Стратум 12-В — переходный слой. Переход отмечен толстой прослойкой пепла. Поверх него найдены многочисленные ювелирные украшения — особенно заслуживает внимания фигурка сидящей женщины (см. рис. Н-67) и керамика из времён царя Ирода.
Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».
— Signore Kaun, — прорычал в трубку своего старинного телефона Энрико Бассо, адвокат и полномочный представитель Kaun Enterprises Inc. в Италии, пытаясь обуздать досаду, — per favore… Вы звонили мне вчера рано утром. Чуть больше, чем сутки тому назад. И с тех пор я не потерял ни минуты, можете мне поверить. Я не спал и не ел, а работал на вас. И всё, что можно было разузнать за двадцать четыре часа, я разузнал.
Это не вполне соответствовало действительности. Ночью — было, наверное, около трёх часов — его ненадолго сморил сон. В четыре он проснулся оттого, что его голова сползла со стопки деловых бумаг на письменном столе и стукнулась о столешницу. После этого он принял холодный душ и сварил себе два кофейника крепкого чёрного кофе. А с того момента, как проснулась его жена, она каждый час приносила ему бутерброд и всякий раз со вздохом оглядывала его кабинет.
— Si. Si. Si, — кивал Бассо. Этот американский миллионер в один прекрасный день сведёт его с ума своим нетерпением, porco dio! — Пожалуйста, подумайте о том, что мы, так сказать, имеем дело со старейшей в мире фирмой. Это вам не чахлая радиостанция или захлебнувшаяся в долгах газетёнка, это могущественный, богатый, мульти-национальный концерн. Мы говорим о миллиардах долларов. О разветвлённой сети участников, участников этих участников, опекунов, о тайных счетах в банках. Да, конечно, я опытный аудитор и эксперт. Но вам понадобилась бы целая армия аудиторов и экспертов, чтобы размотать весь этот запутанный клубок, и им пришлось бы работать годами.
Он подлил себе кофе, который был чернее ночи и крепче яда, и сделал глоток. Должно быть, вид у него был ужасный. Небритый, бледный от бессонницы, с обычными для него кругами под глазами, которые появлялись у него даже после того, как он просто засиживался перед телевизором.
И кабинет его имел чудовищный вид. Как будто здесь выгрузили целую фуру старых бумаг. Документы, акты, древние, пропылённые и пожелтевшие. Они штабелями громоздились вдоль стен, ещё не прочитанные. Разложенные по тематическим кучам на ковре — те, что он смог упорядочить. И если бы его письменный стол не происходил ещё из тех времён, когда мебель было принято делать на века, столешница уже давно прогнулась бы, а то и проломилась под тяжестью бумажных гор.
— Позвольте мне теперь перейти к сообщению, Signore Каun? Спасибо. Итак — в первую очередь, есть официальные сведения. Ватикан публикует финансовые отчёты, из которых следует, что это церковь бедных. Бюджет Ватикана составляет двести миллионов долларов в год, что, правда, не так много для центрального управления всемирной, распространённой организации с тысячами отделений и филиалов. И стоит только обронить слова «богатства Ватикана», как разразится целый хор жалоб и причитаний. Дескать, эти богатства состоят из произведений искусства, стоимость которых действительно неизмерима, но они являются общим достоянием человечества и поддерживаются и охраняются католической церковью, что, опять же, требует денег, а само денег почти не приносит. Иначе пришлось бы продать с аукциона «Пьету» Микеланджело или сдать в аренду собор Святого Петра или что-нибудь в этом роде.
Вчера, сразу после телефонного разговора с медиа-магнатом, он принялся названивать во все концы, напряг всех помощников и сотрудников, которых ещё нужно было разыскать. Это был хорошо отработанный, смазанный механизм для добычи информации о фирмах, с которыми американцу приходилось иметь дело в Италии, и много раз они выявляли для него, что тот или иной деловой партнёр давно уже не так прочно стоит на ногах, как он сам всех уверяет, или, наоборот, что некие кажущиеся иждивенцы в действительности представляют собой тикающую финансовую бомбу замедленного действия.
