В океане средь могучих волн,
Где дельфины нежатся с пеленок,
Как — то раз попался в рыбацкий борт,
Маленький, глазастый дельфиненок.
С грудью, рассеченную винтом,
Оставляя след багряно-алый,
Все быстрее приближалось дно,
А дельфин кричал: а где же мама?
Мать услышала последний зов,
Бросилась, волны рассекая,
Но застала лишь последний крик:
Мамочка, прощай, я умираю!
Из альбома колониста Можайской воспитательно-трудовой колонии, 1996–1998 г.
Начнём с того, что бедняга был мертв.
Сомневаться в его смерти, не имело никакого смысла — тело перестало подавать какие-либо признаки жизни, дыхание и хрипы прервались, а из-под головы, на мокрый асфальт, уже натекала лужа густой крови. Если бы ни треск черепной коробки, который до сих пор стоит у меня в ушах, я бы подумала, что он всего лишь спит.
— Походу, сдох, — равнодушно констатирует Катя, несколько раз ткнув тело носком своей туфли.
Меня поразило, как бесцеремонно она указала на очевидное.
— Господи, — проговорила я, лишь одними губами. — Что мы наделали?
Я впервые видела смерть такой. Мне было всего пять лет, когда двое мужчин вбивали гвозди в красную крышку гроба, где лежал мой отец. Помню, как небольшая горстка людей, не считая нас с мамой, болтала на отдаленные темы. Кто-то возмущался росту цен на содержание жилья, кто-то хвастался новой прической, а женщина в зеленом пальто, даже умудрилась обмолвиться, что недавно кастрировала кота. Они говорили о чем угодно, но только не об отце. Человек, посвятивший полжизни работе в МЧС, теперь, для всех был лишь бесполезным куском мяса. Тогда, я наивно понадеялась, что угроза увидеть картину ужаснее этой, свелась к минимуму. Я ошибалась. Вопреки своим внутренним ожиданиям, от происходящего сейчас кошмара, ледяной страх с новой силой, сковал меня по рукам и ногам.
— Грязный ублюдок. Испортил мне весь вечер, — с отвращением говорила Катя, протирая рукой экран мобильника. — Фу! Чем от него воняет?
— Ты в скорую помощь звонишь? — заикаясь, спрашиваю я.
— Гонишь, что ли?!
Только сейчас её глаза слегка заблестели от страха. Несколько часов назад, Екатерина крутила своим телом в самом престижном клубе города, делала селфи на фоне стола с дорогой выпивкой, а обделила своим флиртом, разве что только охранника. Правда, теперь, её вечер был испорчен. Дело в том, что мы стоим на автобусной остановке, у наших ног неподвижный труп, алкоголь в крови мешает здраво мыслить, а моя совесть только-только приоткрыла глазик.
— Нам нужно позвонить в полицию! — кричу я, поддавшись истерике. — Давай позовём кого-нибудь! Вдруг, ему ещё можно помочь!
Меня перебивает грубая, унизительная пощечина.
— Заткнись, дура, — приказывает Катя, смотря на меня дикими глазами. — Мне не нужны проблемы, ясно?
Та Катя, которая несколько дней назад клялась мне в вечной дружбе, помогала с макияжем, делилась вещами и была, что ни наесть, самой милой девчонкой, теперь дышит на меня пламенем и заставляет умолчать о преступлении.
— Но это вышло случайно! Мы все объясним!
Резким движением, её рука вцепляется мне в лицо и давит на мои щёки так, что я напоминаю собой перепуганную рыбку Гуппи.
— Ты забудешь об этом, Соня, — шипит она сквозь зубы. — Мы пойдём домой, и никто ничего не узнает. Ты никому не расскажешь об этом.
Конечно, её предложение было более чем заманчивым. За все это время, мимо нас проехало только пару машин, свет от фонарей был слишком слаб, да и валяющийся пьяница не вызвал бы у людей особого подозрения. Все оно так, да вот только моя совесть полностью проснулась, и с укором дергает за короткие ниточки.
— Бомжа никто не хватиться, — продолжает она, гипнотизирующим голосом. — Завтра его выкинут на помойку, а через месяц, мы уже не вспомним об этом случае. Он сам виноват. Так ведь?
Хороший вопрос: виноват ли он, в своей смерти? Чтобы получить успокаивающий или не очень ответ, нужно немного отмотать пленку. Ровно час назад, мы вывалились пьяными из клуба, громко напевая матерные песни Сережи Шнурова, так, что нашей нецензурной брани, позавидовала бы любая продавщица. Ровно час назад, этот пьяный мужчина, со спиртовым раствором в руках был ещё жив и даже не подозревал, что совсем скоро, две наглые пигалицы, отправят его на тот свет.
