Наша жизнь — это всего лишь сценарий, той или иной истории. Он может быть невероятно романтичен, а может быть дешевым черновиком, в которого не вложили ни капли интереса и ни кусочка души. Листок, в котором помарок больше, чем значимых слов. Я не могу назвать себя значимым человеком, зато уверенно заявлю, что я — помарка.
Жизнь, как она непредсказуема…
Это лишь огромный сосуд, созданный самой судьбой, без возможности на исправление. И вот моя чаша, несправедливо треснута вдоль и поперек. Все, что раньше дарило мне улыбку или стимулировало на дальнейшее существование, как вода, просочилось сквозь огромные щели. И виновных в этом нет. Скульптором своей жизни, остаюсь только я сама. И в этом деле, я абсолютно бездарна.
Я не помню, когда именно допустила ошибку, но знаю точно, что допустила ее. С самого начала, мне следовало смотреть под ноги, но я решила, что этот мир мне по колено. И это колено было сломано. Я даже не задумывалась, что все зайдет так далеко — пострадало и мое сердце, а это самая больная точка для любого из нас.
Душевная боль всегда превосходила физическую. Всегда. И ты неминуемо испытываешь эту боль в своей жизни. Хоть раз, но такое случается. Это может быть детская обида, из-за сломанной любимой игрушки, а может, тяжелая утрата человека, с которым ты прожил большую часть жизни. Неважно. Мы все через такое проходим.
Непредсказуемая жизнь…
Моя судьба, не задумываясь, взяв острое перо, черными чернилами, стала писать именно черновик. Грязный и паршивый, он стал походить на затоптанный фантик. И сколько бы раз, она не старалась ставить «запятые», я ждала лишь «точки». Я хотела закончить эти каракули, чтобы начать все с чистого листа. Забавно, но у меня получилось закончить это безумие, правда в том, что концовка оказалось слишком трагичной. Слишком дорого обошелся мне этот пунктуационный знак. Черная и жирная, она поспособствовала смять мою историю в ненужный комок и отправила в мусорку. И я даже не знаю, готова ли я расправиться. Готова ли я, стать чем-то значимым и будут ли на это силы?
И, наверное…они будут.
Ну, нельзя ведь грустить вечно?
Я начну сначала. Стану новым человеком.
Только так, я смогу жить дальше.
— Именно это эссе, вы решили предоставить нам? — интересуется начальник женской колонии поселения, откладывая в сторону мои документы. — Это и есть ваши мысли, касательно дальнейшей жизни? Никаких особых планов на жизнь?
Я молчу. Да, я нарочно проглотила язык. Что я могу ответить? Я все подробно описала, как меня и просили. Так, как я действительно думаю. Что еще им нужно?
Знакомое ощущение холодного железа на запястьях, больше не пугает меня. Это стало привычным. Я сижу в просторном кабинете, напротив меня три сотрудника, черт победи какой комиссии, и все трое, хлопают своими глазками и внимательно вслушиваются в мои слова. Но я молчу. Они вызывают меня уже шестой раз, и мне абсолютно не понятно, чего именно эти люди от меня хотят.
Мои глаза опушены. Руки сложены на коленях. И из моего рта, вырывается только слабое дыхание. Я не волнуюсь. Мне не страшно. Мне все это наскучило.
Я знаю, что действую им на нервы, но мне плевать. Той маленькой, глупой девочки больше нет.
— Соня Филатова, я права? — женщина в строгом костюме, берет инициативу в свои руки. — Пойми, это слушание проводиться для того, чтобы оценить вероятность повторного нарушения закона, в случае освобождения тебя из-под стражи.
Я поднимаю на нее глаза и смотрю, как на глупое создание. И что дальше? Вы ждете раскаяния, за преступление которого я не совершала? Его не будет. Я честно отбывала свой срок, и вот он завершен. Четыре долгих года, я прожила по соседству с наркоманками и убийцами. Четыре года, я потратила на этот суровый мир, лишив себя беззаботной молодости. Что еще вы хотите от меня?
— Это ваша не первая судимость, так ведь? — женщина из состава комиссии продолжает себя надеждами.
За ее непоколебимую настойчивость, я поощряю ее коротким кивком.
Они переглядываются друг с другом — для них это большой прогресс. А мне становиться скучно. Лучше я быстрее закончу этот цирк, чем проведу в этом кабинете еще несколько часов. Так, что вы хотите услышать от меня?
Женщина поправляет очки и слегка наклоняется в мои сторону, положив локти на стол.