— Итак, официально всё выглядит вполне чисто, — продолжал он. — Управление папским состоянием находится в руках Апостольской палаты, и так заведено, начиная с одиннадцатого века. Ещё раньше этим занимался высший орган по сбору податей, наделённый судебной властью, а о том, какую роль он играет ещё и по сей день, вы можете судить по тому, что лицом, официально удостоверяющим смерть Папы, является Казначей-кардинал.
Вот и на сей раз они всей сворой накинулись на газетные и государственные архивы, в какие-то организации явились лично, прочесали библиотеки и поземельные кадастры, чтобы собрать всё, что можно выяснить легальным путём. И Бассо всю пятницу продолжал звонить во все концы, связываясь со своими осведомителями в банках, своими доверенными лицами в министерствах, своими информаторами в церковных кругах, в ложах «вольных каменщиков», в преступном мире — чтобы докопаться до сведений, которые легальным путём не получить.
— Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в официальных сообщениях всегда фигурирует только бюджет центрального управления Римской Курии. А что наряду с ним есть ещё владения Ватиканского государства — это не афишируется. А к этим владениям относится, например, недвижимость общей площадью в пятнадцать миллионов квадратных метров только в городской черте Рима. Особенно интересно становится, когда выясняешь, какое состояние Святой престол контролирует де факто. Поскольку есть не только имущество папства, но и имущество различных орденов, подчинённых Папе, в первую очередь иезуитов. У них есть доверенные лица, владеющие огромным состоянием. Ватиканские деньги вложены во французские нефтяные компании, в аргентинские газовые предприятия, в боливийскую оловодобычу, в бразильские каучуковые фабрики. Ватикан спекулирует на бирже и получает дивиденды от игорного бизнеса. Вряд ли хоть одна область хозяйственной деятельности свободна от их влияния. Другими словами, Дженерал Электрик по сравнению с Римской Курией — просто мелочная лавка.
Он вытянул бумажку, прикреплённую к доске с зажимами:
— В США сильное влияние на чёрную металлургию — US Steel, Sharon Steel, Bethlehem Steel через Manville Steel. Крупные пакеты акций General Motors, McDonnel Douglas, AT&T, Prudential Life. Bank of America, крупнейший частный банк мира, на пятьдесят один процент находится в руках ордена иезуитов. В Италии участие почти во всех электропредприятиях, нескольких телефонных компаниях, многих железных дорогах. Прямой либо косвенный контроль над Коммерческим банком, Римским банком, Сельскохозяйственным банком, Центральным Кредитным институтом, Римским Кредитным институтом, Banco Santo Spirito — название не случайность. Участие в компаниях Alitalia, Fiat и в целом списке страховых и строительных компаний. Общий капитал Immobiliare, самого крупного в Италии землевладеющего и строительного предприятия, вообще одного из крупнейших предприятий такого рода в мире — в руках Ватикана. И опять же сталь — большие связи в Finsider, который владеет итальянским рынком стали на восемьдесят процентов.
Он провёл свободной рукой по волосам, пока выслушивал ответ с другого конца провода, и посмотрел на свои пальцы с омерзением, такое на них осталось ощущение сальности и нечистоты.
— В абсолютных цифрах сказать трудно, — продолжал он. — У меня есть цифра владений Святого престола в акциях — в номинальном выражении — и участия в капитале только в Италии — это шесть миллиардов долларов. В номинальном, заметьте, а не в стоимостном выражении, и только лишь прямое владение Курии. И всего за несколько последних лет. Около тридцати пяти процентов доходов поступает из США. Около пятнадцати процентов из Германии. Там даже есть церковный налог. Нет, это означает, что государство взимает с граждан налог в пользу церкви. Деньги всевозможных пожертвований — это само собой и независимо от всего остального. И на строительство церквей государство тоже выделяет средства.
