствие более подходящего слова быстро решил, что это любовь, и ощутил себя счастливым.
— Что ж, похоже, странствующий рыцарь получил свою награду, да, ребята?
Услышав этот такой знакомый голос, Пауль немедленно развернулся.
И счастье сразу же сменилось страхом.