— Была ли веская причина, толкнувшая вас на данные преступления, или это был осознанный выбор?
Неужели никто в этой комнате не понимает, что я сижу здесь незаконно? Зачем это спектакль? Ну, если вы решили сыграть свои роли, то я доиграю свою. Так и быть.
— Я была в отчаянии, когда совершила это, — пояснила я. — Моя мама умерла, и я не понимала, что творю. Я пошла по пути самоуничтожение.
Женщина сочувственно поджала губу. Но она не жалеет меня, это всего лишь ее роль. Это игра.
— Есть ли вероятность, что вы вернетесь на этот путь, в случае освобождения? — повторяет она свой вопрос.
Меня пробивает смехом. Я даже прослезилась. Мне хватило несколько секунд, чтобы успокоиться. На их лицах читается полное недоумение, от чего хочется хохотать в голос.
— Соня, есть ли такая вероятность?
Я смотрю ей прямо в глаза.
— У меня больше не осталось родителей. И умирать больше некому. Поэтому, вероятность исключена.
***
Месяц спустя.
Лучи летнего солнца, попадают на мое лицо, а слабый ветерок колышет волосы у лица. Как же приятно. На деревьях густая, зеленая листва, рядом дорога, с проезжающими мимо машинами. Я чувствую ее. Свободу. Но теперь, она настоящая.
Провожу рукой по голове — хорошо, что в этой тюрьме меня не остригли наголо. Несмотря на суровые правила, эта колония координально отличается от «Дельфина». Я благодарила Бога, когда меня отправили именно сюда. Могу поспорить, если бы судья отдала меня в лапы Сико, то я бы сейчас здесь не стояла.
Мимо меня проходит охранник — спешит закрыть железные ворота. Прошу его закурить и он понимающе угощает меня сигаретой. Да, находясь в таких местах, трудно не нахвататься вредных привычек. Вдыхаю едкий дым. Вперемешку с чистым воздухом, он доставляет новые ощущения. Мне нравиться. В вонючих бараках, запах табака казался мне иным.
Прохожу к дороге и пытаюсь найти глазами автобусную остановку. Понятия не имею, как мне добраться домой. Я пойду пешком, если придется. Все слишком хорошо, чтобы этот факт, хоть как-то меня огорчил.
— Я свободен, словно птица в небесах, — пою себе под нос и чувствую, как расплываюсь в улыбке. — Я свободен, я забыл, что значит страх.
На душе необычайно победоносное чувство. Я поспорила с судьбой, и вышла из этой схватки победителем. И то, что я сейчас дышу этой свободой, прямое тому доказательство. К жизни за изгородью привыкаешь с легкостью, и я уже начинаю адаптироваться.
Ко мне подъезжает черный автомобиль, в котором мне уже доводилось сидеть. Именно эта машина, увозила меня из колонии «Дельфин», когда я решила, что смогу вырваться из нее. Ох, родная, я по тебе так скучала, но зачем ты здесь?
Тонированное стекло медленно опускается, и на меня смотрит знакомое лицо. Эти глаза, волосы, губы, точно такие же, как были у моего друга. Он улыбается мне, и сердце таки норовит выпрыгнуть.
— Залезай, арестантка, — командует Константин Романович, указывая подбородком на соседнее кресло. — Хочу доставить тебя домой. Надеюсь, ты не против?
Душа наполнилась теплом. Даже не думала, что меня будет кто-то встречать. Не теряя ни секунды, выкидываю сигарету и запрыгиваю на пассажирское кресло, бросив свою сумку на заднее сиденье.
Константин Романович нажимает на газ, и выезжает на широкую трассу. Из бардачка высыпается упаковка жвачки, и я невольно начинаю улыбаться. Захламлять машину — у них это семейное.
— Я с трудом тебе узнал, — признается мужчина. — Ты выросла, и теперь совсем взрослая девушка.
Я смущенно отворачиваю лицо к боковому зеркальцу заднего вида. Он прав. От той старой Сони, не осталось ни следа. Только если цвет глаз. Волосы потемнели на несколько тонов и с тех пор, хорошенько отросли. Щеки перестали быть впалыми — в женской колонии нас кормили на славу. Никаких синяков под глазами и сухих губ. Но все равно, у меня уже давно появилось желание, что-то в себе изменить. И начну я с прически, только вот доберусь домой.
— А вот вы, ни капли не изменились, — немного лукавлю я. — Все такой же свежий и элегантный.
Константин смеется. Он распознал мою лесть. На его волосах прорезалась седина, и добавилось морщин.