Бассо услышал удивление своего работодателя и даже улыбнулся.
— Si, signore, наисолиднейшая фирма. Наличный оборот, о каком никто другой и мечтать не может. Не говоря о том, что почти все якобы новые методы управления уже сотни лет как опробованы и введены в организациях католической церкви. Сотрудники высоко мотивированы, и если не материальной заинтересованностью, то строгими предписаниями, которые не могут быть не исполнены. А столь распространённый отказ от семейной жизни позволяет им, кроме того, полностью концентрироваться на работе и достигать очень высокой производительности.
Миллионер на другом конце закодированной телефонной линии молчал. Может быть, обдумывал услышанное и сейчас поблагодарит адвоката за проделанную работу, объявит дело законченным, и тогда он, Энрико Бассо, пошатываясь отправится в спальню, закроет окна, задёрнет шторы и остаток выходных будет спать, спать, спать.
Но Джон Каун сказал:
— Организуйте мне встречу с этим Казначей-кадиналом.
— О, — растерялся Бассо. — С Camerlengo, сейчас — это будет нелегко устроить…
— Сегодня вечером.
— Сегодня вечером? Signore Kaun, per favore — ведь суббота же!..
— Тем лучше: в выходные он посвободнее.
Джордж Мартинес обхватил руль, но никак не мог решиться закрыть дверцу и завести мотор.
— Боб, из этого ничего не выйдет. Ну как это можно сделать? Нельзя томографировать Храмовую гору. Для этого требуется плотное, замкнутое поле с, по возможности, гомогенной поверхностью и, по возможности, гомогенной структурой. В идеальном варианте — холм, на который ставишь ударник и равномерно распределяешь сенсоры. А как всё это можно устроить на Святой горе?
Машина была европейская — незнакомой ему марки, но очень удобная и с кондиционером, который пока, естественно, не работал. К неудовольствию Боба Ричардса, который сидел рядом и торопил Джорджа.
— Джордж, ты большой специалист, что касается Сотома, тут вопроса нет. И я даже думаю, что ты прав и действительно ничего не выйдет. Но мистер Каун не хочет это слышать, ты понимаешь? Он не хочет, чтобы мы поехали в город, посмотрели на гору, вернулись к нему и сказали: «Ничего не получится». Он хочет, чтобы мы вернулись назад и сказали: «Это будет трудно, и мы не знаем, удастся ли, но у нас есть кое-какие соображения, и мы попытаемся». И поэтому мы сделаем всё именно так.
— Но ничего не получится. Это я уже сейчас могу тебе сказать.
— Джордж, ты вообще меня слышишь? Говорю же тебе, как мы поступим. Сейчас поедем в Иерусалим. Ты меня там где-нибудь высадишь, где я смогу позвонить. Я хочу сказать своим, что мы ещё задержимся. А ты осмотришь Храмовую гору и подумаешь, что можно сделать.
— Но как можно что-нибудь сделать? Ты думаешь, мы сможем бомбить святую землю нашим свинцовым ядром? А там — всё святая земля!
— Я понимаю. Но что-нибудь надо придумать. По мне так давай поставим ударник хоть в палатке рядом с горой и померяем вторичные волны.
Джордж посмотрел на него, как на сумасшедшего. Похоже, здесь все посходили с ума.
— И что нам это даст?
— Ох, Джордж… — Боб вздохнул. — Смотри: мистер Каун платит за наш Сотом-2 с обслуживающим персоналом сто тысяч долларов в день. В этом году заказов было не густо, ты это наверняка заметил. Но если завтра вечером мы будем ещё здесь, то мы сможем отремонтировать крышу спортзала. А если нам удастся провозиться здесь целую неделю, то мы, кроме того, обеспечим стипендионную программу, закупим для университета новые кофейные автоматы, а библиотека сможет снова подписаться на журналы, которые из-за безденежья уже несколько месяцев не получает. Вот так всё просто.