Всего лишь пару километров не хватило нам, чтобы оказаться дома и беззаботно спать в своих кроватях, позабыв об этой ночи. Поздняк, мы не забудем её никогда.
Дело в том, что Пермакова Катя, ведёт свой личный влог в Инстаграмм под ником Katy_Pretty и выкладывает видео о своём времяпровождении, с очень частой периодичностью. Подписчики Katy_Pretty, знают буквально обо всем, что твориться в её жизни: что она ест на завтрак, какой парфюм предпочитает, сколько стоит новенький авто, подаренный влиятельным папочкой, откуда у неё шрам на левом бедре, сколько тату на теле и даже какого цвета нижнее белье она наденет завтра. И вот, новая жертва интернета — пьяный мужчина лет шестидесяти, одиноко распивавший свой крепкий напиток на автобусной остановке. Даю зуб, будь он солидно одет или же был трезв, никогда бы не привлёк внимание Кати. Обычно, девочки из состоятельных семей, обходят подобные экземпляры за километр, но наша особа жаждала популярности. Представляю, сколько бы лайков набрал её ролик, не будь его концовка столь трагичной.
— Давай, грязное животное, покажи своё мерзкое лицо! — кричала она тогда, тыча телефоном бедолаге в лицо. — Пусть люди увидят, как низко ты пал!
Поначалу, мне тоже показалось это забавным. Мужчина не мог выговорить ни слова, напоминая собой уставшего быка. Он делал глоток за глотком странной жидкости, а она проливалась мимо его рта, стекая по грязной куртке.
— Чего мычишь, бестолочь? — насмешливо дразнила его Катя. — Говна наелся?
В тот момент, я даже не успела удивиться столь быстрому перевоплощению Кати из девочки пай в столь дерзкую хулиганку. Мне в принципе тяжело, отчетливо воспроизвести эти события, так как помню все урывками. Всему виной алкоголь вперемешку с замешательством.
— Меня тошнит, от таких ничтожеств, как ты! — подруга скривила свой напудренный нос и плюнула бомжу прямо в лицо.
Все случилось слишком быстро. Резко встав, мужчина схватил подругу за волосы и начал мотать её головой из стороны в сторону. Катя визжала, как испуганный поросёнок, а я не знала, чем ей помочь. У меня были секунды, чтобы понять, заслужила она этого или нет. Скорее всего, нет, решила я, но продолжала чего-то ждать.
— Убери его от меня! Убери! Убери!
Я стояла как вкопанная, и в этот момент, игнорируя крики и панику, придумала свою личную шкалу Ада, измерительная оценка которой была от 0 до 10. Тот день, когда могилу моего отца уже утрамбовывали лопатами, отметка на шкале Ада достигала цифры 9. У каждого человека есть такой день, когда шкала Ада начинает зашкаливать. Будь он даже самым счастливым на земле, этот день для него все равно настанет. Наверно, для Пермаковой Кати, которая привыкла всеми потыкать, перед которой с детства пресмыкались родители, это был именно этот день. День, когда отметка на шкале приблизилась к максимальной цифре.
— Убери свои руки, мразь! — вопила Катя, напоминая собой бракованную марионетку. — Мой папа найдет тебя! Ты — не жилец!
Эх, знал бы папа Кати, насколько она сильна в прогнозировании будущего, то еще в юном возрасте, записал бы ее на кружок экстрасенсорики.
— Соня, ты чего стоишь?! Сделай что-нибудь!
И вправду, чего это я? Нащупав в сумочки флакон дешевого дезодоранта, я направила его прямо в глаза нападавшего. Долго ждать не пришлось — мужчина схватился руками за лицо. Еще бы! Вы читали когда-нибудь состав своего антиперспиранта? Фарнезол, триклозан и еще куча химических примесей, которым ваши глазки едва ли обрадуются. И, казалось бы, осталось только убежать, но я, обрадованная своей маленькой победой, со всей силы толкнула несчастного. И без того неустойчивое тело покачнулось и упало на асфальт. А потом, раздался неприятный хруст. Поначалу мне даже показалось, что я наступила сухую ветку. Это была голова мужчины. Несколько слабых конвульсий, и тело мужчины обмякло, словно расслабилось, после трудного, рабочего дня, после трудной жизни.
Знали ли мы, что первой помощью в такой ситуации, было бы сделать искусственное дыхание? Конечно, знали! Но каждая из нас, побрезговала приближаться к нему.