— Кто научил тебя так плохо врать? — говорит он плотным, чуть с хрипотцой голосом. — Я знаю, что постарел, Соня. Знаешь, все эти годы, стали для меня полным кошмаром. Постоянные суды, расследования. Ты прости меня, за то, что жалуюсь. Ведь тебе досталось больше. Даже не знаю, смог бы я такое выдержать. Но именно сегодня, я счастлив, — сделав небольшую паузу, он плавно вошел в поворот. — Пойми, я одинокий человек, потерявший всю свою семью. И то, что ты сидишь сейчас рядом, большое счастье для старика. Если ты позволишь, я буду о тебе заботиться.
Я немного растерялась от его слов. Недолго думая, ложу свою руку ему на плечо.
— Вы и так для меня очень многое сделали, — на этот раз, с особой искренностью говорю я. — Я в большом долгу перед вами. Вы стали для меня родным человеком. Вы — моя семья. Так что позвольте, ухаживать за вами буду только я.
Мужчина расплывается в ответной улыбке.
— Как прикажешь, дочка.
Я была безгранично благодарна этому человеку. Я знаю, что ему хватило сил, довести дело Германа до конца. Нет, он не смог засунуть негодяя в тюрьму, но колония была закрыта. Спустя годы, но и пусть. Константин Романович оплачивал мое жилье, пока я была в заточении. И мой лояльный срок, тоже его заслуга. Я знаю, что с ребятами все хорошо. Они писали мне. Аля дома, ухаживает за матерью и ведет блоги. Глеб ей в этом помогает. Волкова нашла новую работу, и теперь работает воспитательницей в детском саду. Даже боюсь представить, что будет с тем ребенком, который ослушается ее. А моя жизнь только начинается. Я хочу новую прическу. Новую работу. И все, что не будет связанно с моим прошлым.
Мы проезжаем мимо нужного поворота.
— Хочу показать тебе кое-что, — уточняет Константин, заметив мое недоумение. — Это ненадолго. Ты просто должна знать, где находиться это место.
Я молчаливо соглашаюсь, рассматривая окружающий меня лес через тонированное стекло.
***
Я не знаю, сколько времени мы стояли у могилы Саввы. Мраморное надгробье было усыпано свежими цветами, а черно-белое фото демонстрировало фирменную улыбку. Даже спустя годы, эта боль потери не утихла. Мое сердце откровенно болело. В глубине души я осознавала, что отцу Савве, стоять здесь, ничуть не легче, чем мне.
— Я скучаю по нему, — пробормотал Константин Романович, поправляя пушистый венок.
Боль выстреливала в меня, пулей попадая между ребер.
— Я тоже, — прошептала я, чувствуя долю своей вины.
Воспоминания вспыхнули, как в тумане и от этого судорогой сводило горло.
— Он особенно к тебе относился. Савва постоянно о тебе рассказывал. Он восхищался тобой, что было даже завидно, потому что мной, он никогда так не гордился. Я любил его. И сейчас люблю.
Я закрыла глаза, чувствуя, как немеют ноги.
— Простите меня, — вырвался писклявый стон. — Я не хотела, чтобы так все вышло. Я безумно по нему скучаю, и будь моя воля, я бы поменялась с ним местами. Моя скорбь по этому человеку, никогда не угаснет. Никогда. Я тоже его люблю. И если бы была такая возможность, я никогда бы не привела в ваш дом смерть.
На меня посмотрели отцовские глаза, полные грусти и в то же время любви.
— Это не твоя вина, Сонечка. Если спрашивать с кого, то начни с меня. Я запихал своего сына в колонию, решив, что он исправиться. Только вот исправляться, нужно было только мне. Господи, дети, простите меня, за то, что не уберег вас от этого ужаса.
Его глаза стали мокрыми. Руки задрожали и припали к лицу.
— Только одни человек виноват во всем этом, — сказала я, справляясь с душащей обидой. — Мы с вами не причем. Ваш сын, был потрясающим человеком, который успел стать моим кумиром. И он хотел, чтобы мы были счастливы. Этот маленький эгоист, всегда думал о нас.
Я остановилась, потому что горький ком вызвал слезы. Вспоминая своего друга, речь автоматически становилась трогательной.
Да уж, говорить о Савве оказалось сложнее, чем отбывать срок.
Но я продолжила:
— Знаете, нелегко быть отцом, для особенного ребенка. Вы старались и, я считаю, что вы справились. Дело в том, что из-за своих предрассудков я подвела его. Не сказала того, что нужно. Просто не успела сказать. Меня терзает то, что все могло быть иначе, если бы я чаще прислушивалась к нему. И независимо от того, слышит он сейчас нас или нет, он знает, что мы любим его.