Джордж подумал о гипотетическом железном ящике и о том, что, по мнению Джона Кауна, находится в нём. И о том, что он собирается из этого сделать. Деньги. Всё вертится только вокруг денег.
Внезапно он понял, что надо делать.
— Окей, — сказал он, закрыл дверцу и завёл мотор. — Всё ясно.
Питер Эйзенхардт лишь вполуха следил за беседой, которую вели между собой остальные, пока Каун снаружи разговаривал по телефону. Он был встревожен. Ему не давала покоя какая-то мысль, которая подходила вплотную к границе его сознания — настолько, что он почти слышал её язвительный смешок, — но в руки ему не давалась. То была какая-то мысль-заноза, которая промелькнула в полусне и исчезла до того, как он успел её осознать. Чувство беспокойства — вот всё, что от неё осталось.
Или он был обеспокоен просто потому, что его не оставляло ощущение собственной неуместности: сидит здесь, влетает заказчику в копеечку, а пользы не приносит. Он чувствовал себя в кругу остальных аутсайдером. Он не был академиком. Он ничего не понимал в истории или археологии. Он был всего лишь выдумщик.
Дверь открылась, и Джон Каун вернулся. Казалось, мысленно он был где-то далеко, пока отключал мобильный телефон и засовывал его в карман, но уже в следующее мгновение он снова был целиком здесь, посмотрел по кругу на выжидающих людей и спросил:
— Что ещё мы должны обсудить, господа?
Бар-Лев, заместитель профессора Уилфорда-Смита, поднял руку. Оба всё это время что-то обсуждали, но Эйзенхардт не разобрал из их перешёптывания ни слова.
— Ещё раз о Храмовой горе, мистер Каун. Как мне ни жаль, вы только на основании диких предположений, — его взгляд непроизвольно скользнул в сторону Гутьера и Эйзенхардта, — позволяете втянуть себя в приключение, риск которого должен быть вам очевиден. Тогда как вещи, лежащие на поверхности, вы оставляете без внимания.
Каун выдвинул вперёд челюсть — не то злобно, не то язвительно:
— И что же это за вещи?
— Мы фантазируем, кто во что горазд. Мы пытаемся влезть в шкуру путешественника во времени и разгадать его мысли. Мы роемся в истории Палестины. И только одно — то, что может нам действительно дать реальные подсказки, — так и остаётся лежать там, где мы его нашли.
Каун смотрел на него молча.
— Я имею в виду саму сумку с инструкцией, — добавил Бар-Лев, — и скелет.
Канадский профессор пыхтя выпрямился:
— Что? Значит ли это, что сами артефакты до сих пор вообще не обследованы?
Профессор Уилфорд-Смит обратился к Кауну, игнорируя вопрос Гутьера:
— Лаборатория Рокфеллеровского музея превосходно оснащена. С людьми, которые там работают, мы сотрудничаем много лет. Я мог бы составить вам научно-исследовательскую команду, за молчание которой я руку дам на отсечение.
— Вы откопали эти предметы и оставили их лежать как есть? — снова повторил Гутьер, даже слегка взвизгнув.
— Это я так распорядился, — мрачно объяснил ему Каун. — Пробу бумаги от инструкции мы отправили в США, чтобы определить её возраст радиоуглеродным методом. И мы знаем, что в челюсти скелета есть несколько запломбированных зубов с современными пломбами. Все остальные исследования пока перенесены на потом.
— Но почему, скажите ради Бога!
— Женщину можно дефлорировать только один раз, — ответил магнат. — И археологическую находку можно поднять из земли только один раз. Я хочу какое-то время иметь в своём распоряжении находку нетронутой, в девственном виде, чтобы показать её кое-кому. Вот вам, например.
— Значит, вы ждёте кого-то ещё? — спокойно спросил профессор Уилфорд-Смит.
Пальцы Кауна отбарабанили несколько тактов быстрого марша по столу, у которого он стоял.