Возвращаемся к тому, с чего начали. Я стою с широко распахнутыми глазами, которые так и норовят вылезть из орбит, рядом Катя, безразлично поправляющая волосы и труп, беззвучно проклинающий нас. Моя шкала принимается барохлить. Потихоньку начинает рассветать, боль и страх кусают изнутри, разгоряченное дыхание вырабатывает пар, а за несколько метров от нас включается веселая вывеска магазина сотовой связи. На моем же лбу, невидимая рука, медленно, ржавым гвоздем, выцарапывает слово: убийца. Но в глубине души, я знаю — настоящую причину того, что произошло — зовут Катя Пермакова.
— Валим, Соня, — приказала зачинщица, схватив меня за локоть.
Я слегка киваю в знак согласия. Да, тогда я доверилась Кате, потому что другого выбора у меня не было. Подруга, невозмутимо ловит мотор и по-хозяйски запихивает меня в машину, а потом еще всю дорогу, будет шутить с водителем, как будто ничего не произошло.
Напоследок, я посмотрела на синеющее тело. Мысленно попросила прощения, в надежде, что его душа услышит меня. Я извинялась в этой жизни за многое, но чтобы каяться перед тем, кого лишила жизни — это было для меня в новинку.
Когда я возвращалась домой, в голове прокручивала множество вопросов. Какого это — умереть в России без имени? Какой будет последний путь невостребованного человека? Сколько людей пройдет мимо окаменевшего тела, прежде чем кто-нибудь поймет, что он мертв?
Уже практически конец мая месяца, а мое тело дрожит, словно после купания в проруби. Жадно глотаю воздух — стараюсь притормозить нарастающий эмоциональный взрыв. Клянусь всем, что у меня осталось, будь возможность все предотвратить, поменялась бы местами с этим стариком. И, тихонечко молюсь в душе, чтобы кара обошла нас стороной.
Моя мама — Филатова Жанна Олеговна, еще спала в своей комнате, когда я скидывала с себя белые балетки, на которых мелкой крапинкой, засохла чужая кровь. На цыпочках, еле дыша, я запрыгнула в ванную комнату. Перед тем как отправить вещи в стиральную машинку, я со всей силы закусила их зубами, перебарывая желание закричать. Напор теплой воды, не подарил желаемого облегчения, а жесткая мочалка, оставляла на теле покраснения и мелкие ранки. Прошло пару часов, прежде чем я закрыла винтик смесителя.
Перед глазами стоит все та же картина. Постоянно вздрагиваю, неприятное ощущение, что за мной следят. Борюсь со слезами, но это с трудом получается. Все скверные переживания раннего утра, словно тупые ножи, врезаются в память.
Пишу смс Кириллу:
Я меня проблемы. Нам нужно встретиться.
Отправляю.
Слышу несколько посторонних голосов в квартире и один из них взволнованный — мамин. Быстро накидываю на себя вещи, висевщие на змеевике и выбегаю из ванны. Удивительно. Я и не подозревала, что они могут работать настолько оперативно. Двое молодых парней, представляющих закон, уже знали, что скоро получать долгожданную звезду на погоны. Не сложно было догадаться, за кем они пришли. Их глаза загорелись в предвкушении повышения, мои же потухли тогда навсегда.
Я слышала лишь отголоски того, о чем они говорили. Но, понятно было одно: причина, по которой они оказались у меня дома, абсолютно точно, связана с жестокой расправой над мужчиной. Путей отступления не было, я их и не искала. Все в этой жизни закономерно. Даже если ты сделал что-либо, даже не намеренно, ты всегда должен быть в ответе. На секунду, я получила долгожданное облегчение.
Не поднимая глаз на мать, я прошла на кухню. Достав из холодильника крепкую вишневую настойку, я наполнила ею рюмку. Первый вопрос в голове: как? И следом второй: как же так? Делаю глоток обжигающей жидкости и чувствую, как руки заламываются за спиной, а потом и холод железа на запястьях. Все кончено. Нет, не так. Все только начинается.
— Сонечка, что происходит? — плачет обескураженная мать.
Сгорбившись, выходя из квартиры, все же решаюсь посмотреть ей в глаза. Боль, страх, ужас, безнадежность — вот, что читалось в них. Корю себя, что ей пришлось это увидеть, лицезреть. Даю долгожданную волю слезам, мысленно прощаясь со своей. Плакать легко, когда ты видишь, как от твоих действий, страдает тот, кого ты любишь. Перед тем как дверь закроется, и меня посадят в бобик, смотрю на родную и говорю взглядом: я не виновата, мама.