— Соня…
— Нет, я хочу сказать, — попросила я, едва справляясь с горем. — Мой милый друг, он всегда останется в моей памяти. Такое смешной, и в тоже время серьезный, он показал мне, что не стоит огорчаться. Нужно быть сильной. Наверное, именно поэтому, я стою сейчас здесь. Его потеряли не только мы, этот мир потерял Савву. Но я знаю одно, что моя мама присмотрит за ним. А вы, присмотрите за мной. Теперь, вы — моя семья. И пусть этот случай особенный… но я не вру, Савва, — сказала я, обращаясь в пустоту.
***
Уже третью неделю, я привыкаю к своей кровати. Она в разы мягче предыдущих, но проваливаться лицом в подушку, было чем-то новым. Спать в полной тишине, это как оказаться одной на планете. Странно, но будильник пугал меня больше, чем голос надзирателя. Все ранее забытое, обыденное, стало превращаться в новинку.
Открыв глаза, я смотрю на обои, который клеили мы с папой, когда мама была в отпуске. Они выцвели, но все так же радуют глаз. Я валяюсь на своем батутной кровати, в пижаме, которая теперь больше походит на плавательный костюм, и с интересом разглядываю потолок.
Сегодня будет продуктивный день. Я пойду на собеседование. Если все получиться, то я буду продавцом обуви. Миллион качественного товара, и сопутствующий — носки. Их там море.
Краем уха, слышу вибрацию телефона — Константин Романович прислал смс. Пожелал мне хорошего дня, а я ему смайлик в ответ.
Все вроде бы налаживается, но сердце чувствует пустоту. И это понятно, потому что я потеряла дорогих мне людей. Я начинаю эту жизнь заново. Словно художник, я рисующий очередную картину, в надежде, что с каждым следующим прикосновении кисти, она станет только ярче. Так оно и есть, только мне хватает оттенков… они были утеряны, и я не знаю, где мне их искать.
***
Сегодня, я пришла домой особенно уставшая. Чашка кофе и горячая ванна не спасли положение. Работа с людьми, оказалась сложнее, чем ожидалось. А еще, мне довелось увидеть Пермакову. Екатерина была в сопровождении своего нового ухажера, быть может, даже мужа, но ее новой пассией, был точно не Кирилл. Она не узнала меня, и я не расстроилась. Будь моя воля, я бы никогда ее не видела.
Усевшись перед телевизором, ко мне на колени запрыгнул Степа — это мой новый друг. Собачка, миниатюрной породы, походила на заколдованного принца, настолько сильно живыми были его глаза. Малыш радостно встречал меня каждый раз с работы, и в его любви, было бы стыдно усомниться. Он настоящий.
Я не престала вздрагивать от звуков будильника. Но не подумайте, я не встаю в шесть утра и не начинаю пахать поле. Я восстановилась и чувствую себя практически прекрасно.
Тот прошлый мир, который должен был разбудить, почему-то погружал меня в крепкий сон. Но теперь, я не сплю. Я проснулась, я хочу насладиться этим глотком свободы.
Настенные часы показывали 23:01, когда я направилась ложиться спать, но меня перебил звонок в дверь. Аккуратно положив спящее тело щенка на диван, я прошла к двери. Кто бы это мог быть?
— Кто там? — спрашиваю я, прислоняя ухо к двери.
В ответ тишина.
Проворачиваю ключ и открываю дверь. Безстрашно, я знаю. но мне больше нечего бояться.
Мои глаза встречаются с прошлым. Человек, представший передо мной, будто знал, что застанет меня врасплох. Его глаза горели, излучая неподдельное самодовольство. Меня обдало холодной водой. Это все походило на мираж.
Он нашел меня. Нашел, как я искала нужный мне оттенок.
Его подбородок покрылся золотистой щетиной, а тело возмужало. Мышцы на руках напряглись в такт моим плечам. Он был выше меня сантиметров на пятнадцать и тяжелее на килограмм десять. Свет, попадающий на него, был довольно слабый, но даже в нем я смогла рассмотреть парня: рыжие волосы, растрепанные на челке, хитрые глаза и акулья улыбка.
Я подавила вскрик, закусив нижнюю губу. Моя картина неожиданно прибавила красок.
Незваный гость слегка напрягся. Он был взволнован не меньше моего.
— Ну, привет, наркоманка…
Больше книг на сайте - Knigoed.net