— Сегодня во второй половине дня я полечу в Рим, чтобы провести там кое-какие переговоры. Я рассчитываю вернуться завтра утром и рассчитываю привезти с собой ещё кое-кого, чтобы показать находку в том месте, где она лежит. После этого мы всё передадим в лабораторию.
Бар-Лев помрачнел.
— Могу я спросить, кого вы собираетесь привезти с собой?
Каун посмотрел на него с улыбкой сфинкса:
— Одного кардинала, — сказал он.
Она пришла с двумя чашками кофе. Хоть она и говорила себе, что после такой ночи им обоим нужен крепкий кофе, но был ещё другой, скрытый мотив — надежда, что он не выгонит её из своей палатки сразу же. И так ей и надо, что горячий кофе обжигал ей пальцы, когда она поднималась по каменистой земле к его палатке, балансируя и тщетно стараясь ничего не расплескать. В конце концов, если быть честной, ведь именно она затеяла ссору — и она сама не знала, почему. Может быть, потому что всё ещё чувствовала себя как через мясорубку пропущенной.
Когда она вошла в палатку, Стивен сидел перед своим ноутбуком, положив руки на колени. Он лишь мельком взглянул на неё, как будто не было ничего удивительного в том, что она пришла. Он тоже выглядел плоховато.
— Ну? Написал коммерческое предложение?
Ах, проклятье! Опять это прозвучало с иронией, если не с издёвкой. Как будто она пришла продолжать ссору. Он лишь вяло кивнул на экран:
— Как раз передаю его по факсу.
Она протянула ему чашку. Ту, что была полнее.
— Вот. В качестве маленького извинения, что я на тебя наехала. Мне очень жаль.
— Спасибо. — Он взял кофе охотно, почти жадно и взглянул на неё испытующе: — Ну что, мир?
— Мир!
Компьютер пискнул, сигнализируя, что сообщение дошло до получателя. Стивен выдернул из разъёма мобильный телефон и отключил его.
— Что ты знаешь про Иисуса? — спросил он вдруг.
Юдифь от неожиданности села на его развороченную постель.
— Боюсь, что не много.
— Я тут прочесал в связи с этой темой несколько надёжных интернетовских адресов, но, как оказалось, за исключением Библии, то есть Нового Завета, практически больше нет никаких указаний на то, что он реально существовал.
— Странно. Ведь он был казнён. Разве это не должно быть где-то документально отмечено? В каких-нибудь судебных протоколах?
— Должно бы. По Евангелию казнь произошла при Понтии Пилате, и тот действительно жил, это известно. Он был римским прокуратором в Иудее с 26 по 36 год, и при нём поддерживался ужасный режим. В 35 году он учинил нападение на самаритян, их всех повырезали, после чего сирийский наместник, отец будущего императора Вителлия, отослал его в Рим, чтобы он там держал ответ. Его разжаловали, и по требованию императора ему пришлось лишить себя жизни.
Юдифь задумчиво кивнула.
— Это было на горе Газирим. Нападение на самаритян. Я смутно припоминаю. Кажется, там даже есть памятник.
— Правильно припоминаешь.
— Ах, это всё от отца. В детстве он нас замучил своей набожностью, так что я до сих пор для любой религии отрезанный ломоть. Но иудаизм очень завязан на истории, так что кое-что в памяти зацепилось.
— Странно, ты не находишь? Христианство, кажется, вообще обходится без истории. Если не считать истории жизни Христа. — Он несколько раз ударил по клавишам компьютера. На экране появился документ. — В которой есть даже относительно точные даты. Я спрашиваю себя, откуда они, собственно, известны. Итак, Иисус родился вроде бы лет за семь или за шесть до начала христианского летоисчисления. Какой-то монах в средние века просчитался, когда вводили это летоисчисление, основанное на его рождении. Примерно в 27 году он начал активную деятельность в Галилее — ему было тогда 33 или 34 года. Точнее всего известна дата его казни: пятница, 7 апреля 30 года.
Юдифь пригубила свой кофе. Его аромат перебивал спёртый запах пыли, пота и нестиранного белья, который царил во всех палатках и который сегодня она переносила с трудом.
— Интересно, — пробормотала она в свою чашку.
— Странно, правда? Человек три года странствует по всей Палестине, проповедует среди народных масс, творит чудеса — подумать только, оживляет мёртвых! А современные ему исторические описания почему-то обходят его стороной. Он чуть не поднимает народ на восстание — уж это-то, по крайней мере, должно было отразиться в римских исторических документах. Но нет ни следа. А самое странное то, что даже его сподвижники помалкивали добрых полвека, прежде чем начали заносить на бумагу, то есть на папирусы, упоминания о нём и о том, что он сказал.
— Правда?
— Самое раннее письменное сообщение о нём — это Евангелие от Марка, а оно датируется 70-м годом. Только послания Павла старше, они написаны примерно в 50-м году, но Павел никогда не встречал Иисуса, поэтому он и не пишет ничего о его жизни.
— Другими словами, ты веришь, что в письме написана правда. Что Иисус никогда не жил.
— По крайней мере, противоположное, кажется, доказать нельзя.
— Хм, — озадачилась Юдифь. — Похоже на то, будто мы ещё сделаем историю, а?
Стивен некоторое время смотрел на экран компьютера и ничего не отвечал.
— Это ещё не всё, — сказал он наконец. Юдифь ждала.
— Кроме того, я нашёл в интернете описание камеры, — продолжал Стивен. — SONY MR-01.
— А я думала, её ещё нет.
— Она появится в продаже через три года, но уже сейчас её можно заказать.
Юдифь почувствовала, как по спине у неё побежали мурашки.
— Жуть какая.
— Да. Но фишка в том, что предлагается также и модель MR-02, на тысячу долларов дороже, но, соответственно, лучше оснащённая. И я спрашиваю себя, почему путешественник во времени не взял в прошлое именно её.
Юдифь расширила глаза:
— Что-что?
— Вот, я сохранил, — он вызвал на экране соответствующий текст с картинками. — Видишь, здесь приведены особенности оснащения. У MR-02 больший, а следовательно, большей световой силы объектив. Двадцатичетырёхкратный Zoom вместо двадцатикратного у MR-01. А что меня занимает больше всего: у него корпус из магниевого сплава, а у MR-01 — всего лишь из пластика.
Райан вошёл, держа в руках записку. Эйзенхардт тайком наблюдал за этим человеком с холодными глазами. На поясе у него болтался мачете, правда, в кожаных ножнах, но почему такое архаичное оружие — нож, а не пистолет? Каким-то образом одновременно Райан казался готовым к любому насилию и угодливым вплоть до самоотречения. Как сейчас, когда он протягивал записку Джону Кауну. Эйзенхардту припомнился в связи с этим образ Игоря, слуги Франкенштейна. Только Райан не был ни горбатым, ни безобразным, а скорее походил на элитного арийца и офицера СС. Он стоял чуть ли не навытяжку, пока Каун наконец не отпустил его кивком головы.
— Они удивляются, — с ухмылкой сказал Каун, пробежав глазами записку, — но это можно понять. Не знает ли кто-нибудь из вас случайно, когда, собственно, была изобретена бумага?
— В 105 году, — сказал Эйзенхардт. Это был один из тех вопросов, о которых он специально наводил справки во время своих разысканий. — Её изобрёл один чиновник при дворе китайского императора Хо-Ти, человек по имени Цзи ай Лунь.
Каун поднял вверх листок бумаги.
— Это сообщение из лаборатории в Соединённых Штатах, куда мы посылали пробу бумаги. Они пишут, что ничего не понимают и отчаялись найти этому объяснение. Согласно химическому анализу, это современная бумага для художественной печати. Радиоуглеродный метод, в свою очередь, показал, что этой бумаге две тысячи лет.